Бесс-фракиец (СИ) - Морозов Алексей - Страница 18

— Отомстить? — переспросила Венари, опустив острие копья. — Но как? Врагов целая свора, а ближайшие союзники — в море, на "Танатосе". Они не видят, что творится на берегу. Бесс попал в лапы римлян живым, и я должна вызволить его, но…

— Я… возьму римлян на себя… а ты… выручишь Фракийца, — уверенно произнес Зэмба, перебарывая слабость от полученных ран.

Девушка вопросительно взглянула на него.

— У тебя есть факел, — сказал нубиец. — Я… устрою пожар. Это отвлечет римлян… и… станет сигналом для Брута.

— Это верная смерть, Зэмба. Серые изрубят тебя на куски.

Чернокожий отнял ладонь от бока, открывая страшную рану, истекающую кровью, и обнажил свои белые зубы в невеселой усмешке.

— Я итак уже труп, госпожа. Заберу с собой напоследок побольше римских собак.

Мерцающий свет лампиона играл бликами на неподвижном лице связанного пирата. Фракиец лежал на полу с закрытыми глазами. В сознание он не приходил.

Менидий откинул с головы капюшон своего плаща и глубоко вздохнул, тыльной стороной ладони вытирая пот со лба. Что ни говори, а фракиец заставил их изрядно попотеть, прежде чем снадобье подействовало как следует. И всё же шпион префекта провинции был чрезвычайно доволен собой: Бесс Фракийский, гроза Лазурного моря, бич латинских мореплавателей и торговцев, легендарный преступник и враг Империи, наконец-то оказался захвачен живьем. То, с чем никак не могли справиться ни флот боевых трирем, ни целые когорты легионеров, ни даже, мать ее так, преторианская гвардия, удалось осуществить лазутчикам префекта — простым ребятам в серых плащах. Ребята, правда, хоть и простые, но опытные: среди них и ветераны-эвокаты, которые, отслужив свой срок в легионе, продолжали кормиться с меча, и разномастные наемные варвары, готовые ради римского золота на всё, и охотники за рабами, ведомые известно каким шкурным интересом. А во главе этой разношерстной команды стоял он, фрументарий Менидий Агрикола, скромный слуга populi romani, сумевший однажды внедриться в Береговое Братство и не упустить своего шанса, который представился столь внезапно.

Надо было очень постараться, чтобы подготовить и провести такое дело в кратчайшие сроки. Успеть оповестить префекта, убедив его поручить это дело себе. Потом встретить пирата на берегу, перехватить и тихо устранить его разведчиков руками наемников. Заранее незаметно приправить вино Кассандра сильнодействующим зельем, какое только могли предоставить египетские врачеватели. И, наконец, захлопнуть ловушку, разом накрыв как контрабандистов, так и пиратского вожака. Да не с солдатами в железе, а с отрядом испытанных людей с клинками, спрятанными под неприметными одеждами, дабы не спугнуть ни пиратов, ни местных контрабандистов раньше времени. Вот это Менидий называл высшим уровнем шпионского ремесла.

Он покосился на укрытые плащами тела своих людей, зарубленных фракийцем, которые лежали тут же, на ковре вдоль западной стены. Да, победа далась кровавой ценой, но тем она и дороже, тем она и слаще, думал шпион. Теперь оставалось только дождаться доблестных вояк в сверкающих лориках, во главе с центурионом Фульвием Макром, которые доставят пленного пирата прямиком в руки Римского наместника. И тогда уже можно будет не сомневаться, что награда, обещанная за голову Бесса, непременно найдет своего героя.

В углу комнаты послышался шорох. Шпион ухмыльнулся: скупщик Кассандр начал подавать признаки жизни, а значит найдется чем скрасить ожидание. Менидий подошел к нему.

— Ну как, очухался, Меченый? — спросил шпион, возвышаясь над связанным скупщиком во весь рост. — Вот и пришел конец твоей удаче, пособник пиратов. Да и жизни твоей — тоже. Клянусь Юпитером, завтра же к вечеру висеть тебе на кресте рядом с Фракийцем! И ты сам в этом виноват: префект еще мог бы прикрыть глаза на твои скрытые доходы, на мелкие нарушения законов и даже на торговлю контрабандным товаром. За всё это ты мог бы отделаться куда более мягким приговором — каким-нибудь изгнанием или рабством. Но связавшись с заклятым врагом Рима, ты сам себя обрек на мучительную смерть.

