Конец сказки - Рудазов Александр - Страница 16

– Иди ты, – недоверчиво сказал Глеб, натягивая шапку.

Не соврал гонец. Покуда князь с дружинными скакали по торгу, навстречу бежали все новые люди. А подлетев к воротам, Глеб нашел их запертыми. Гридни, отроки и детские стояли на вежах с луками да самострелами.

Поднялся туда и сам князь. Поспешно вскарабкался по лестнице, глянул вниз – и ахнул.

Волки. Сотни волков бродили вокруг посада, скреблись в избы смердов. То тут, то там виднелись трупы – и клыкастые пасти покрылись кровью. На тех, кто отбивался, набрасывались по двое и по трое, рвали глотки.

Князь и присные смотрели на это с оторопью. Всякого они ждали, ко всему были готовы, но такого не предвидели.

С людьми воевать – оно привычно. А вот со зверьем лесным… нет, ну тоже привычно, конечно. Князь Глеб на охоту хоть и не каждый день, но ездил.

Но чтоб лесное зверье само из леса к людям вышло, да такой толпой, да словно войско организованное…

– Полисун, – чуть слышно произнес Яромир на ухо Бречиславу.

– Без него не обошлось, – согласился старший брат.

И то. Как еще это можно объяснить? Кровавая плеть Волчьего Пастыря – единственное, что может вот так управлять волками. Похоже, из всех леших он проснулся самым первым и теперь гонит на прокорм целые стаи. А те оголодали за лютую зиму, так что повинуются охотно.

– Что делать будем, княже? – пробасил Самсон. – Охоту устроим?

– Придется, – угрюмо ответил Глеб. – Седлай коней, воевода, бери собак, созывай дружину. Илью Иваныча кликни, да этих, новгородских гостей… Бову с Васькой. Башкир с поляницами дожидать не станем, а то зверье мне всех данников поест.

Сборы подзатянулись. Все-таки одно дело – просто волчья охота, забава молодецкая, и совсем другое – вот это все. Эти серые, сразу видно, улепетывать от стрел не станут, гиков и улюлюканья не испугаются.

Да и много их очень. Небывало много.

Но когда ворота наконец распахнулись, когда выехал наружу строй княжьей дружины, волки просто… отступили. Повернули головы, как по приказу, посмотрели на людей внимательно – и затрусили обратно в лес. Не стали и пытаться нападать, отказались бросаться на щиты и копья.

Какое-то время их преследовали. Потом, убив всего пятерых или шестерых – предоставили себе, вернулись в детинец.

И волки тут же начали возвращаться.

Так и шло до темноты. Волки приходили и уходили, играли в догонялки с конными витязями, грызлись с собачьими сворами. Охотничьих псов в Тиборске было куда меньше, чем явившихся серых, да и действовали звери Полисуна слаженнее.

Под приглядом гридней всех смердов, холопов и житьих людей укрыли за стенами. Князь запретил быть снаружи, покуда волки так себя ведут.

К ночи ничего не окончилось. Разве что вылазки стало делать невозможно – какая охота в темноте? Волки и так растерзали несколько дружинных и бессчетно мирного люду. Столпившиеся на улицах выли и кричали, женщины и дети плакали навзрыд.

– За грехи это нам, братия и сестрия!.. – верещала юродивая бабка. – Покаемся миром, да спадет наваждение бесовское!!!

Каялись. Молились. Крестный ход даже затеяли. Наваждение не спадало. Волки продолжали держать Тиборск в кольце. И число их только росло – с каждым часом подходили все новые, из отдаленных лесов.

– Что делать будем, святые отцы? – хмуро спросил Глеб у волхва и архиерея. – Тут что-то по вашей части, по божественной. Можете пособить?

– Не морок это, к сожалению, – ответил старик Всегнев. – Морок развеять – дело нехитрое. И не сила нечистая – с ней бы я уж управился, испепелил бы Кривды силу. Нет, обычные то волки, только влесовым духом охваченные. Велес гневается, княже. Недоволен, что богов старых отринули. Надо жертву ему принести, хоть и претит мне скотьему богу кланяться.

– Велес, старые боги, жертвы… – покривился отец Онуфрий. – Чушь свинячья. Не божьи эти волки, а прелестные. Сатаной посланы, Кащейкой, прислужником евонным. Поблазнить, прельстить племя православное, из города повыгнать страхом звериным. Не обращать на них внимания – сами и сгинут, уйдут посрамленными.

