Дорога длиною в жизнь - Людников Иван Ильич - Страница 7

На «Баррикадах» мы дрались сто дней и ночей, а с 11 ноября и почти до конца года были отрезаны от своих частей. Впереди и на флангах до берегов Волги — враг. Позади — река. Переправиться к нашей дивизии может лишь тот, кто отважится плыть под перекрестным огнем немецких пулеметов и автоматов. В те дни (это отмечает в своих мемуарах В. И. Чуйков) о защитниках «Баррикад» в газетах не писали — ни один корреспондент не мог пробраться к ним.

В архиве Министерства обороны СССР 138-я дивизия за тот период представлена самой тощей папкой. Мы испытывали нужду не только в боеприпасах и продуктах. Бумаги не было тоже, да и, признаться, некогда было писать.

Надеюсь, читатель простит мне отсутствие последовательной хроники боевых действий на «Баррикадах». Ее нет в архиве, но она незабываема, ибо в каждом факте, в каждом эпизоде, сохраненном памятью, проявлялся характер воина, сражавшегося на земле Сталинграда.

— Ну, старшой, куда пойдем?

— Если не возражаете, товарищ полковник, в батальоны Щербака и Беребешкина.

Я так и знал: старший лейтенант Владимир Коноваленко предложит начать осмотр переднего края с 344-го полка. Ранение полковника Реутского взволновало Коноваленко. Я слышал, как старший лейтенант доказывал своему начальнику, майору Рутковскому, что беда миновала бы Реутского, будь он, Коноваленко, в 344-м полку.

— Скажи какой ангел-хранитель! — усомнился начальник оперативного отделения.

— Не в том дело! — горячился обычно спокойный Коноваленко. — Я раньше других переправился на этот берег и знал, какая тут обстановка, где можно оборудовать наблюдательный пункт командира полка.

— Какая же тут обстановка? — допытывался Рутковский.

— А такая, товарищ майор, что надо сближаться с противником до расстояния броска гранаты. Тогда его авиации и артиллерии заказано бить по переднему краю. Своих поразят.

Помощники Рутковского — капитан Гулько и старший лейтенант Коноваленко — уже облазили передний край каждого полка. Коноваленко правильно оценивает обстановку и характер предстоящих боев. Вот он и сопровождает меня в полки, чтобы я убедился, как оборудованы наблюдательные и опорные пункты, узлы сопротивления, как действует связь между ними.

Фронт дивизии изогнулся, рассекая цеха завода и улицы Нижнего поселка. Против нас действует 305-я пехотная дивизия немцев, ее поддерживает танковая бригада. Изрядно потрепанная в боях с 308-й дивизией, которую мы сменили, танковая бригада гитлеровцев еще располагает сорока машинами, а у нас — ни одной. Вся надежда на артиллерию, которой управляет храбрец и умница подполковник Тычинский[6]. Его артиллеристы сыграли не последнюю роль в боях за «Баррикады».

Прошла неделя после переправы, и, хотя враг топчется на месте, бой с каждым днем принимает все более ожесточенный характер. Вот что записано в моем дневнике за 25 октября:

С шести утра самолеты Ю-87 бомбили боевые порядки дивизии. Противник атакует танками. В образовавшиеся разрывы между полками пришлось ввести резервы, чтобы восстановить положение.

В 13.00 отбита сильная атака на полк Гуняги. Через два часа — повторная атака танками и пехотой. Гитлеровцам удалось овладеть Красным домом. Гарнизон этого дома погиб.

Вечером и в полночь противник продолжает атаки. 1-й батальон 344-го полка выдержал двухчасовой бой.

Командарм Чуйков сказал мне по телефону: «Знаю, что вам туго, но именно сейчас во что бы то ни стало надо удержать рубежи».

Рубежи надо удержать! На «Баррикадах» нет такого наблюдательного пункта, откуда можно обозреть эти рубежи. Коноваленко знает их на память и показывает мне опорные пункты и узлы сопротивления, рассчитанные на круговую оборону.

С опорного пункта батальона Щербака видны узлы сопротивления. Четырехэтажное здание на соседней улице — это уже опорный пункт батальона Немкова. Есть ротные опорные пункты. Одноэтажные дома обороняют гарнизоны из трех-четырех солдат. У них ручной пулемет и винтовки, автоматы, гранаты. Они бьют по дальним целям и готовы к рукопашным схваткам. Только разрушив дом, противник может достигнуть рубежа, на котором стоит этот дом.

Немцы уже испытали стойкость нашей обороны. Батальонный комиссар Фомин из 344-го полка показал мне письмо убитого гитлеровского офицера, принесенное нашими разведчиками: «Нам надо дойти до Волги. Мы ее видим — до нее меньше километра. Нас постоянно поддерживает авиация и артиллерия. Мы сражаемся как одержимые, а к реке пробиться не можем. Вся война за Францию продолжалась меньше, чем за один приволжский завод. Мы брали крупные города и теряли при этом меньше людей, чем на этом богом проклятом клочке земли. Против нас, вероятно, сражаются смертники. Они не получают подкреплений, так как мы контролируем переправу. Они просто решили сражаться до последнего солдата. А сколько их там осталось — последних? И когда этому аду наступит конец?..»

Возвращаясь в штаб, собираю «малый военный совет» — комиссара дивизии Николая Ивановича Титова, Ивана Ивановича Курова и Василия Ивановича Шубу. Нам надо посоветоваться.

— 344-му полку требуется командир. Взять его придется из вашего штаба, Василий Иванович, — обращаюсь к подполковнику Шубе.

— Кого имеете в виду? — настороженно спрашивает он.

— Коноваленко.

Все молчат. Мой заместитель по строевой части Иван Иванович Куров — старший среди нас по возрасту. Жду, что он скажет.

— Коноваленко — командир толковый, но… — Куров разводит руками, — как быть с субординацией? В полку есть капитаны, майоры, а командовать будет старший лейтенант.

По выражению лица комиссара догадываюсь, что такое возражение можно отклонить. Вызываем Коноваленко. Он явился в походной форме, полагая, очевидно, что опять предстоит идти в полк с каким-нибудь заданием. Оказанным ему доверием смущен, смотрит на меня, чуть приоткрыв полные губы, тихо говорит:

— Вы уверены, что справлюсь?

— И думать не смей, что не справишься! — перебивает комиссар. — Мы за тебя головой отвечаем.

— Подполковник Шуба, пишите приказ, — обращаюсь к начальнику штаба. — «Допустить к исполнению должности командира 344-го стрелкового полка 138-й Краснознаменной стрелковой дивизии капитана Коноваленко Владимира…»

— Я пока не капитан, — робко замечает Коноваленко.

— В полк пойдешь капитаном! Две шпалы на гимнастерку даст комиссар, две шпалы на шинель — я. Ступай, капитан, а мы тут подготовим представление к новому званию, оформим приказ.

…Семь месяцев спустя в боях на Курской дуге (138-я дивизия именовалась тогда 70-й гвардейской, 344-й полк — 203-м гвардейским полком в составе 17-го гвардейского корпуса, а я командовал 15-м стрелковым корпусом в 13-й армии) мне удалось связаться по телефону с полковником Шубой.

— Здравствуйте, Василий Иванович! Узнал, где вы находитесь и как здорово, по-гвардейски, воюете. Спасибо вам!

— Рад слышать ваш голос, товарищ гвардии генерал-майор. Деремся, как на «Баррикадах».

— А как показал себя в бою Коноваленко?

— Не хватает слов, чтобы достойно оценить этого офицера. О Коноваленко, о делах его полка скоро узнаете.

Полковник Шуба имел в виду подвиг, о котором в «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» в главе, повествующей о Курской битве, сказано, что почти все солдаты и офицеры 203-го гвардейского стрелкового полка были представлены к правительственным наградам. В ту пору немногие удостаивались такой чести.

Забегая вперед, хочу сказать, что и на Днепре, потом на Правобережье Украины гремела слава командира 203-го гвардейского полка Героя Советского Союза гвардии майора Владимира Коноваленко.

На исходе октябрь.

Противник наращивает атаки на рубежи нашей дивизии, обороняющей завод «Баррикады». Бомбами, снарядами и минами он крушит здания цехов, жилые кварталы. Когда дома превращаются в груды щебня, их гарнизоны перебираются в подвалы. Наш солдат, пока жив, не оставляет своего рубежа.