Человек из дома напротив - Михалкова Елена Ивановна - Страница 4

Илюшин чему-то коротко засмеялся и вышел из машины.

Тропинка, поднимавшаяся к дому, была усыпана листьями.

– Непохоже, чтобы здесь кто-то ходил последние сутки, – сказал Бабкин, присев на корточки и изучая непримятую листву.

Ворона каркнула, снялась с перил, шумно хлопая крыльями, и полетела, унося в когтях дохлую мышь. Макар проводил ее взглядом.

– Был бы я суеверен, сказал бы, что это недобрый знак, – проворчал Сергей.

– Как можно оправдать наше вторжение? – задумчиво спросил Илюшин и сам же ответил: – Легко! Шли мимо. Услышали внутри стон. Решили зайти и помочь несчастному.

С этими словами он двинулся к крыльцу.

– Э, э! – Бабкин вскочил, но было поздно: Макар просочился в щель.

Сергей обернулся, чтобы посмотреть, нет ли свидетелей их преступления, но дорога была пуста. Ветер гонял пыль и сухие листья, да где-то на краю поселка лаяла собака. Вспомнив рассказ Порошиной, Бабкин пригляделся к дому напротив. Выглядел он безлюдным.

– Серега, присоединяйся! – послышалось изнутри. – Здесь, похоже, никого нет.

Они обследовали комнаты. Повсюду, кроме кухни, стоял нежилой дух, кресла с диванами были накрыты чехлами, на подоконниках лежала пыль. Следы человека нашлись только в ванных – почему-то всех трех, будто Сафонов не мог определиться, какая ему по душе, – и спальне, окнами выходящей в сад, где возле шкафа примяло ковровый ворс потертое офисное кресло. На кровати валялись вещи: пара мятых футболок, носки, кистевой эспандер, бритвенный станок. Кто бы ни уезжал отсюда, он собирался в большой спешке.

В кухне пованивало из мусорного ведра. Бабкин обнаружил в нем пустые корытца из-под лапши, чайные пакетики, заплесневевшие корки, огрызки яблок и стухший кружок колбасы.

– На чердаке никого, – тихо сказал Макар, возникший за его спиной.

Они переглянулись и, не сговариваясь, двинулись к лестнице, ведущей в подвал.

– Ни за что не хватайся, – предупредил Сергей и достал карманный фонарь.

На нижней ступеньке он прислушался.

Ни звука.

«Приготовься!» – глазами показал Бабкин, включил фонарь и рывком открыл дверь. Бледное пятно света заметалось по стенам.

– Пусто.

Он нащупал выключатель, и потолочная лампа осветила комнату, напоминавшую большой ящик.

Все оказалось в точности как описывала Порошина со слов брата. Раковина, тумба, банки с реактивами, фотоувеличитель. От красного фонаря тянулся к розетке длинный пыльный провод. Небольшой пустой стол, и к стене над ним прислонена пробковая доска с черно-белыми фотографиями. Сафонов единственный из всех смотрел в кадр, прищурившись, над губой у него темнели тонкие усики, придающие ему вид дерзкий и в то же время нелепый.

– Похоже на убежище серийного маньяка, – пробормотал Макар.

– Маньяки не убивают уже мертвых людей.

Сергей обыскал комнату, но не нашел ни пленки, ни фотоаппарата. Отпечатки были стерты или просто исчезли от времени.

– Здесь даже фотобумаги нет, – за его спиной негромко сказал Илюшин. – Минимум информации. Может быть, на снимках найдется подсказка.

Оба уставились на портреты.

Все пять были расположены в ряд. Парень на первом снимке широко улыбался, и трудно было вообразить человека, который не улыбнулся бы в ответ. «Из тех людей, глядя на которых остро чувствуешь, что молодость не просто ушла, а ушла к кому-то», – подумал Илюшин. Рослый и широкоплечий, а улыбка мальчишеская.

Второй – утонченно красивый, хрупкий, смуглый, с тонкой шеей, странным образом похожий одновременно на девушку и на старичка. Прекрасные выразительные глаза, опушенные густыми ресницами. Маленький рот подковкой, поджатые губы.

Третий, с бугристым, как картошка, лицом, смотрел исподлобья в сторону.

– Рабоче-крестьянское рыло, – пробормотал Сергей.

– М-да, пролетарий.

