Королевство Бездуш. Lastfata - Суржевская Марина "Эфф Ир" - Страница 14

Он нахмурился, размышляя. А я задумалась, откуда Эш вообще знает о вчерашнем? И тут меня осенило.

– Тот парень в лесу! Это ты его послал! Вандерфилд, ты что, следишь за мной?

– Присматриваю. Чтобы не делала глупости.

– Ну да. Я же теперь сосуд с твоими чарами. Вдруг куда-нибудь сбегу!

Он досадливо покачал головой.

– Трудная ты, Аддерли.

– На себя посмотри. И вообще… ты забыл? Тебе нельзя ко мне приближаться.

– А тебе хочется, да? – голос стал вкрадчивым. Таким же голосом Эш ласкал меня под струями воды… или на кровати. Шептал, и внутри все переворачивалось. Его взгляд изменился в один миг. Вот только хмурился и тут же обжег…

Я опустила голову. Вандерфилд тоже, почти касаясь моего лица губами.

– Скажи. Ты вспоминаешь?

– Нет, – выдавила я из пересохшего горла.

Он втянул воздух возле моей щеки. Не прикасался. Лишь нависал сверху. А мне уже дышать нечем…

– Эш, не надо…

– Я всегда буду слышать твои «нет», пустышка? – как-то странно усмехнулся он.

– У нас не может быть никакого «всегда».

– Но ты вспоминаешь? – настойчиво повторил он. – Посмотри на меня. Посмотри. Пожалуйста.

Он просит? Меня? Куда делся весь воздух?..

Я подняла голову, зная, что зря. Я ведь тону в его глазах. Тону в нем. И все это совершенно невозможно…

– Вспоминаешь?

– Зачем ты спрашиваешь?

– Хочу, чтобы ты сказала.

– Я не вспоминаю, – произнесла четко, даже, кажется, твердо.

– Совсем?

Он снова тронул губами воздух возле моей щеки. Почти прикосновение… почти.

– Совсем.

Я сдержала желание провести языком по пересохшим губам.

То, как он смотрел, заставляло меня терять себя. Оставляло лишь один ориентир, один маяк и один путь. К нему… Но это запрещено. Я не переживу, если сделаю еще хуже. Вот только как остановить его? Нас обоих. Притяжение лишало воздуха и опоры, от желания прикоснуться, почувствовать, вставали дыбом волоски на теле, и кожа покрывалась мурашками.

– Ты дрожишь, пустышка, – шепнул он и снова потянул мои волосы. – Хотя слышал, тебя теперь называют иначе…

– Я не… дрожу…

– Ты мне сегодня снилась. И вчера. Каждый день.

– Замолчи…

– И в моем сне на тебе не было одежды. Даже моей рубашки. Представляешь? Хотя я был не против…

– Эш, что ты творишь?

– Я уже говорил. С ума схожу…

Мы оба, неприкосновенный, мы оба. Мы увязли по уши, и я не знаю, что с этим делать. От ощущения его тепла, от запаха льда и темноты так кружится голова. И губы я все-таки облизала, и он поймал движение темным взглядом. Еще мгновение, и мы забудем, почему нам нельзя быть вместе. Еще лишь миг – и почувствую его язык на своих губах, а руки на коже.

И это мы тоже знали оба.

Что ты творишь?

Хороший вопрос.

Хочу прикоснуться. Ощутить на пальцах ее волосы. Хочу почувствовать…

Пустышка вздрагивает и смотрит недоверчиво. Переживает. Отступает назад, и я улыбаюсь.

– Эш, хватит!

– Так мы еще ничего не делали, – отзываюсь насмешливо, а в голове уже так-о-ое… Я уже трогал ее. Я уже знаю на вкус ее губы и кожу. Аодхэн сказал, что прикосновения к пустышке – это прогулка по краю бездны, но я готов рискнуть. В конце концов, после нашей ночи мой потенциал увеличился, и если повторить, это может снова сработать! Должно сработать!

Она и правда мне снится. Когда удается уснуть.

И, пожалуй, я не скажу пустышке о вчерашнем приступе бешенства. Когда наблюдатель сообщил, что Аддерли вернулась в свою комнату, я продолжал ждать. А когда понял, что она не придет…

Проклятие, моей комнате теперь нужен ремонт, а не уборка.

И еще надо сменить этого неповоротливого наблюдателя! Бесит.

Очень медленно, почти невесомо тронул нежную шею девушки в вырезе рубашки, двинулся выше – к щеке и скуле. Аддерли рвано вздохнула, и у меня внутри все отозвалось на этот вдох. От желания уже в глазах темнеет, а ведь и правда – еще ничего не сделал. Погладил кончиками пальцев и опустил руку ниже, очерчивая контур груди и дальше – до узкой талии.

