Конец сказки - Рудазов Александр - Страница 21

Впрочем, долго и не надо. Пусть, главное, наведет ужас на русичей, пусть превратит их в стадо трясущееся.

А потом пусть возвращается в могилу.

Шатаясь, волоча одну ногу, Очокочи захромал к себе в хлев. Старший скотник уже наказал прирезать ему трех баранов – сил воскресшей твари понадобится много. Кащей отбросил ненужную более палицу, повернулся к скотнику и спросил:

– Как поживает Горыныч, Тэжэгэч?

– Почивает наш батюшка, – поклонился татаровьин. – В последнюю трапезу шесть быков изволил умять, да двенадцать коров. Вот этак вот брюхо раздуло!

– Хорошо. Пусть два дня еще поспит, а послезавтра аккуратно разбудишь. Дело у меня к нему будет.

В обеденной зале дым стоял коромыслом. Тиборский князь уж не поскупился для своих хоробров, накрыл такой пир, что столы ломились. Воеводы, богатыри и самые славные гридни уплетали за обе щеки, говорили князю здравицы и поднимали в его честь чарки и целые ковши. Сидящий на почетном месте Илья Муромец пил сразу из ендовы, и мед тек по седым усам.

Не в одном только питии было веселие. От угощения столы тоже ломились. Считаные дни остались до Великого поста, так что спешит честной люд, торопится. Наедается дичиной, пока мясоед не окончился.

Постных блюд тоже хватало, впрочем. И соленья тут тебе, и варенья. Каши вкусные, дорогие, разноцветные. Из наилучшего сарацинского пшена и из ядреной крупы, что привезли на Русь грецкие монахи.

Богатыри щедро буляхали в миски сливочное, льняное, конопляное масло. Жевали огромные краюхи белого и аржаного хлеба. Раскатисто смеялись, пересказывали байки и делились славным своим прошлым.

Были тут и братья Волховичи. Эти, правда, тихо сидели в уголке, попивали горячий сбитень и обсуждали, кто куда отправится. Время уже поджимает, пора снова в путь-дорогу. А то неровен час выступит Кащей раньше срока – так и задавит их, как лиса курей.

– Куда вначале полетишь, самобрат меньшой? – спрашивал Яромир Финиста. – На восход, али на закат?

– На полудень, братка, на полудень, – отвечал Финист. – Снова хочу до Водана наведаться, перетолковать с ним. Даст Род, чем и поможет нам.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением протянул Яромир. – Морскому Царю до нас, сухобродов, дела нет. Живы мы или мертвы – водяному племени ни жарко от того, ни холодно. Что люди по земле ходить будут, что Кащей посреди развалин сидеть.

– Попробую все же. Чем Род не шутит. Ты сам-то куда лапы направишь?

– Я-то известно куда. Мы с княжичем в Кащеево Царство, на восход, да на полуночь. К бабе-яге – родоначальнице. Авось подскажет, как уж это клятое яйцо расколоть.

– Дело нужное, – согласился Финист. – Блага вам в пути. Скатерку с собой возьмите, что мне Студенец подарил.

– Скатерть-самобранку? – удивился Яромир. – Так он же ее тебе подарил. Ты сам-то как без нее будешь?

– Да мне что, крылатому? Мне в любой корчме рады… да и любушек красных по городам хватает пока, – мечтательно улыбнулся Финист. – Не только накормят, но и в баньке попарят, и спать уложат. А у вас там леса да болота будут. Вам нужнее.

– Что ж, благодарствую, – поклонился Яромир, пряча за пазуху умную скатерть. – Выпьем с Иванушкой и за твое здоровье.

– Значит, тебе, меньшой – дорога на полудень, а тебе, середульний – на полуночь, – пробасил Бречислав. – На том и сладимся. Но вот мне, самобратья, дальний путь невмоготу, грузен стал. Я у печи останусь, в Тиборске. Дальше буду князю нашему светлому советом содействовать. Как уж сумею.

Братья его в том не упрекнули. И так понятно, что старшему их не так уже просто по свету странствовать. Бречислав старше Яромира всего-то на три года, но выглядит – словно на добрую дюжину.

И немудрено. Оборотни ведь почему вообще стареют медленнее людей? Потому что личин две. Обличья два. Покуда оборотень человек – у него человечий облик старится, покуда зверь – звериный. Хочешь жить как можно дольше – как можно чаще меняй личины.

Яромир вот обычно днем человеком ходил, ночью – волком бродил. А Финист – наоборот. Днем соколом летал, ночью – человеком гулял.

