Пирожок для спецназовца (СИ) - "Янтарна" - Страница 13

— Я, вроде бы, не чужой, — оскорбился Ахим.

— Чужой, — жестко ответил Павел. — Рисунок и пирожки ничего не изменили. Ты — один из многих. Мы — друзья его отца.

Ахим проглотил обиду и возражения, рвущиеся с языка. Павел был прав, как ни горько это признавать. Дружной компании понадобился омега, который не вызовет вопросов у органов опеки. Ахим подошел по всем параметрам, включая место жительства. Расписался и должен отойти в сторону. Надо это принять и пережить.

Да и… если быть честным, они с Шольтом не питали друг к другу приязни. Тот факт, что Ахима записали временным добровольным опекуном, Шольт переживет — если выйдет из больницы на своих ногах или лапах. Примет объяснения Анджея, и озаботится поиском другого опекуна-омеги. А реальное, не бумажное вторжение в свою жизнь, скорее всего, воспримет как смертельную обиду. И начнет изводить тонной придирок. Спасибо, нет.

За неделю — последнюю неделю лета — Ахим трижды видел Мохито. Один раз в форме, без капюшона и скрывающего лицо шлема. Давнее ранение оставило неизгладимые следы — изуродованное ухо, толстые жгуты шрамов на челюсти и шее, извилистые проплешины в волосах. Медведь по-прежнему внушал страх, и Ахим не осмелился спросить у него ни о здоровье Шольта, ни о самочувствии Йонаша. Не зная совсем-совсем ничего, может быть, и спросил бы. Но Славек успевал и обслуживать клиентов, и собирать сплетни, поэтому без ежедневной дозы информации Ахим не оставался.

Шольт пережил обращение под медицинским контролем, менял тело почти сутки, чуть не загнулся от болевого шока, но все-таки вцепился в жизнь, не оставил Йонаша круглым сиротой. Сейчас волка погрузили в искусственный сон, а в начале осени планировали разбудить и допустить к нему первых посетителей. Реабилитация после реплантации обещала быть долгой, но не в больнице, а дома, с регулярным посещением врачей. Желающие навестить Шольта начали записываться в очередь, на что Анджей и Димитрос — командир спецназовцев — хором заявили, что в больницу таскаться незачем, раз Шольт не подох, то дальше уже не подохнет, а кто соскучился, тот в период реабилитации на него насмотрится.

Второго сентября Ахим увидел с балкона машину Павла, проследил сквозь ветви липы, как Йонаш выбирается с заднего сиденья и попадает в объятия Мохито. Парочка сначала ушла на территорию части, в общежитие, потом отправилась в школу: Йонаш в наглаженной форме и с новеньким рюкзаком, Мохито в брюках и неизменной толстовке с капюшоном.

Славек поднапрягся и собрал ворох сплетен, касавшихся чужого прошлого. Мохито подорвался в столице, на разминировании поезда метро. После лечения сменил место службы, город выбрал из-за подходящего климата. Здешние лисы и волки приняли его в штыки, одарили валом неприязни, открыто заявляли, что подорвавшийся сапер в отряде — это не к добру. С Мохито никто не желал соседствовать и сидеть рядом в столовой, пока в общежитие не явился второй изгой с полуторагодовалым сыном. У Шольта к тому времени репутация была изрядно испорчена, из отряда его не выгнали благодаря снисходительности Димитроса. Мохито не испугался соседства с ребенком, который может расплакаться и раскапризничаться. Шольт был рад найти добрую душу, не поминавшую ему брак с наркоманом и лжесвидетельство. Два изгоя сдружились. Держались особняком, по очереди водили Йонаша сначала в ясли, потом в садик. Распределили хозяйственные обязанности. Со временем влились в коллектив, но, все-таки, держались немного особняком. И не желали разъезжаться, хотя Димитрос предлагал Шольту служебную квартиру. Закон не позволял оформить Мохито временным опекуном на случай ранения Шольта — альфам чужих детей не доверяли. На помощь пришел Павел — его средний сын и Йонаш вместе ходили в детский сад. Вторым опекуном формально записывали кого-то из полицейских-омег, а в этот раз Ахим под руку подвернулся. Так же формально. Потому что без него справлялись, и дальше проживут.

Йонаш пришел в кафе с рюкзаком и пакетом, в котором гремели стеклянные банки. Отряхнулся — заморосили осенние дожди — заказал пирожки и бульон, спросил:

— Дядя Славек, дядя Ахим, а кто-нибудь мне контурную карту раскрасить может? Не успеваю, мы с Мохито сейчас к папе в больницу поедем, я поздно вернусь. Еще сочинение надо написать и матешу.

— Давай, раскрашу, — согласился Ахим. — Когда заберешь?

— Утром, в окошке, если можно.

— Запросто.

Повисло молчание — Ахим думал, надо ли предупредить Йонаша о том, что завтра на работу выйдут новые сотрудники. Славеку с Ёжи наконец-то нашлась смена. Решил не предупреждать. Спросил:

— Как папа?

