Демон пробуждается. Сборник. Книги 1 - 19 (СИ) - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 27

Вот в каком положении он оказался — затерянный в этом зачарованном лесу, в полной зависимости от созданий, которых не понимал и от которых у него не было защиты. Сидя той ночью на вершине холма, Элбрайн чувствовал себя так, будто он один во Вселенной, будто мир за пределами долины, напавшие на Дундалис гоблины, жители деревни и даже древние эльфы, среди которых он теперь жил, — все это лишь сон, его сон.

Возможно, думать так было самонадеянно с его стороны; возможно, он при этом проявил некоторое неуважение к промыслу Божьему. Однако этот настрой позволил ему в конце концов уснуть прямо там же, на вершине холма, а наутро проснуться полным решимости продолжить борьбу и даже проникнуться иллюзорной уверенностью, что сегодня он непременно съест свой завтрак неостывшим. Он подхватил свои корзины и побежал к болоту.

И когда он возвращался обратно — оттащив девятую, — над его чаем поднимался пар.

Это была трудная, изматывающая работа, повторяющаяся изо дня в день, нудная, бесконечная. Но не бесплодная. Когда недели сложились в месяцы, а потом в год и в два, никто не узнал бы в Элбрайне того невысокого, неуклюжего мальчика, который прежде даже с Джилсепони не всегда мог справиться. Преодоление хитроумных ловушек не прошло даром — ноги у него стали сильные и быстрые, плечи заметно расширились, а мышцы приобрели твердость железа.

В шестнадцать лет — совсем юный возраст! — Элбрайн Виндон был куда сильнее Олвана.

А ведь Олван считался в Дундалисе самым сильным человеком.

— Угловой столик, Киска, — сказал Грейвис Чиличанк, хозяин гостиницы «У доброго друга», имеющей репутацию одной из самых лучших во всем огромном городе Палмарисе.

Гостиница — часто ее называли просто «Друг» — была невелика: всего дюжина маленьких номеров и одна общая спальня наверху, а в таверну могло набиться самое большее человек сто, да и то если все они будут стоять. Но благодаря Грейвису, толстому, заметно лысеющему человеку, с его вечной улыбкой и добрым словом для каждого, эта гостиница из числа недорогих была поистине самой лучшей.

Знатные гости Палмариса предпочитали заведения более высокого пошиба, находящиеся поближе к замку герцога, но для людей понимающих, для торговцев попроще и многочисленных странников не было в мире места лучше, чем «У доброго друга». Здесь одна-единственная серебряная монетка обеспечивала вам горячую еду, а если платить было нечем, то, по крайней мере, вы имели возможность вдоволь наслушаться интересных историй из уст Грейвиса или других клиентов. Здесь в камине всегда ярко горел огонь, постели были мягкие, а песни громкие.

Девушка сделала глубокий вдох, постаралась придать своему обычно хмурому лицу выражение полюбезнее и направилась к угловому столику, откуда ее подзывали трое мужчин. Они уставились на нее, как… Ну, как обычно; мужчины всегда бросали на нее такие взгляды. Ей было лет пятнадцать, но хорошо сформировавшаяся фигура была совсем как у взрослой девушки. Она была невысокого роста, волосы ее — золотистого цвета — были густыми и длинными. Пересекая зал, она встряхнула ими; от работы на кухне они неприятно прилипли к шее.

— А, красотка! — воскликнул один из мужчин. — Будь со мной поласковей, — и он игриво подмигнул ей.

Девушка — Киска, как ее называли в гостинице, — не слишком успешно, правда, но все же попыталась скрыть отвращение. Даже через силу улыбнулась. Впрочем, подвыпивших мужчин меньше всего интересовало ее лицо; они пожирали взглядами ее женственную фигуру.

Дыши поглубже, сказала она себе; и это помогло, по крайней мере отчасти. Она напомнила себе о Грейвисе, дорогом, бесценном Грейвисе, с его теплой улыбкой и добрым сердцем, который спас ее, когда она попалась ему на пути, ничего о себе не помня. Он принял участие в судьбе истерзанной девочки и помог ей встать на ноги; по крайней мере настолько, что она смогла продолжать жить.

