Офелия (СИ) - Семироль Анна - Страница 43

Леонарду Палмеру эта идея не нравилась. Он открыл рот, собираясь строго отчитать сына и отправить его в свою комнату, но тут Вайнона Донован задумчиво произнесла:

- Мистер Палмер, а ведь это может быть действительно интересным. Правила выставки не запрещают совместных выступлений. И если получится сделать парный танец, мы будем оригинальны – а это очень весомый аргумент для победы!

Отец отшвырнул газету, резко поднялся со скамьи:

- Вы понимаете, о чём просите? Чтобы я позволил собственному сыну лезть в воду к оттудышу…

- Нет! – замахал руками Питер. – Ты всё не так понял! Я буду танцевать перед Офелией. Там, где обычно стоит миссис Донован. Я буду на суше, а она – в воде. Офелия будет повторять за мной. Мы уже так играли много раз.

Мистер Палмер и тренерша переглянулись. Питер стоял между ними, сжав от волнения кулаки. «Если не разрешат… если отец не позволит, я зря живу, - в отчаянии думал он. – Я должен защищать Офелию. У неё нет никого, кроме меня. Я не могу защитить Йонаса, но ей я обязан помочь. Ради него, ради моего лучшего друга». Секунды капали, как вода с волос русалочки. Офелия смотрела на Питера, покачиваясь в воде. Вечернее солнце вспыхивало на серебристой цепочке, что удерживала русалку за шею.

- Пап, я сейчас! – воскликнул мальчишка. – Я покажу!

Он умчался в дом, и через две минуты вернулся с музыкальной шкатулкой миссис Палмер в руках. Завёл её, открыл крышку и поставил на край перед Офелией.

- Смотри, - тяжело дыша, сказал Питер, показывая на игрушечную пару, кружащуюся на пружинке под незатейливый нежный мотив. – Смотри. Это Питер, это Офелия. Как будто. Как кукла и деревянная лошадка, помнишь?

Конечно, Офелия помнила. Лошадку она вернула Питеру, а пупса оставила себе и периодически плавала с ним, ловила для него стрекоз и брала с собой к цветущим кувшинкам. Офелия кивнула и открыла рот.

- Улыбается, - удивилась миссис Донован. – Она улыбается!

Питер присел на корточки, улыбнулся русалочке.

- Офелия, это танец. Так делают люди, да. Я хочу танцевать с тобой. Офелия и Питер, - повторил он ещё раз, указывая на фигурки в музыкальной шкатулке, и попросил: - Покажешь мне, как ты умеешь? Пожалуйста.

Она задумалась. Указала на себя, потом на мальчишку. Медленно повернулась вокруг самой себя – и Питер повторил за ней на берегу. Взрослые молчали. Вайнона Донован поставила пластинку с вальсом с самого начала. Русалочка грустно поникла ушами, но Питер сказал:

- Я с тобой. Питер и Офелия. Друзья. И мы танцуем. Научи меня.

Он склонился над водой, не взирая на грозный окрик отца, потянулся к Офелии. Она подплыла к самому бортику, и Питер снял с неё цепочку.

- Танцуем?

Офелия отдалилась на пару метров, приподнялась над водой, вскинула тоненькие руки и медленно кружась, ушла в глубину. Питер встал на цыпочки, повторил за ней, повернувшись и присев. Русалочка вынырнула, внимательно наблюдая за Питером.

- Офелия, поклон, - напомнила миссис Донован, и русалка изящно поклонилась, сложив руки перед грудью.

Питер старательно повторял то, что делала девочка, похожая на пушистый белый цветок. С непривычки он сопел, пыхтел и потел, спотыкался на ровном месте, но повторял и повторял. Миссис Донован периодически поправляла его, показывала, как надо поставить ноги, как сложить руки. Питер очень старался. Он видел, что на него смотрит Офелия. Ушки-плавники вверх, рот приоткрыт. Русалочке не было больше плохо. Никто не дёргал её за цепь, не бил током, не мучил ультразвуком. Она просто играла со своим странным другом, который почему-то не мог жить в воде.

- Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз… - отсчитывала под «Голубой Дунай» Вайнона Донован, и мистер Палмер молча смотрел, как кружатся, повторяя движения друг друга, молодая русалка и его сын.

