Прыжок во тьму - Ветишка Рудольф - Страница 12

Я слышал, как одна женщина на кладненском вокзале говорила: «Понимаете, я всегда была против войны, но уж если оккупация, если стать перед фашистами на колени… Нет уж, тогда я готова, чтобы и мой единственный сын пошел защищать родину».

В обкоме КПЧ жизнь била ключом. Ежедневно сюда приходили не только рабочие, но и резервисты из воинских гарнизонов. Все нуждались в советах: что делать, как следует вести пропаганду среди военнослужащих. Ежедневно приходили в секретариат Юлиус Фучик и Олдржих Беран, которые вели пропагандистскую работу в Кладно, в том числе и в казармах.

Такие контакты были очень важны, они укрепляли связь партии с рабочими заводов, с крестьянами и солдатами, коммунисты получали точные сведения о настроении масс. Не все сообщения радовали. Солдаты жаловались, что нет достаточного количества боеприпасов, требовали организовать подвоз боевой техники и других необходимых материалов. Людей тревожило, что склады оружия и снаряжения закрыты. Они требовали устранить недостатки и прежде всего оказать давление на правительство, с тем чтобы ускорить доставку военных материалов на боевые позиции.

Компартия не оставляла эти голоса без внимания. К правительству, к государственным учреждениям она вновь и вновь предъявляла требования: полностью вооружить армию, не капитулировать, воевать.

Поступали тревожные сообщения от рабочих: на заводах и шахтах по приказу сверху мобилизация проводится не так, как это было необходимо, чувствуется непоследовательность, половинчатость, меры принимаются недостаточно решительные.

Как-то в конце сентября 1938 года в секретариате КПЧ собрались коммунисты кладненского гарнизона, польдовские металлисты, шахтеры из Роновки и других шахт. Говорили о положении в стране, о продолжающейся капитулянтской политике Франции и Англии. Слово за слово, и тут вдруг кто-то крикнул роковое слово: «Измена!» «Неужели нам хотят втереть очки мобилизацией?» «Сволочи, низкие твари!» — отвел кто-то душу, и тяжелый кулак с грохотом упал на стол. «Свернуть им шею, ничего другого они не заслуживают».

О том, каких масштабов достигло к тому времени недоверие правительству и правительственным партиям, свидетельствует такой случай. Однажды меня разыскал советник полиции в Кладно Женишек. В ходе разговора он между прочим заметил: «Я имел возможность следить за работой КПЧ и знаком с действиями правительства, противоречащими интересам народа. Теперь я пришел к выводу, что положение правительственных партий и правительства катастрофическое, поэтому я охотно помогу вам, пан секретарь».

Представителям социалистических партий — социал-демократам и национальным социалистам — оставалось только одно: выжидать, чем все кончится. «Лишь бы идти не с коммунистами!» — призывали они. «Пережили Австрию — переживем и Гитлера!» — говорили другие в свое оправдание. В этом заключалась трагедия народа: рабочие, крестьяне, служащие, прогрессивная интеллигенция искали и нашли совместный путь, но руководство социалистических партий даже в последний момент этого пути не отыскало.

Опасения, возраставшие день ото дня, подтвердились.

Правительство пренебрегло волей народа. Оно приняло позорное Мюнхенское соглашение. Капитулировало.

Как только мюнхенский диктат вступил в свою силу, немцы начали захватывать пограничные районы (кое-где еще до Мюнхенского соглашения).

Политбюро заседало непрерывно. Оно следило за развитием событий и принимало все меры к тому, чтобы помешать капитуляции, предотвратить катастрофу.

После получения сообщения о капитуляции руководство партии поставило на повестку дня один вопрос: как партия должна поступить дальше? Выдвинуть ли лозунг о захвате власти или избрать путь отступления и готовить народ к суровой, длительной и тяжелой борьбе?

Это было очень ответственное решение.