— Воет все время, — вздохнул Йонаш. — Домой просится. Ему там скучно. А врачи пока не разрешают. Ему живот обсидиановыми осколками сильно распороло, плохо заживает. Мы ему детское питание возим, кормим с ложечки, потому что он больничное не жрет. Вот.

В доказательство слов в пакете брякнули банки. Йонаш нырнул в рюкзак, вытащил помятую контурную карту, вручил Ахиму:

— Страницы один и два. Там написано.

— Сделаю.

— Спасибо, вы меня очень выручили.

В дверь заглянул Мохито — в форме, с гарнитурой сотовой связи, подчеркивающей изуродованное ухо. Кивнул Ахиму, позвал Йонаша:

— Пойдем быстрей, я под запрещающим знаком припарковался.

Мелкого как ветром сдуло, только банки зазвенели. На смену торопящейся парочке явился Анджей. Посмотрел на Ахима, на контурную карту. Усмехнулся:

— Припрягли?

— Мне не трудно.

Анджей сделал заказ, задумчиво посмотрел на контурную карту, проговорил:

— Странно все-таки Хлебодарный милостями осыпает. Ни Шольту, ни Яцеку ребенок был не нужен, а зачали в первую же течку. А ты с мужем не один год прожил, и ни снопа, ни зернышка.

Ахим почувствовал, как запылали щеки, процедил:

— Вам-то какая печаль от моей бездетности? Пирожки горло царапать начали?

— Извини, — Анджей коснулся его рукава. — Я не в обиду. Просто… неисповедимы замыслы Хлебодарного. Да и Камул вечно мутит, ничем не лучше.

Извинения были приняты, но осадок остался. Ахим в очередной раз убедился в собственной уязвимости: каждый, кому в голову взбредет, мог отметить его бесплодие, выбить из равновесия вопросом: «Ты до сих пор не родил?» и через минуту забыть о сказанном. Отсутствие детей Ахима не тяготило — ни в браке, ни сейчас, после развода. Срочно искать альфу, чтобы родить «для себя», раз с Витольдом не получилось? Нет уж. «Для себя» заводят домашних животных, и то, предварительно взвесив ответственность. И все-таки… неприятно. Как будто упрекнули болезнью или увечьем. Мысли совершили скачок, и Ахим подумал о Мохито. Бездетность на лбу не выжжена, на улице пальцами не тычут, не перешептываются. Мохито, наверное, хуже. Однако живет, дружит с Шольтом, возится с Йонашем. А к косым взглядам, скорее всего, уже привык.

Утром, спустившись проконтролировать новых работников, Ахим столкнулся с Мохито, возвращавшимся с пробежки. Знакомые шорты, кеды, капюшон. После приветственного «бр-бр, хр-хр» Мохито внезапно обрел дар речи, и попросил разогреть и упаковать в термопакет завтрак для него и Йонаша.

— Пейте кофе, я сейчас вам вынесу, — пообещал Ахим. — Контурную карту заберете?

— Да, — кивнул медведь. — Спасибо, что нашли время.

Ахим подумал, что надо оповестить Мохито о своих добрых намерениях — лицом к лицу, не полагаясь на передачу разговоров. Оповестить и больше не навязываться. Делать то, что попросят. Он вынес упакованный завтрак, проговорил давно подобранные слова о гостевой комнате и контроле над уроками. Получил ответ: «Спасибо, я вас услышал», и, с некоторым облегчением, удалился в свою квартиру. Как ни хорохорься, а Мохито внушает страх. Вытаскивает наружу заложенный инстинктом ужас перед непомерно сильным противником. Давит размером и запахом. Понятно, почему волки-спецназовцы сплотились против угрозы. Непонятно, почему Шольт с ним сдружился. В пику коллективу? Из придури?

Гостевую комнату пришлось открыть и пропылесосить через три дня. Павел сидел дома с сопливыми детьми — младший принес вирус из садика. Йонаш ходил в школу и делал уроки под надзором Мохито. А экскаватор в песчаном карьере далеко за городом выкопал склад мин времен Договора Сретения. Боеприпасы, хранившиеся в весьма и весьма неблагоприятных условиях. Мохито передали в распоряжение временного штаба по чрезвычайной ситуации, и отправили в пески. Йонаш отбрыкался от переезда к Димитросу — Ахим выяснил, что это тот самый пожилой волк, который бил Шольта газетой — и клятвенно пообещал чистить зубы и вовремя ложиться спать. В общежитии мальчишке ничего не угрожало — незнакомец с дурными намерениями через КПП пройти не мог. Но Мохито беспокоила судьба изложения и сочинения, которые надо было сдать к выходным. Облеченный доверием Ахим поклялся проследить за написанием опусов, проверить грамматику, а также раскрасить все накопившиеся контурные карты. К девяти вечера он должен был перевести Йонаша через дорогу и сдать часовому на КПП. Мохито обещал вернуться в субботу вечером — «раньше не получится» — и отблагодарить Ахима какой-нибудь ответной услугой. От услуги Ахим отказался сразу и пообещал звонить в случае любых сомнений и недоразумений. От визитов в больницу они были избавлены — Шольта опять погрузили в искусственный сон и собирались будить не раньше понедельника.