Бречислав же оборачивался пореже. Он-то еще много лет назад боярином стал, в Тиборске поселился. Бояре – народ работящий, такая уж доля у них. Не до оборотничества было Бречиславу, да и вид у него в бычьем облике зело приметный становился.

Не в стойле же ночами хорониться.

Вот прежде-то было времечко золотое. Когда князь Берендей жив был, когда летами был моложе нынешнего Глеба, когда был еще только княжичем – очень Бречислав с ним дружил. Были они тогда не разлей вода – как вот нынче Иван с Яромиром. Точно так же по лесам и полям странствовали, разбойников да нечисть гоняли, клады сокрытые искали, к бабе-яге в гости захаживали.

Потом повзрослели оба, взматерели. Помер князь Вячеслав, стал новым князем Берендей. Женился. Сынов одного за другим рожать принялся. А верного товарища к себе приблизил, первым своим боярином сделал. Вместе Тиборск поднимали, славу и достаток ему добывали.

– Цо в углу сидите, скуцаете?! – раздался зычный глас над головами оборотней. – А поцему царки пустые?! Эй, девка, а ну подь сюды, а ну подлей медовухи друзьям моим!

Васька Буслаев был уже порядком пьян и слегка пошатывался. Но еще не настолько, чтобы свалиться под стол. Буйный новгородский богатырь встряхивал кудрями, обнявшись с еще более осоловелым Иваном. Тот громко икал, глядя добрыми, совершенно телячьими глазами.

– Пошли, пошли! – дернул Яромира за руку Буслаев. – Там вон муромский дедан рецугу завел, былину о Владимире-князе говорит! Пошли, слухать будем!

Вокруг Ильи Муромца и в самом деле собралась целая ватага. Опорожняя уже вторую ендову, древний богатырь рассказывал по просьбе молодежи о заветных, давно ушедших временах. Когда еще гремели в граде Киеве княжеские пиры.

– Расцвет то был богатырского времени, – степенно вещал Муромец. – Никогда на Руси не бывало столько богатырей до, да и после уже не случалось. Сама Русь тогда расцветала бурно, ширилась во все стороны. Витязи и хоробры вершили подвиги, гоняли половцев и печенегов, стерегли заставы, охотились на нечисть и дивьих людей.

– А Кащей? – спросил кто-то из самой гущи.

– А Кащей… что Кащей? – пожал плечами седой богатырь. – Он в ту пору далеко был – и бед от него больших не было. Княжон, да царевен он и тогда похищал, конечно, сморчок похотливый, но то редко случалось. Сама Русь просто еще намного меньше была, далека оставалась от его царства. Случалось, доходили отдельные бродяги до тех земель, поражались тамошним обитателям, да и назад, за чаркой меда хвастаться. Иные и навсегда там оставались, кости складывали. Дюк Степанович вот ходил туда, окаянного Шарка-великана одолел. Могучий был волот, матерый. И Михайло по прозвищу Поток тоже ходил, в царство мертвых спускался и змея убил огромного, ползучего. А вот Колыван Иванович пошел – так совсем не вернулся, с концами исчез. Видно, больше откусил, чем проглотить сумел.

– Колывана-богатыря мы встречали! – перебил Иван. – Его Кащей в дивия оборотил!

– Поди ж ты, – удивился Муромец. – Не брешешь ли?

– Не! Вон, Яромир со мной был – подтвердит!

Яромир подтверждать не стал. Ни да, ни нет не сказал, головой мотнул только. Не хотел он про поход на Буян при всех болтать – мало ли, кто тут затесаться мог. И то ладно, что каменное яйцо покуда князю на сохранение передали – под собственной шапкой его держит.

Ивана стали просить рассказать про встречу с дивием, да и вообще о всем, что они повидали. Со всех сторон гомонили, зелено вино в чарку подливали, с медом питным мешали.

Вот зря. Нельзя их смешивать-то. Ивану от такой ядреной смеси сразу захорошело – а он и без того хороший был. Радостно крутя руками, он и принялся было вести рассказ, да получалась невнятица. Каждое слово само по себе вроде и разумно, но составлял их Иван очень уж невпопад.

– А значит было-то оно на таком дубу, что березу возьми – и не сыщешь!.. – увлеченно тараторил княжич, сам себя не слыша. – Знать, волка-то заяц не испугал, сели и съели мы пуд соли, да еще и крынкой молока закусили! А там уж тако-ое началось, что и за тридевять земель не описать!..