Каждому члену Политбюро предстояло высказаться по этому вопросу. В это время мне приходилось ежедневно ездить из Кладно в Прагу. На заседание я прибыл с запозданием. Товарищ Готвальд обратился ко мне: «Мы обсуждаем вопрос, призвать ли народ к захвату власти или избрать тактику отступления? Все члены Политбюро уже высказались. Каково твое мнение?»

После минутного размышления я ответил: «В данной обстановке, которая возникла теперь, после капитуляции, мы не можем призвать народ к захвату власти. Сейчас мы должны выбрать путь отступления». «Это значит, что Политбюро единодушно в своем мнении», — сказал товарищ Готвальд.

Возмущению народа по поводу принятого правительством решения не было предела. Однако призывать к захвату власти в то время, когда фашистская армия при молчаливом согласии западных союзников двигалась по нашей земле, когда войска стояли уже под Мельником, под Лоунами, под Раковник, под Плзнем, под Остравой и Брно, было бы равноценно поражению и подрыву сил народа, необходимых для дальнейшей борьбы.

История подтвердила, что это решение, несмотря на тяжелую борьбу, которую пришлось вынести на своих плечах партии и народу, было правильным.

Фашистские войска захватили значительную часть земель Чехии и Моравии. Империалисты западных союзников разоружили нас, отдали на растерзание Гитлеру. Притом лицемерно кричали и ныне еще кричат: почему, мол, мы не сопротивлялись?

После того, как всех облетело страшное известие об оккупации пограничных районов, рабочие и шахтеры вышли на улицы Кладно. Партия возглавила их и призвала к суровой и упорной борьбе против фашизма.

Рабочие организовали мощную антиправительственную демонстрацию, гневно обличая в вероломстве западных союзников. У казарм к ним присоединились солдаты.

Наступили тяжелые дни. Тысячи и тысячи чешских беженцев из захваченных районов прибывали в Лоуны, Раковник, Кладно и другие города. Правительственные органы и тут оказались бессильными, они не сумели организовать помощь этим людям, которых сами же ввергли в катастрофу. За дело взялись коммунисты. Они самым активным образом организовывали помощь беженцам из пограничных районов.

В Кладно собрался Комитет действия Народного фронта. Что делать? Как быть дальше? Секретарь социал-демократической партии Самек заявил: «То, что произошло, — абсолютный крах всей двадцатилетней политики социал-демократии». А Муна продолжал: «Что делать дальше, пусть скажут коммунисты. Мы не сумели вовремя найти дорогу к сотрудничеству с ними, в этом все несчастье, в этом причина катастрофы нашего народа». Национальные социалисты отмалчивались. Сколько энергии потратили политиканы национально-социалистической и социал-демократической партии на то, чтобы изолировать коммунистов! «Найдем ли мы хотя бы теперь в себе достаточно сил, чтобы сделать правильные выводы из своих ошибок? — спрашивали рядовые члены этих партий. — Найдем ли мы достаточно воли, чтобы объединить все силы для совместной борьбы за освобождение народа?»

Коммунисты не питали иллюзий по поводу этих речей. Уж очень хорошо знали мы руководителей этих партий.

От имени коммунистической партии в Комитете действия я заявил, что борьбу против немецких фашистов и за независимость народа необходимо вести в новых условиях: еще больше укреплять боевое единство, организовывать помощь беженцам из пограничных районов.

Партия готовилась уйти в подполье. Мы собрали в Крочехлаве последний большой актив коммунистов. На нем выступал товарищ Шверма.

Капитулянтское правительство объявило о роспуске партии. Но к этому партия была уже готова, полиция при обысках ничего не обнаружила. Сразу нашлись и нежданные помощники, которые симпатизировали патриотам-коммунистам. Полицейский советник Женишек пообещал нам: «До тех пор, пока это будет в нашей власти, своевременно предупрежу вас об опасности». И, как мне стало известно, он приказал перед приходом фашистов уничтожить весь архив о коммунистах.

Мы обеспечили бесперебойность работы райкома партии и его секретариата в условиях подполья, полностью снабдили его техническими средствами и финансами. Первым секретарем Кладненского подпольного райкома был назначен товарищ Томашко.