Полтора метра счастья (СИ) - "AlmaZa" - Страница 57

— Судя по трудности, оно очень важное. — Химчан задумался о чем-то, возможно, до сих пор погруженный в попытки решения задачи, потом вернулся ко мне из сложных головоломок. — Некоторое время назад мне надо было пробить информацию об одном человеке. Ты же знаешь, я могу взломать любую базу данных, для меня нет запертых виртуальных дверей. — О да, я знала и это, и то, что с электроникой у него вообще разговоры на «ты». Его умения я сполна оценила во время совместного проживания, у нас никогда ничего не бывало сломано дольше, чем один день. Всё всегда тикало, шло, включалось, варило, светило, зажигалось. От розетки до процессора, Хим за считанные минуты, если не требовалось купить испорченные детали, приводил все механизмы и системы в надлежащий вид. Я не знала такой проблемы, как вызвать мастера или дожидаться, когда мобильный вернут из сервисной службы. Муж с золотыми руками и головой — это чудо. — Разве что в электронном виде информации нет, или же она стёрта изобретённым мною же около десяти лет назад способом. В те годы, когда я нанимался киллером и хакером, я для многих людей совершал за деньги подобные изъятия сведений, безвозвратные. По глупости, я забыл изобрести способ восстановления всего, хотя бы для самого себя. И вот, представь, ища теперь информацию об этом типе, я сталкиваюсь с явными следами своего присутствия. То есть, в прошлом, когда-то, я сам всё о нём уничтожил, по его или чьей-либо ещё просьбе, в смысле, по заказу. Но столько людей прошло передо мной за те пять лет, что я жил преступной жизнью, что я не могу вспомнить, кто бы это мог быть? Я всегда надеялся на свою память, но она оказалась не безупречной.

— Хим, никто бы не вспомнил, что было десять лет назад! Столько всего произошло с тех пор…

— Да, но если бы я вспомнил всех, кто были моими заказчиками, то и искать бы ничего не пришлось, сведения появились бы сами собой. По-другому никак не получится, мы с парнями не знаем, где ещё искать концы этого человека. У него столько имён и документов! И все фальшивые.

— Что это за Билли Миллиган* такой?

— Да так, один наёмник, убийца, мошенник, опасный бандит. Без прошлого. Но никто ведь не берётся из ниоткуда, верно? Прошлое есть у всех.

— Но не всем хочется его сохранить, — тихо заметила я. Хим погладил меня по голове и поцеловал. Я не просила его стирать моё прошлое, но он умел это делать. Рядом с ним я не помнила сиротливое детство и юность проститутки, не помнила сотню клиентов, не помнила побои Ти Сола, унижения, холод зимней улицы и голод по вечерам, на кухне ветхой квартиры, где мы с Джело заваривали лапшу быстрого приготовления, одну на двоих. Что бы мне дало, сожги я свой паспорт и удали строчки в полицейской картотеке, где я была на учёте когда-то? Ничего бы не изменилось, если бы не появился вот этот крутой мужик, под чьим взглядом я моментально забываю всё плохое.

Он осторожно переложил меня на мою подушку и резко выбрался из-под одеяла, взял спортивные штаны, залез в них, уворачиваясь от завертевшейся вокруг него Тени, натянул водолазку, сверху накинул спортивную куртку и, застегнув её почти до носа, направился к выходу, захватив поводок, следом за которым добровольно потянулась собака.

— Ты куда? — приподнялась я, высовывая только голову.

— Сладкого, так сладкого. Сбегаю за пирожными и вернусь.