– Нет! – вскинулся Всегнев. – Велес то! Жертв требует!

– Сатана! – приблизился к нему лицом Онуфрий. – Блазнит и прельщает!

– Да что бы ты понимал, суемудр!

– Сам дурак!

Князь с воеводой стояли и устало слушали, как препираются волхв с архиереем. Перебранка становилась все громче и грозила в очередной раз выплеснуться дракой.

Слушали это и стоящие поодаль братья-оборотни. Они имели собственное мнение насчет происходящего, но высказывать его не спешили.

– Незачем лишний раз людей против леших настраивать, – негромко произнес Бречислав.

– Незачем, – согласился Финист. – Еще этой вражды нам сейчас недоставало.

– Но разобраться с ней надобно, – добавил Яромир. – Солнышко уж закатилось – пошли, братва, перетолкуем с Полисуном по душам. Он, чаю, тут недалече.

Средь заиндевелых еще елей шагал леший. Покрытый зелеными иглами вместо волос, издали он сам походил на огромную ель. Твердая его кора шуршала при каждом шаге, голова-шишка мерно покачивалась, а очи скрывались под жексткими чешуйками.

Мусаил был погружен в тяжкие думы.

– Шел, нашел, потерял… – бормотал он. – Шел, нашел, потерял… А-вой, а-вой…

Под ногами похрустывал снежок. На дворе конец лютня, обычно Мусаил в это время еще спит, третий сон видит. Просыпается только в начале, а то и середине березня, когда снег начинает таять, когда заявляет о своих правах весна.

Но в этом году она заявила о них раньше обычного. Словно извиняясь за лютейшее начало зимы, старик Мороз сделал ее окончание на диво мягким и ласковым. Все лешие уже пробудились – разве что Ледащий еще дрыхнет, ворочается в своей соломе.

Проснулся вчера и Мусаил, дух тиборских ельников. Проснулся, огляделся – и за голову схватился. Теперь вот спешил на закат – туда же, куда спешили и волки. Мусаил нет-нет, да и замечал струящиеся меж древес серые тени.

Обычно волки Мусаила слушаются. Как и все лесное зверье. Он же леший. Хозяин. Здесь, в этих краях, сильней его местников нет. Все тут – его владения, его вотчина.

Но Полисун – Волчий Пастырь. Он леший другого рода… да и вообще не совсем леший. Не над лесами голова, не над землей и деревьями, а над зверьем. Все волки русской земли – подданные Полисуна.

А волков в русской земле ой как много…

Конечно, Мусаилу они тоже подчинены. Те, что в тиборских ельниках живут. Но коли Мусаил велит одно, а Полисун – другое, волки выполнят волю Полисуна.

Вот и сбегаются по его слову, собираются со всех концов света.

– Подлец, каков подлец… – ворчал себе под нос Мусаил.

По лесу он шагал так, что ветер поднимался. Идя среди великанских елей, Мусаил сам был вровень с их макушками. Но вот вышел на опушку – и резко сократился, стал ниже былинки.

Нельзя лешему без крайней нужды по лугам ходить – тут вотчина уже полевика.

Но иначе не получается. Лесов на Руси несметное богатство, но всю землю они не покрывают. Порой приходится и полем пройти.

И хорошо еще, большой реки по пути не встретилось. Большую реку лешему особенно трудно пересечь, даже замерзшую.

Перейдя луг, Мусаил снова подрос – и на плечо ему опустился грач. Тоже, видно, из самых ранних, вчера-сегодня только вернувшихся из теплых краев.

Умная птица хрипло каркнула – и для человека то было бы просто карканье. Но леший понимает любого зверя и птицу. Мусаил услышал, где угнездился Полисун – осталось уже недалече.

А еще он почувствовал присутствие. Не лешего, не человека, не зверя. Существ, что промежду.

Перевертышей.

Бречислав, Яромир и Финист выступили из зарослей и молча уставились на Мусаила. Подстерегали, значит. Тоже его почуяли.

– Я ни при чем, – поспешил заверить Мусаил. – Никто из наших ни при чем. Полисун это.

– Да мы понимаем, – ответил Бречислав. – По Кащеевой указке, знамо дело.

– Только вот что ты с этим делать собираешься? – спросил Яромир. – Делать-то что-то нужно, согласен?