Уголком глаза она заметила движение в зале — появилась Петтибва Чиличанк, жизнерадостная жена Грейвиса. И как всегда, пританцовывает. Впервые познакомившись с этой женщиной, Киска сочла ее глуповатой. Петтибва всегда со смехом танцевала со своим подносом от столика к столику. Клиенты щипали и обнимали ее во время каждой остановки, но женщину, похоже, это ничуть не удручало. Она получала удовольствие от всего происходящего. Если одна рука у нее была свободна, мужчина, ущипнувший ее за внушительную задницу, получал в ответ увесистый шлепок; а иногда она подхватывала кого-нибудь из них и пускалась в пляс между столиками. И все это делалось с такой милой, добродушной улыбкой, что и Грейвис, и все остальные не усматривали в ее поведении ничего зазорного.

Прошло немало времени, прежде чем Киска стала лучше понимать Петтибву. Она оказалась вовсе не глупа, отнюдь нет. Просто любовь к жизни и другим людям била в ней через край.

Киска полюбила ее — почти как свою родную мать, надеялась она, потому что матери девушка не помнила. Это была очень грустная мысль, портившая ее и без того невеселое настроение.

Она приняла заказ у троицы с углового столика, обычный для этого заведения: еще три кружки самого дешевого эля. Вытерпела, когда тот мужчина, что подмигивал, шлепнул ее по заднице, а остальные громко расхохотались. Ей хотелось хорошенько врезать ему, чтобы он грохнулся на пол. Те, кто знал ее получше, не сомневались, что Киска запросто может сделать это; но, встретившись взглядом с Грейвисом, девушка ответила на его улыбку. Всем своим видом — покачиванием головы, блеском мягких карих глаз — Грейвис молчаливо советовал ей проявить терпение.

Нет, в случае необходимости он, конечно, защитил бы ее. Он любил девушку всем сердцем, не меньше, чем собственного сына, угрюмого малого по имени Греди. Пока Грейвис жив — и Петтибва тоже, — ни один человек не посмел бы обидеть Киску. Но в «Друге» такая вещь, как похлопывание по заднице, считалась делом обычным; в особенности если учесть, как на это реагировала хозяйка заведения. Не оглядываясь, девушка пошла выполнять заказ.

— Просто ты им понравилась, моя дорогая, — заметила Петтибва, проходя мимо.

— Теперь мне придется стирать платье, — ответила Киска.

Речь девушки звучала чуть-чуть иначе, чем у ее названой матери, несмотря на четыре года, которые она прожила в семье Чиличанк.

— Ба! Ты у нас всегда такая серьезная! — Петтибва легонько ущипнула девушку за щеку. — Небось, и не догадываешься, как наши мужички от тебя тают. — Киска покраснела и отвернулась. — Не смотри так сердито, сердце мое, — Петтибва погладила ее по волосам. — Стоит тебе улыбнуться, и весь мир заулыбается вместе с тобой.

Девушка закрыла глаза. Ее мать — ее настоящая мать — тоже, наверно, так нежно гладила ее по волосам. Или нет? Смутные воспоминания зашевелились в сознании; кажется, в детстве волосы у нее были короче. Тогда весь мир казался ей увлекательным приключением, а рассказы у камина о демонах и прочей нечисти лишь щекотали нервы.

К сожалению, все хорошее быстро кончается. Бедная Киска очнулась от грез, возвращаясь в реальность. И мягко улыбнулась Петтибве, которая, подмигнув ей, нагрузила свой поднос и снова затанцевала по залу.

— Дай знать, если он будет приставать к тебе, — сказал Грейвис девушке, ставя перед ней три кружки эля. — Ты не обязана улыбаться ему, если не хочешь.

Киска кивнула и снова улыбнулась. Она знала, что Грейвис прав; все зависит от нее, а не от клиентов. Но знала она и другое: в «Друге» существует определенная атмосфера, и меньше всего девушке хотелось создавать сложности для Грейвиса и Петтибвы, своих спасителей.

Она взяла поднос и направилась к угловому столику. Любитель подмигивания и похлопывания при виде нее скорчил рожу и расхохотался.

— Может, позабавимся, когда огонь в камине угаснет, — это прозвучало не как вопрос. — У меня завалялся лишний золотой.

Его приятели снова заржали.

Не обращая на них внимания, Киска расставляла на столе кружки.