Посчитав эгоистичным и несправедливым выгнать мужа на холодную улицу и валяться дальше в комфорте, я нехотя спустила ноги на пол, леденящий даже сквозь носки, добралась до тапочек и принялась заваривать чай. Подобранный в середине лета котёнок нами так и не был никуда пристроен и, заимевший гордое имя Бенджамин, в честь стодолларовой купюры**, чтобы всем нравиться, жил в содружестве с Тенью, регулярно захватывая то нашу обувь, то одежду, чтобы свернуться там клубком, как сейчас на моих тёплых штанах. Успев включить электрический чайник, я начала подмерзать и зарылась по пояс в шкафу, в поисках какой-нибудь домашней толстовки. Обнаружив поношенную, светло-синюю, химовскую, а не мою, с аббревиатурой NYC***, я влезла в неё, с облегчением заметив, что руки утонули до кончиков пальцев, достала две больших кружки, парных, розовую и фиолетовую, по кругу которых шла одинаковая надпись «romanticism vs realism» — романтизм против реализма. Купила в прошлом году в магазинчике всяких мелочей через два квартала отсюда, влюбилась в смысловую ценность и притащила в нашу семейную крепость. Хим тоже одобрил, просияв, когда прочел первый раз. Из-за своей любви к чаепитию, мы с Химом вообще оригиналы среди соседей, коренных, если можно так сказать, американцев (коренные, всё-таки, индейцы, а ими бабушки европейской внешности точно не являлись), среди которых не у каждого и чайник-то найдёшь. В Штатах пьют в основном кофе, а чай в большинстве случаев в виде ice tea. Какие же тоскливые и отвратительные у них, наверное, домашние зимы! Как можно без огромной горячей кружки? Кофе-то столько не выпьешь.

Пар валил из носика самостоятельно выключившегося чайника, когда я вышла из ванной, умытая и почистившая свои пёрышки. Залив кипятком пакетики в кружках, я услышала на лестнице шаги, насыпала корм потянувшемуся Бенджи, после чего он спрыгнул со стула и побрёл к миске. Дверь открылась и Хим, скинув кроссовки, которые не очень любил — предпочитал строгие ботинки, — подошёл ко мне с коробкой с прозрачной крышкой, манящей четырьмя свежайшими пирожными с заварным кремом. Наклонившись, чтобы поцеловать меня в щеку, он сунул мне коробку в руки. Его щека была морозной, и я задорно взвизгнула.

— Ты холодный!

— Конечно, там градусов восемь. У меня и руки такие же, — протянул он их к моей талии, грозясь забраться под толстовку. Я опять закричала со смехом, отбиваясь. На распаренную утренним душем кожу такие касания ложились очень чувствительными. Опять меня возненавидят соседки за шум. Тайные поклонницы вежливого молодого азиата, поселившегося за стенкой, они определенно плохо относились ко мне из ревности, что проявлялось в кислых минах при приветствиях и игнорировании, когда я просила придержать подъездную дверь, неся пакеты из супермаркета.

— Ай, не надо! Хим, ну ладно тебе, в следующий раз я готовлю завтрак, хорошо? А-а! — Добрался он до моего бока и я, осознав всю самоотверженность его прогулки, была спасена от пыток, Хим вытащил ладони и положил их поверх ткани. Защекоченная и смеющаяся, я отложила пирожные и обвила Хима за шею, привстав на цыпочки. — Я люблю тебя, лучший на свете мужчина.

— Давно ты мне этого не говорила. Дай-ка подумать… было тепло и не нужно было об кого-то греться?

— Раскусил. Человеку нужен человек. Как обогреватель, доставщик и официант, — кивнула я.

— Я тогда тебя тоже люблю. Как повара, горничную и прачку.

— Справедливо, — печально и смиренно повела я плечами, но тут же улыбнулась и Хим засмеялся.

— Пошли пить чай в постель, — скидывая куртку и всё остальное с себя, указал он на кровать. — И просто любить друг друга, как человек человека.

— Потому что как мужчина женщину сегодня не получится? — поставила я на поднос чашки и выпечку, подождала, когда Химчан заберется под одеяло, поднимет нам подушки, и тогда полезла к нему. Он покачал головой, как бы показывая, что ему это не принципиально. Взяв пульт от телевизора, он включил его. — Слушай, ну какой-то стариковский выходной у нас сегодня. Два мёрзнущих одиноких существа без секса. Всё, дорогой, старость!

— Это называется осень, — обнял он меня за плечи. — И ничего мы не одинокие. Хочешь, поедем к Рин с Дэниэлом?

— Не, я и так обещала вечером погулять с Джейдой и моим будущим крестником. Санха работает в ночную смену, и им там скучно. Поедешь со мной?

— Лучше поработаю немного.

— Над тем загадочным типом?

— Да, пока я не пойму, кто это — вряд ли успокоюсь. Мне показывали его фотографию — лицо ни о чем не говорит, я никогда не видел такого, но кто-то же попросил меня когда-то стереть всю его биографию?

— Хочешь, я останусь и помогу тебе чем-нибудь?