— Да, ты прав: я сам виноват в своем падении, — прохрипел в ответ Кассандр, сплюнув на ковер. — Но не потому, что вел дела с Фракийцем, а потому, что, как выясняется, хреново разбирался в людях. Тебя, гаденыш, мне следовало удавить давным-давно. Дал я на старости лет слабину. Слишком уж доверился тебе после той истории со спасением Фарнака из Берегового Братства, не почуял подвоха. А ведь мог бы… Но, клянусь богами, ты еще получишь свое, грязный предатель!

Шпион ударом ноги в лицо заставил скупщика замолчать. Тот застонал, пустив из носа на подбородок кровавые пузыри.

— Предатель? О, как же ты ошибаешься, — заговорил Менидий, недобро ухмыльнувшись. — Я всегда был верен своему делу. А дело мое — искоренять врагов Рима внутри Империи, так же, как доблестные легионы сдерживают врагов внешних у ее границ. И сегодня для меня настал поистине великий день. Посуди сам: пиратский триерарх и его главный пособник в Александрии попались живьем в руки Римского правосудия. Это ли не радость, Меченый? Это ли не лучшая награда для человека моего призвания? Это ли не повод возблагодарить богов?

Менидий сопровождал свои слова беспощадными ударами, которые отвешивал скупщику с остервенело-мстительным злорадством. Когда он прервал избиение, лицо контрабандиста уже трудно было узнать: почти полностью заплывший левый глаз, в кровь разбитый нос, распухшие скула и челюсть. Казалось, скупщик снова потерял сознание или даже отошел в мир иной, однако когда шпион приподнял его голову за волосы, Кассандр дернул кадыком, закашлялся, а потом разразился проклятиями в адрес своего мучителя.

— Пусть боги покарают тебя, имперский прихвостень! Пусть настигнет тебя десница возмездия! Пусть твой яд отольется тебе во стократ, род твой иссякнет, имя сотрется из памяти людской, а останки растащат стервятники!

— Ты смеешь грозить мне карой богов, варвар? Мне и моему роду? Мне?! — Глаза шпиона полыхнули гневом. Взыграла италийская гордость.

— Я заставлю тебя замолчать, Меченый! Раз и навсегда! — Вскричал шпион, и острый гладий мгновенно покинул ножны, войдя в незащищенную грудь Кассандра по самую рукоять. Опьяненный яростью, вновь и вновь наносил Менидий проникающие удары в грудь и живот пленника, пока наконец не понял, что колет уже мертвое тело. Не меньше дюжины ран зияли на трупе, лужа крови под ним разрасталась на глазах. Только тогда шпион поднялся, мало-помалу приходя в себя. Полой плаща вытер лицо от кровавых брызг, отчистил и вложил в ножны клинок. Теперь к нему пришло понимание: только что он лишил себя награды за поимку главного александрийского контрабандиста. Оплошность, недостойная мастера-лазутчика.

"Плевать! — размышлял шпион. — Никто не смеет оскорблять Менидия Агриколу безнаказанно. К тому же, свидетелей нет, а значит, для всех скупщик убит при оказании сопротивления. Получу награду за живого пирата, да и небольшой довесок — за мертвого скупщика — от меня никуда не уплывет…"

Менидий снял путы с мертвеца и положил рядом с ним клинок одного из своих убитых людей. Плевать, что Кассандр давно уже не носил при себе оружия, о чем шпион прекрасно знал, ибо находился рядом с ним на протяжении последних двух лет. Всё равно никто не станет расследовать одну-единственную смерть в череде множества других, случившихся в эту ночь. Доблестный центурион Фульвий Макр выдающимся умом не блещет и поверит любому сказанному слову, ну а префект провинции Квинт Осторий предельно ясно дал понять, что его интересует в первую очередь именно Фракиец, а не его окружение. Так что лазутчик Агрикола снова на коне: обыграл всех, кого только можно.

Менидию было не привыкать ходить по острию. Знающий девять чужеземных наречий, а также нравы и обычаи варваров разных племен, он был, пожалуй, одним из лучших фрументариев — лазутчиков Рима. Здесь, в Александрии, им было раскрыто немало тайн, и множество врагов Империи сгинуло благодаря его стараниям. Однако была у него одна маленькая, но значительная слабость, непростительная для шпиона, но такая естественная для уроженца Апеннин: непомерная гордыня. Несмотря на плебейское происхождение и, в общем, не самое благородное ремесло, ради защиты своего честного имени Менидий был готов пойти на всё. Именно так он понимал свой virtus, кодекс римской доблести. Именно поэтому его мстительного духа побаивались даже многие знатные граждане Империи. Именно поэтому он в свое время, натворив немало жутких дел в метрополии, был вынужден перебраться в Александрию. И поэтому же он не продвигался вверх по служебной лестнице вот уже несколько лет.