Никогда ещё Питер так не уставал и не чувствовал себя таким неуклюжим. Тренировка закончилась, когда стемнело настолько, что пришлось включить фонари в саду. Питер ненавидел Штрауса с его «Голубым Дунаем», все вальсы в мире, свой лишний вес и рубашку, воняющую потом и прилипающую к мокрой спине. Но он смотрел на Офелию – и мужественно улыбался, и позволял миссис Донован поправлять свои руки и в тысячный раз поворачивался, приседал, переступал ногами в такт. В подсвеченной фонарями с берега воде кружилась довольная Офелия – такая лёгкая, такая изящная и счастливая, что ради того, чтобы смотреть на неё, Питер готов был повторять осточертевшие движения до самого утра. К счастью, таких жертв не понадобилось. Когда в очередной раз отзвучал вальс, Вайнона Донован с торжеством объявила мистеру Палмеру:

- Или это будет потрясающий номер, или я ничего не стою, как лучший тренер Британии! Эта пара восхитительна, мистер Палмер. Питер, я очарована. Никогда не видела таких смелых и находчивых мальчишек. Итак, до выставки четыре дня. Если мы будем тренироваться каждый день, я гарантирую отличный результат!

Когда отец согласился, Питер сел на камни дорожки у пруда и ощутил себя одновременно счастливым и опустошённым.

Ночью из Дувра приехал Йонас. Усталый Питер с трудом дождался его, борясь со сном. Услышав за оградой знакомый мелодичный свист, мальчишка быстро спустился на первый этаж и вылез через окно ванной комнаты. Окна спален Агаты, Ларри и родителей выходили на другую сторону дома, потому Питер, не таясь, промчался к маленькой, заросшей диким виноградом калитке в дальнем углу усадьбы, где его ждал Йонас. Йон спрятал велосипед в зарослях, и они с Питером не спеша пошли по безлюдной дороге, болтая вполголоса. На плече Йонаса гордо восседал Лу и с треском точил леденец, который принёс ему Питер. Йонас слушал, как друг рассказывает о том, что они с Офелией будут вместе выступать на выставке, и улыбался, кивая.

Мальчишки дошли до моста через ручей, умылись и попили. Побросали камушки по серебристой лунной дорожке на воде и улеглись в высокую траву. Ночь была светлой и тёплой, а небо таким высоким и чистым, как будто звёзды кто-то начистил щёткой с зубным порошком. И в этой волшебной, доброй ночи не было места страхам, тревоге или опасению, что кто-то увидит двоих мальчишек, наперебой рассказывающих что-то друг другу в поле у ручья под молодой луной. Рядом с Йонасом, который, казалось, не боялся в своей жизни вообще ничего, Питер чувствовал себя взрослым и сильным. И думал о том, что это даже здорово – когда друг приезжает к тебе только по ночам.

- Мир сейчас принадлежит только нам, - задумчиво сказал Питер, рисуя в воздухе пальцем созвездие Скорпиона. – Представляешь? Йон, мы с тобой – короли!

- Ах-ха, - откликнулся он, жуя соломинку. – Пит, спасибо тебе.

- За что? – удивился «король».

- Ты охрененный друг. И для меня, и для Офелии, - он помолчал чуть-чуть и добавил: - И для Лу тоже.

- Невозможно не быть охрененным другом, когда у меня есть такие охрененные вы, - рассмеялся Питер.

Лу вскарабкался по руке ему на живот, встал, гордо распрямив спинку и выпятив пузо. Сломанное крыло, укреплённое умелыми руками Стива с помощью тонкой проволоки, слегка приподнялось.

- Вау, ты погляди! – изумился Питер. – Он крылом шевелит!

- Ах-ха. Второй день уже, - гордо произнёс Йонас. – Скоро снова полетит.

Лу, уловив, что говорят о нём, издал пронзительный радостный писк. И тут Питер вспомнил, о чём хотел спросить:

- Послушай, ты, когда рассказывал свою историю, сказал, что оттудыши тебя боялись и гнали. А почему Лу тебя так любит?

- А, - Йонас повернулся на бок и пощекотал живот пикси травинкой. – Это тоже грустно. Он тут родился. В клетке. Если я правильно понял его сны.

- Это как? – удивился Питер. – Ты видишь то же, что и он?

- Ах-ха. Ему никогда не снится его мир. Только этот. Теснота, толкотня, драки за еду.

- То есть, будь он мммм… диким, он бы тоже тебя не любил?

- Не знаю.

Йонас сел, посмотрел вверх, на россыпь крошечных блёсток, украшающих перевёрнутую чашку неба, достал сигареты и спички, закурил. Питер и Лу занялись перетягиванием плети мышиного горошка. Само собой, выигрывал Лу, который честно тянул стебель из пальцев Питера, упираясь ему в живот крохотными пятками и азартно пища. Йонас косился на них, усмехаясь. Докурил, зарыл окурок в землю и сказал: