Покажи мне бостонское небо (СИ) - "Diamond Ace" - Страница 12

- Я надеюсь на это.

- Верьте, Аннет, верьте.

- А зачем, кстати, придет Эулалио? Как ты с ним вообще связался?

- Лали был сыном той жрицы любви, с которой вам изменял Джейсон Лоутон. Когда произошел тот инцидент в мотеле, я не мог бросить мальчика, оставшегося в полном одиночестве по моему замыслу. Они жили с матерью в небольшом домике на Денни-Стрит, рядом с парком Макконелла, в паре кварталов отсюда. Бедная мексиканская семья, по рассказам самого Эулалио, оставшаяся без кормильца, который так и не смог пересечь границу. В тот же день, когда погибла его мать, я пришел к нему и сообщил об этом. Мне не было жаль мальчика, так как я знал, что это за ощущение. Я хотел оставить ему денег, чтобы тот мог купить себе еду и теплую одежду, то было начало ноября. Но он даже не заплакал, Аннет. Незнакомый мужчина известил его о смерти последнего родного человека, а мальчик воспринял это, как должное. Само собой разумеющееся. Почему? Ответ слишком прост. Эулалио был готов к чему-то подобному, знал, чем его мать зарабатывает на жизнь. “Рано или поздно” - значит “в любом случае”. Я предложил ему работу, оставил визитку, крупную сумму денег и удалился.

- Как тебя зовут, парень?

- Эулалио.

- Ты молодец, Лали.

- Почему вы это делаете?

- Я знаю, что ты чувствуешь. И запомни: на те деньги, что я тебе оставил, ты купишь теплую одежду. Оплатишь проживание, заполнишь до отказа холодильник. На визитке есть мой адрес. Иногда мне требуется некоторая помощь. Ты можешь чистить снег, выбрасывать мусор, ходить вместо меня на почту. Но будут и такие указания, за которые ты будешь получать вдвое больше. Ты можешь спустить подаренные сегодня деньги на клей или героин. Но лучше поступай так, как велю я. В противном случае я найду тебя, Лали. Не хочется, чтобы этот дом пустовал. Подумай о том, насколько тебе хочется жить.

- Хорошо.

- Ты славный мальчик, Эулалио. Надеюсь, следующая наша встреча состоится по другому поводу.

- И он пришел, Аннет. А еще он принес с собой вот это, - Эван указал на небольшую икону, стоящую на тумбочке рядом с диваном. - Изображение девы Марии выполнено из золота. Лали сказал, что в местах, где обитают мексиканские эмигранты, полно такого добра. Добавил, что я хороший человек и отправился чистить снег.

- Неужели ты не чувствуешь вины?

- Сколько раз вам повторять, Аннет, что все, содеянное мной, - результат глубокого анализа и тонкого, выверенного расчета? Да, порой, чтобы получить то, ради чего ты пересекал границу, рисковал собственной свободой, нужно потерять нечто ценное. Например, мать. Сегодня вы тоже в состоянии понять Эулалио, отныне вам не чужда утрата.

- Может быть, я и смирилась с таким положением вещей, но больше не напоминай мне об этом. Прошу.

- Я вынужден, Аннет. Память - самый надежный инструмент. А эмоции - лишь продукт воспоминаний. - Эван сделал глоток и поставил чашку на блюдце. - Но довольно. Лали будет здесь примерно через час, и чтобы у него появилась кое-какая работа, нам нужно спуститься в подвал. Бросьте письмо Попутчика в камин и следуйте за мной.

По мере приближения к двери, ведущий в “подполье”, Аннет начала различать какие-то звуки, похожие на звон цепей.

- Ты слышишь это?

- Конечно, Аннет. Я не хотел, чтобы ваша голова была занята посторонними мыслями, потому и сказал, что в подвале маринуется тело. Но Роберт Олсэн жив, пусть и не совсем здоров. И пришло время посмотреть, на что вы способны, и как много вы поняли за время нашего общения. Соберитесь, Аннет. Если ваши руки будут дрожать, вы можете причинить кому-то массу страданий, а это ни к чему.

4 января, 1974 год. Бостон.

Аннет увидела раздетого мужчину со связанными руками, лежащего на полу. Когда Эван включил свет, она смогла разглядеть на лице Роберта Олсэна множественные порезы, каждый из которых был обработан зеленкой. Правый глаз налился кровью, видимо, после той аварии, в которую все трое присутствующих угодили в новогоднюю ночь. В области шеи, ключицы, локтевого и бедренного суставов красовались черные кресты, нарисованные Эйсом. В помещении пахло сыростью, табаком и ванилью.

