Марионетки в зазеркалье (СИ) - "Extyara" - Страница 41

Там, на флешке, вы всё это найдёте, если почитаете: изображения, фотографии из старинных книг, свитков, манускриптов разных культур и эпох. Символика разных народов в разные времена во многом сходится и тесно переплетена. Не ясень, так другое дерево, но древо мира или жизни присутствовало в мифах разных культур, так же и с водоёмами, в частности с озёрами.

Психотерапевты, работавшие с детьми, убеждали тех, что всё самое дорогое и ценное, чего они лишены в этом мире, можно отыскать в ином. И чтобы оказаться в нём, нужно совершить переход через врата. Соответственно, расстаться с жизнью.

Изначально, самым простым способом, какой находили дети ближе к девяти- десятилетнему возрасту — повешение. Украв с незапертых складов моток верёвки, испытуемые вешались на самой близкой к земле ветке ясеня. Смерть максимально близкая к вратам и древу жизни. Некоторые топились, некоторые — пытались сброситься с крыши. Однако последний способ часто приводил к инвалидности, так как здания на территории были недостаточно высокими. Дети ломали конечности, в худшем случае повреждали позвоночник, что усложняло проведение дальнейших исследований. С некоторых пор стала вестись активная пропаганда «правильного» самоубийства, не доставляющего проблем окружающим.

— В таких условиях должно было насчитываться пугающе большое количество жертв, — Чуя наткнулся на фотографию ясеня, где на ветке болталось не меньше десятка обрезков верёвки, привязанных к ней. На земле лежало накрытое простынёй пугающе маленькое тело. — Куда же девались тела? Не могли же они топить останки в озере до бесконечности?

— На территории имелось собственное кладбище, — ответил доктор Пассед. — Как вы правильно заметили, количество жертв было действительно немалым, потому изначально гробы закапывались вертикально в узких глубоких могилах, а сами кресты и могильные камни ставились поверх в целях экономии места.

Позже тела и вовсе перестали хоронить. Лаборатория сотрудничала с одним частным лицом — мастером-кукольником. Мастер изготавливал куклы на заказ по фотографиям. Куклы были максимально похожи на детей. Их хоронили вместо погибших, тела же утилизировали. Не спрашивайте, каким именно способом, этого я не знаю. Возможно, кремировали, возможно, частично продавали под видом донорских органов. Не представляю, как далеко это могло заходить, однако имеются копии документов, где мелькает фраза об утилизации биологических отходов.

— Это просто отвратительно и чудовищно, — отозвался Чуя, отодвигая от себя ноутбук, ощущая острое отвращение ко всему, что только что увидел и услышал. — Почему вы так уверены в достоверности этой информации? Всё это напоминает нездоровую шутку, разве могло что-то подобное существовать столь долгий срок и успешно функционировать?

— К сожалению, как бы я сам ни хотел опровергнуть существование подобного места, помимо доверия к источнику, предоставившему мне эту информацию, у меня имеются и другие подтверждения достоверности всего этого, — негромко отозвался доктор Пассед.

— Вы принимали участие в этих исследованиях? — чуть осипшим голосом высказал предположение Чуя: во рту резко пересохло.

— Нет, — опроверг его предположение доктор Пассед. — Во-первых, я был тогда ещё слишком молод для научной деятельности подобного масштаба, во-вторых, в мои моральные принципы не укладывается подобная экспериментальная деятельность. — Он отпер ящик стола и вынул оттуда стопку писем, перетянутую бечёвкой. Развязав её, он протянул их Чуе. — Я переписывался с одной из испытуемых почти пять лет. Здесь все письма, что она писала мне, некоторым из них уже больше двадцати лет. В них вы найдёте подробные описания и заболоченного пруда с человеческими останками на дне, с морским чудищем полубогом, и ясеня, соотносящегося к древу мира. Рассказы о кладбище и кукольных похоронах. И если всё это ещё как-то можно было бы списать на навязчивые идеи и галлюцинации, вызванные болезнью, помимо этого там также есть описания некоторых мелочей, которые невозможно счесть простым совпадением.

