Тяжёлая вода (СИ) - "Arno" - Страница 10

С палубы его поволокли все так же ногами вперед куда-то вниз, должно быть, на среднюю палубу (по высоте трапа Джаг понял, что палуб у корабля или три, или четыре). Его внесли в темное помещение, освещенное лишь слабым огнем единственного фонаря, затем спустили еще ниже. Звякнули ключи, лязгнул металлический засов. Джага бесцеремонно кинули в еще более темное помещение.

Упал Джаг не на доски, а на что-то мягкое, но и неподатливое. Каждый человек может каким-то внутренним чутьем определить, когда он соприкасается с другим человеком. Наступает на ногу, касается руки или как-то наталкивается. Джаг совершенно точно знал, что упал на людей.

Никто не сказал ни слова, лишь недовольное мычание поднялось на несколько мгновений, но тут же затихло. Те, на кого он упал, быстро скинули его с себя, так что он остался лежать на досках.

— Вспоминай Лонзо Валенте, — бросил один из мужиков.

Дверь, через которую в помещение попадал хоть какой-то свет, захлопнулась. Послышался лязг металла, громыхнули ключи на связке, и шаги удалились, заглохнув в тишине.

Поднявшись на колени, Джаг утер лицо и попытался рассмотреть хоть что-то в темноте. Но тьма трюма была неприступна. Тогда он стал ощупывать все вокруг. Рукам попадались потные тела. Плечи, руки, головы. Даже голая женская грудь, обладательница которой тихонько взвизгнула от прикосновения.

Тут кругом рабы, — понял Джаг. — Я нахожусь на рабском корабле, который идет на острова Цепи.

Рабское помещение было душным и темным, оно пропиталось запахом пота и страха всех этих людей и тысяч рабов до них, проделавших путь через океан в этом темном трюме.

Джаг соображал медленно, но мысли неизбежно сходились к одной. Он теперь тоже раб. Посажен в рабский трюм и грузом отправлен на Цепь. Он слышал ту часть своего разума, которая готовилась завыть от ужаса, не в состоянии уложить произошедшее в голове. Но заглушить ее было легко.

Потому что в Джаге разгорался тот давно знакомый ему неутолимый жестокий огонь, который сейчас принимал несколько другие формы.

— Добрый вечер, черномазые, — сказал он. — Должен признать, вам повезло попасть в самую неприятную компанию для дальней дороги. В мою.

2. Тяжелая вода

Где-то в море-океане

Темнота рабского трюма — это все, что Джаг видел за последние дни. Поначалу его тошнило от вони и смрада сотни заточенных здесь тел. Но вскоре он к этому приноровился: блевать было, в общем-то, нечем. Рабов кормили хорошо если раз в день, объедками и испорченной, заплесневелой едой, которую уже нельзя использовать для питания команды.

Забота о рабах здесь заключалась в том, что один раз в день приходил кто-то из команды корабля, чтобы бросить ниггерам мешок объедков. Рацион различался изо дня в день, и никогда его не хватало, чтобы заполнить пустоту в желудке. Работорговцам было плевать, если за время путешествия сдохнет один или несколько рабов. Пара-тройка мертвых негров за рейс — для работорговцев запланированные убытки. Иногда кто-то из команды спускался в их трюм и спрашивал, нет ли отъехавших. Ему отвечала негритянка, знающая по авантийски — «нет, масса». Удовлетворившись этим, моряк уходил, запирая за собой дверь.

Также, раз в сутки, приходил моряк, чтобы забрать и выплеснуть за борт ведро с нечистотами. Справлять нужду рабам приходилось в специальное ведро, которое передавалось по цепочке туда, где его просили. Рабы не могли сами дойти до ведра, потому что были прикованы к своим местам. Они сидели на полу в шесть линий, каждые две линии в шахматном порядке соединялись с единой цепью, прихваченной к полу замками с двух концов, и в нескольких промежуточных точках на ее протяжении. Цепи кандалов у рабов были в длину от метра до двух, что давало им небольшое пространство для движения, но не слишком широкое, чтобы на что-то рассчитывать.