Необычнее всех выглядела девушка. Короткие черные волосы над очень высоким покатым лбом, впалые щеки, близко посаженные глаза, странно лишенные выражения. Одно из тех лиц, чье уродство полюбили использовать модельные дома. Бабкин раздумывал, что не так с девушкой, и вдруг понял: у нее нет бровей.

– Снимали не вблизи, – заметил Илюшин. – У фотографа была хорошая оптика. Интересно, они подписаны?..

Он потянулся за снимками, но Сергей остановил его:

– Подожди. Я ее знаю!

– Кого?

– Девицу! Сейчас, сейчас… – Он защелкал пальцами. – Сенцова, Любовь Сенцова! Проходила свидетельницей по одному не совсем обычному делу.

– Ты участвовал в расследовании?

– Все было намного интереснее. Давай здесь закончим, и я тебе расскажу.

Рутинная работа: осмотреть, сфотографировать, записать. Когда Сергей вернул на место последнюю фотографию, Илюшин ткнул пальцем в потолок: возвращаемся.

– Объясни мне, – ворчал Бабкин, поднимаясь в темноте за напарником, – дом громадный, на велосипеде не объедешь, а подвал – комнатушка два на три. Где логика, где здравый смысл?

– Пару лет назад мои знакомые искали на лето дачу для большой семьи, – отозвался Макар. – Им подвернулся отличный вариант: трехэтажный коттедж, два десятка комнат, включая бильярдную и сауну. И один-единственный туалет. Мои знакомые не удержались и спросили владельца: мол, как же так? Неужели вам по душе очереди в уборную? А тот ответил: у моих бабушки с дедушкой так было, изба на две семьи, одна уборная во дворе, и ничего, жили и радовались.

– За сауну в жилом доме бабушка с дедушкой пороли бы внука мокрыми розгами.

Они вернулись в комнату, где были разбросаны вещи.

– Надо бы все помещения осмотреть с твоей лампой, – просительно сказал Макар.

– Я тебе объяснял, – терпеливо сказал Бабкин. – В свете ультрафиолета следы разрушаются. Здесь еще полиции работать, а уничтожать улики – это свинство. С лупой ходи и с реактивом Воскобойникова, по старинке. Кстати, в кухне на кафеле высохшее темное пятно. Давай, тренируйся.

Пока Илюшин ползал вокруг пятна, Сергей придвинул табурет к окну, сел и стал рассказывать.

– В две тысячи восьмом, когда я уже ушел из прокуратуры, ко мне обратился знакомый следователь, Урюпин, – молодой парень, пристроенный к нам по блату, но смышленый и азартный. У него в производстве было дело об убийстве. Мужчину сорока пяти лет зарезали январским вечером в парке. В деле имелось три странности. Во-первых, ничего не взяли. В карманах нашлись документы, ключи и несколько тысячных купюр. Можно было предположить, что ограбили его ради крупных денег, но когда опросили соседей, подтвердилось, что больших сумм у бедолаги не водилось. Во-вторых, эксперт насчитал на его теле пятнадцать ножевых ранений. Мужик был укутан в пуховик и теплый свитер, а его истыкали с такой легкостью, будто он стог сена. В-третьих, все произошло вечером, около восьми, в парке «Дубки», недалеко от «Тимирязевской». Парк небольшой, а главное, людный. Рядом с ним проходит маршрут двадцать седьмого трамвая, из которого и вышел наш бедняга минут за пять до того, как встретил убийцу.

Илюшин снял очки и уложил реактивы в коробку.

– Серега, это обычный кетчуп, размазанный по полу. Я и в твоей истории пока не вижу ничего удивительного.

– Убитого вспомнили свидетели, ехавшие вместе с ним в одном вагоне. Он был пьян и приставал к девушке.

– Той, которая на фотографии?

– Да, Сенцовой. Мой следователь ухитрился отыскать ее. Девица подтвердила, что была в трамвае с погибшим и вышла на той же остановке, но мужчина остался возле трамвайных путей, а она пересекла парк и ушла. Больше, по ее словам, они не встречались. Урюпин попросил меня присутствовать при опросе свидетельницы. Если бы Сенцова воспротивилась, ничего бы не вышло, но она не стала возражать.

– М-м-м… Он хотел, чтобы ты ее расколол?

– Я ни слова не произнес за те полтора часа, что она пробыла в его кабинете. Просто сидел в уголке. Наблюдал.

Сергей замолчал и прислушался. Снаружи возле входной двери что-то зашуршало. Он наклонился вплотную к оконному стеклу, но на улице было по-прежнему пустынно и тихо.