— Но если эта переписка велась настолько давно, как вы оказались связанны с кем-то из испытуемых в столь засекреченном месте в таком юном возрасте? — искренне удивился Чуя, забирая потрёпанные конверты из рук доктора Пасседа.

— Потому что девушка, с которой я переписывался, была мне родной сестрой, — ответил тот. Поймав на себе его полный немого изумления взгляд, доктор Пассед вздохнул и продолжил. — Моя младшая сестра Саманта была больна шизофренией с детства. Первые симптомы проявились в возрасте восьми лет, мне тогда было неполных десять. Мать не желала признавать, что её дочь мучает такой же недуг, как и её сестру и, как позднее выяснилось, бабушку. Всё же шизофрения — наследственная болезнь.

Родители купили дом за городом. Там, в полной изоляции от мира, мы прожили чуть дольше года. Я занимался на дому, посещать школу мне запрещали, Саманта и вовсе всё время проводила среди своих иллюзий и фантазий. Без должного наблюдения и лечения ей, разумеется, становилось только хуже. Со временем мать стала подыскивать частную клинику, чтобы не предавать огласке болезнь Саманты. Так она и вышла на этот приют для психически больных детей.

— Не могли же ваши родители добровольно отдать своего ребёнка в такое место, — ошарашено произнёс Чуя. — Даже не зная всей правды об этом месте, отдать своего ребёнка в приют для психически нестабильных детей...

— Моя мать была ведущим фармацевтом в одной крупной и влиятельной фирме, работающей на мировой рынок. Она не могла допустить никаких слухов о подобном недуге, который мог возникнуть и у неё самой. Родители не только отдали Саманту в тот приют, они ещё и подписали соглашение, включающее в себя отказ от родительских прав. Последний раз, когда я видел свою сестру, мне было одиннадцать, ей — девять.

— Это... вам тяжело пришлось, — тихо произнёс Чуя, не решаясь открыть теперь конверт, что держал в руках.

— Я начал учиться на психотерапевта именно по этой причине. Тогда я был ещё достаточно наивен, чтобы полагать, что сумею найти способ вылечить свою сестру. Я съехал от родителей сразу же после поступления в медицинский университет. И с тех пор больше с ними не поддерживал контакта. Тогда мне казалось, что об этой переписке, что велась через почтальона, которому я платил сущие копейки за передачу писем, откуда взяться у ребёнка серьёзным деньгам, знали только мы с Самантой. Теперь-то понимаю, что это было просто ещё одним любопытным экспериментом для шестьдесят девятой лаборатории.

— Что случилось с вашей сестрой? — задал Чуя вопрос, который абсолютно не хотел задавать, но должен был.

— Она умерла в возрасте пятнадцати лет. Утонула по официальной версии. Утопилась, я полагаю.

— Простите, я не должен был поднимать этой болезненной темы, — тихо произнёс Чуя, отложив так и нераскрытый конверт. — Примите мои соболезнования.

— Не вы, а я поднял эту тему, — вздохнул доктор Пассед, поднимаясь с места. — Это было давно, и я уже пережил эту трагедию. Сейчас же мы, возможно, находимся в довольно опасной ситуации, и нет времени горевать о том, чего уже никак нельзя изменить.

— Мы? — поднял на него глаза Чуя. — Мне казалось, мы начинали наш разговор с возможных проблем Дазая.

— Однако это не означает, что только ему что-то может угрожать, — отозвался доктор Пассед. — Вернёмся же к тому, с чего начали наш разговор. Я обещал вам рассказать о той части прошлого Дазая Осаму, о которой у меня есть сведения.

Итак, до четырёх лет он находился в приюте при женском госпитале для пациенток с отклонениями в психике. Изначально эта больница была построена для лечения женщин в периоды регрессии, когда им требовался постоянный уход и наблюдение. Приют же при госпитале был для детей этих пациенток. Позже госпиталь был закрыт, и приют получил статус самостоятельного государственного учреждения. Однако несколько лет назад он был окончательно упразднён, и большая часть детей, что содержалась в нём, была определена в уже известную нам частную клинику.