В этом плане Джаг имел преимущество. Моряки, заходившие проверять, не очень-то обращали внимание на свой товар. Им было достаточно удостовериться, что внутри кто-то есть. В темноте трюмного помещения было трудно разглядеть, негр перед тобой, или белый. А Джаг не спешил себя обнаружить. Он уже давно понял, что работорговцы не знают о нем, и такое положение его более чем устраивало. Джаг был на этом судне безбилетником. По хитроумной задумке Лонзо Валенте, о том, что среди рабов затесался белый, работорговцы должны были узнать уже в море. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать последствия такого исхода событий.

Белый раб никому не нужен. Команда могла его казнить, протащив под килем, — это в лучшем случае, — или же оставить, но если к черным рабам все привыкли, то белому в кандалах было бы обеспечено повышенное «внимание» со стороны всех моряков. Его сделали бы рабом среди рабов. Скорее всего, поставили бы чистить и выносить дерьмо за неграми. Да и вся самая неприятная и грязная работа была бы его долей. Это не считая ежедневной дежурной порции унижений как от команды, так и от негров-рабов.

Сейчас Джаг сидел в клетке. Он оказался здесь по своей воле, потому что только так мог обезопасить себя в абсолютно враждебной среде черных, полных гнева на любого белого человека. Клетка была размером примерно полтора метра на два, так что тут можно было даже спать. Запершись внутри, Джаг был уверен, что до него не дотянутся. До его решетки хватало цепи только у одного раба, вернее, рабыни — молодой негритянки, которую Джаг держал в заложниках.

Клетка располагалась в дальнем от входной двери конце трюма, и моряки, заходившие проверять рабов, никогда бы его не заметили в густой темноте. Назначение ее внутри рабского трюма было совершенно непонятно, и Джаг подозревал, что это судно не всегда было оборудовано для перевозки кабальных рабов. В предыдущей своей жизни корабль предназначался для других целей, а клетка здесь была своего рода карцером для наказания провинившихся моряков, или тюрьмой для содержания пленников. По назначению ее давно не использовали — решетки заросли паутиной, как и свисающие с потолка на гнилых болтах кандалы. Неизвестно, закрывалась ли дверь. Однако, на этот счет у Джага уже имелись кое-какие соображения. По всему выходило, что клетка была наилучшим местом для этого неожиданного помещения. И вот, почему:

Не питая иллюзий относительно настроя негров по отношению к белому человеку, вдруг оказавшемуся среди них в равном им положении, Джаг понимал, что борьба за свою честь для него начнется сразу, в первые же мгновения добрососедства, и продлится всю дорогу. В первый же день у него случилась драка с двумя крупными нигерами. Биться всем приходилось со связанными руками, Джаг много раз получил по морде и в брюхо, но и сам не слабо набил черным пятаки, пользуясь тем, что они были ограничены длинами своих цепей. Ничья не удовлетворяла ни одну сторону, и этой ночью Джаг не спал — должна была последовать попытка реванша. Так и вышло. Притворившись спящим, Джаг слышал тихие переговоры нигеров. Говорили те двое, с которым Джаг сцепился. Он не понимал их языка, но общий посыл их разговора до него доходил: смерть белым людям. Шевеление прошло по цепочке — нигеры передавали заточку.

Им не повезло с тем, что наносить удар пришлось молодой негритянке, совсем еще девчонке. И хоть своими титьками она давала фору многим взрослым женщинам, по ее круглому детскому лицу было видно, что единственная кровь, что ей довелось видеть в жизни — это та, что идет у нее между ног каждый месяц. Смелости и ненависти ей было не занимать, но навыков боя не было никаких. Джаг легко обезоружил девку и захватил в плен.

Он все продумал заранее, взвесил все плюсы и минусы, поэтому понимал сложность своего положения. Он был один. И он не мог не спать неделями. Рано или поздно усталость все равно возьмет свое. Нигеры же имели подавляющее численное превосходство. Они могли организовать, и, скорее всего, уже организовали дежурство. Пока все спят, один или двое наблюдают за Джагом, выжидают, пока тот уснет. И когда это наконец случится, они нанесут удар. Время было на их стороне. Сутки, двое или трое? — сколько может человек вытерпеть без сна? Джаг не собирался выяснять. Ему нужны были гарантии.