– Эш…

Как же она так произносит мое имя? Ведь слушать невозможно… сразу таки-и-ие мысли!

– Я весь внимание, Аддерли… Говори, не стесняйся. Так ты думаешь обо мне?

И погладил ее губы. Обвел, мягко сдвинул большим пальцем нижнюю. Такая шелковая… Тело вибрировало от желания большего, и я прижался, придавил девушку к стене, к краю окна. И медленно вытащил из петельки пуговицу ее жакета. Потом вторую. Отодвинул жесткую ткань. Скользкий шелк рубашки льнул к ее телу, обрисовывая изгибы. Завел ладонь ей за спину, притягивая ближе. Еще ближе… еще… Мало… не выдержав, потянул рубашку наверх, вытаскивая из-за пояса юбки и совершенно не понимая, что можно просто расстегнуть. Мне нужно… прикосновение. Лишь одно… Необходимо.

Тина дышала и вздрагивала, зрачки в ее глазах расширились. Такая отзывчивая…

– Оближи губы, – приказал ей тихо. Аддерли прижалась затылком к стене, тяжело втянула воздух.

– Эш…

– Сделай это.

Она провела кончиком языка по губам, и от этого простого движения я почти утратил контроль. Проклятие! Я утратил его, когда втолкнул Аддерли в этот чулан! Не могу ни о чем думать. Хочу чувствовать…

Дернул ее рубашку и положил ладони на бедра девушки, впечатывая в себя.

– Эш, – прохладные ладони легли на мои руки, останавливая. И я оторвал жадный взгляд от ее губ, посмотрел в глаза.

– Я не боюсь снова стать пустышкой, Эш.

Ударение на первом слове.

Он замер, тяжело втягивая воздух. В тесном пространстве чулана я снова теряла себя. И, не выдержав, оттолкнула его, поднырнула под локоть парня и выскочила в коридор, на ходу застегивая жакет. Сердце рвалось из груди… Оглядываться не стала.

Наступившая зима принесла с собой и новые проблемы. Дома меня ждали плохие новости: дяде стало хуже. В одно морозное утро он не смог подняться с постели и лежал, стискивая зубы от боли. Лишь глянув на его лицо, я снова натянула куртку и бросилась за лекарем. Тот выписал новые лекарства, которые продавались лишь за оградой, отделяющей богачей от жителей Котловины. На оплату нескольких склянок ушли почти все деньги, полученные от Вандерфилда. И те, что он сунул мне на реке, и те, что я получила за месяц работы поломойкой. Я отдала сины не задумываясь, лишь молилась, чтобы снадобье помогло. К счастью, уже на следующий день дяде заметно полегчало. Ушла синева, траурной каймой очертившая губы и напугавшая меня до темноты. Он даже смог сесть и выпить кружку бульона. И все твердил, что не надо так волноваться, что он в полном порядке, просто немного устал… А вот выспался – и снова готов работать.

Тетя тихонько всхлипывала, а я мрачно рассматривала бутылочки из синего стекла. Врачеватель сказал, что это средство – вытяжка из яда грядной твари, красного жалохвоста, что оно поможет, вот только принимать надо долго, не менее полугода. Моих денег хватило на оплату лишь месячного курса. А значит, надо что-то придумать и найти недостающую сумму.

В академию я возвращалась в раздумьях. Я смогу писать больше докладов для других студентов. Помимо Эрика есть и другие желающие заплатить сины и отправиться на вечеринку или прогулку вместо библиотеки. Я могу спать меньше. И как раньше питаться утренней кашей и творожной запеканкой. Ничего, я сильная, я выдержу! А каждый заработанный син нужно откладывать на лекарства.

К осуществлению своих планов я приступила немедленно. Теперь мой плотный график стал еще насыщеннее. И я снова порадовалась, что теперь у меня нет ни минуты времени, чтобы думать о Вандерфилде.

Мы по-прежнему пересекались на уроках Аодхэна, и порой я ловила на себе тяжелый взгляд. Но сама упорно отворачивалась. Все в прошлом… и мне надо думать лишь о том, как продержаться этот год.

Единственное, на что я тратила полчаса в день – это прогулка к хозяйственной башне Лизы. Но делать это я стала на рассвете. Во-первых, кроме меня в академии не было желающих вставать в пять утра, так что я могла не опасаться очередного нападения или слежки. А во-вторых… я боялась, что кто-нибудь увидит того, кого я навещаю.