- Это - Бёрли, сорт табака, выведенный на основе мутации Белого Бёрли в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году. Чувствуете нотки ванили и мёда? Все потому, что данный сорт отличается низким содержанием сахара. Знайте, Аннет: даже самое лучшее, что дает нам природа, требует доработки. Штриха, без которого нельзя обойтись. - Эван подошел к полке, висящей под самым потолком, снял с нее пепельницу и поднес Аннет, демонстрируя содержимое сосуда, в котором тлели измельченные листья табака.

Но Аннет не могла оторвать взгляда от Роберта Олсэна, тяжело дышавшего и пытавшегося поднять голову, чтобы посмотреть на Эйса, который обратился к самой девушке:

- Волей случая этот мужчина оказался на нашем празднике просветления, дорогая моя. - Эван повернулся к мужчине. - Я подробно изучил вашу историю, Роберт. Вернее, Роберт Кристофер Олсэн. Вы родились в Лоуэлле, штат Массачусетс, в семье шведских американцев. Для меня до сих пор является большой загадкой стремление людей из довольно благополучной страны жить и процветать на территории штатов. Американская мечта, описанная Адамсом, повлияла на решение ваших родителей перебраться за океан, или же обыкновенный авантюризм, - я не знаю. Да вы мне и не сказали, сколько бы попыток призвать вас к диалогу я ни совершал. Вы были звездой местной футбольной команды, что и позволило вам получить стипендию в Бостонском университете. - Аннет заметила, как резко сменился тон Эйса. - Но вас так и не научили уважать женщин. Считайте, что это дает полное право распоряжаться вашим телом так, как мне угодно. Как будто завещали себя науке.

Роберт пытался что-то сказать в ответ, но, судя по всему, его организм был жутко истощен. Мужчина выдавал лишь бессвязное мычание, переворачиваясь на спину и обратно на бок. Аннет, заметив, что Эйс достает нож, невольно отошла назад.

- Дорогая моя, стойте на месте. Я не зря привел вас сюда. Будьте добры, не создавать никаких трудностей, из-за которых мне вновь придется кричать на вас. Кресты на теле нашего мученика обозначают…

- Места основных артерий. - Аннет закончила за Эвана.

- Верно. В таком случае я задам вам простой вопрос: в какую из них вы ударите ножом, желая нейтрализовать оппонента, как можно быстрее? Я напоминаю, Аннет, не нужно задавать встречных вопросов, отвечайте на поставленный. Я могу дать вам ровно столько времени, сколько понадобится. И через несколько секунд, а может, минут, я хочу услышать название артерии. Ничего кроме.

Аннет замерла. Спорить с Эйсом было бессмысленно, в такой ситуации нужно принимать единственное верное решение. Скорее всего, ей самой придется убить этого человека. От этой мысли руки начинали трястись еще сильнее. Неумолимая дрожь, не поддающаяся какому-либо контролю. Первобытный страх, сковывающий каждый член женского тела, отторгающего все происходящее в этом подвале, пропитанном мягким ароматом ванили. И ощущением ужаса. Да, ей пришлось убить свою мать, но в том случае нужно было лишь выдернуть шнур. Отключить человека, который желал этого каждой клеточкой разбитого организма. Сейчас же все иначе. За небольшим исключением: Эван что-то сказал про женщин, которых Роберт Кристофер Олсэн так и не научился уважать. Но и это не могло послужить поводом, убить человека, оказавшегося в подобной ситуации по прихоти фортуны. Да, можно было сослаться на все эти рассуждения Эйса о фатуме, неизбежности. Но все “за” перекрываются всего лишь одним “против”, если дело касается жизни другого человека. И это Аннет уяснила очень хорошо. Даже Эван, расправившийся ни с одной сотней человек за всю свою жизнь, всегда находил оправдания своей жестокости.

Нужно выбрать артерию.

Есть ли выбор у этого человека? По сути, с ним ничего не случилось. Случился Эйс. Случился Попутчик, из-за которого “учитель” Аннет ввязался во всю эту опасную игру. И теперь она должна назвать артерию, в которую нужно ударить при необходимости ножом. Чтобы спасти свою жизнь, или просто чему-то научиться. В отличие от Роберта Олсэна у Аннет остался выбор. Убить мужчину и почувствовать каково это, быть такой, как Эван. Или же в очередной раз струхнуть, дать повод Эйсу приводить в дом других бедолаг до тех пор, пока она не исполнит волю человека, спасшего ее, пусть и таким путем.