Здравствуй, незнакомец (ЛП) - Клейпас Лиза - Страница 22

– Я использую методы, разработанные сэром Джозефом Листером, – сказала Гарретт, с гордостью окидывая взглядом кабинет. – Я посещала лекции, которые он читал в Сорбонне, и ассистировала на некоторых операциях. Его работа основана на теории Пастера, которая гласит, что раны гноятся из-за микробов, попадающих в организм и там размножающихся. Моё хирургическое оборудование и материалы всегда стерилизуются, и я обрабатываю и перевязываю раны антисептическими жидкостями и марлей. Всё это даёт моим пациентам гораздо больше шансов на выживание.

Итан дивился её готовности брать на себя ответственность за жизнь или смерть, даже зная, что результат иногда бывает трагическим.

– Как вы справляетесь с нагрузкой? – тихо спросил он.

– Человек привыкает ко всему. Бывают моменты, когда риск и нервы помогают мне работать на таком уровне, которого я и не думала достичь.

– Я понимаю, – пробормотал он.

– Да... уверена, что понимаете.

Их взгляды встретились, и Итана окутал тёплый поток. Она была так красива, с этими высокими скулами, уравновешивающими твёрдую линию челюсти. И мягкими эротическими изгибами рта.

– Доктор, – сказал он с трудом, – наверное, мне следует...

– Лаборатория находится здесь, – прервала его Гарретт, отходя в другую часть комнаты, чтобы отодвинуть складную перегородку. Она зажгла ещё одну из этих научных ламп, осветив помещение, где находилась керамическая раковина с горячим и холодным водоснабжением, мощная медная сушильная печь с конфорками, металлические столы и мраморные поверхности, а также тщательно организованные полки с контейнерами, пробирками, колбами и замысловатыми приборами.

Гарретт возилась возле раковины, включив воду. Итан подошёл к ней сбоку, практически нехотя волоча ноги. Она поставила букетик фиалок, который он ей подарил, в пробирку с водой. Вставив стеклянный цилиндр в одно из отверстий в деревянной подставке, она вынула микроскоп из чехла из розового дерева и положила его рядом с лампой.

– Вы когда-нибудь таким пользовались? – спросила она.

– Однажды. Он принадлежал химику с Флит-стрит.

– Что вы исследовали?

– Мне нужна была помощь в обследовании улик. – Итан наблюдал за тем, как она настраивала крошечные зеркала и линзы. – Когда я ещё работал в подразделении "К", то расследовал нераскрытое дело об убийстве. Мужчина покончил жизнь самоубийством при помощи собственной складной бритвы, которая была найдена на полу рядом с его телом. Но бритва находилась в практически закрытом виде. Предполагать, что он попытался бы сложить лезвие после того, как перерезал себе горло, было бессмысленно.

Итан сразу пожалел о сказанном. Разговор, учитывая компанию и обстоятельства, казался совсем неподходящим.

– Насколько глубокой оказалась рана? – удивила его вопросом Гарретт.

– Были перерезаны и сонная артерия, и яремная вена.

– В таком случае смерть наступает мгновенно, – сказала Гарретт. – Если бы это было самоубийство, ему бы не хватило времени сложить бритву.

Итан начинал наслаждаться новизной такой беседы с женщиной.

– Главным подозреваемым считался шурин, – продолжил он рассказ, – у него были и мотив, и возможность. Через несколько часов после совершения преступления его нашли с пятном крови на рукаве пальто. Он утверждал, что в тот день посетил мясную лавку и запачкался, задев прилавок рукой. Выяснить, была ли это кровь животного или человека не представлялось возможным. Дело отложили, а доказательства остались в хранилище вещдоков подразделения. После того, как я прочитал досье, то взял бритву и образец окровавленной ткани и отнёс химику, который изучил их под микроскопом. Он обнаружил два вида волокон, зацепившиеся за остроконечную противоположную часть лезвия. Одно из них идеально совпадало с шерстью, из которого было сшито синее пальто.

– А другое?

– Оказалось клочком шерсти белого пуделя. Выяснилось, что у шурина есть собака, и волосок с его пальто попал на орудие убийства. На допросе он сломался и во всём сознался.

– С вашей стороны было умно подойти к делу с научной точки зрения.

Итан пожал плечами, пытаясь скрыть удовольствие, которое он испытал от восхищённого взгляда Гарретт.

– Возможно, вам будет интересно узнать, что теперь появился способ отличить кровь животного от человеческой, – сказала она. – У птиц, рыб и рептилий кровяные тельца имеют овальную форму, тогда как у млекопитающих, включая человека, тельца круглые. Кроме того, они больше в диаметре, чем у большинства других существ.

– Откуда вы столько знаете о клеточных элементах крови?

– Я пытаюсь выяснить всё, что могу. – На её лицо набежала тень. – У моего отца заболевание крови.

– Серьёзное? – ласково спросил Итан.

Она ответила еле заметным кивком.

Понимая, какое горе её ожидало, зная, что она должно быть всегда жила, предвкушая его в недалёком будущем, Итану захотелось до неё дотронуться. Ему захотелось обнять Гарретт и пообещать, что будет рядом, и поможет пройти через сложный период. Но тот факт, что на самом деле он этого не сможет, вызвал в нём гнев, обычно самую легкодоступную из его эмоций, и Итан ощутил, как все мышцы в теле напряглись.

Услышав скрип ступенек и тяжёлую поступь, спускающихся вниз людей, они оба поглядели в сторону закрытой двери кабинета. Прихожую наполнили несколько голосов. Судя по звукам, мужчины, игравшие в карты с отцом Гарретт, собирались домой.

– Элиза, – спросил один из них, – почему доктор Гибсон не поднялась к нам наверх, как обычно?

– Доктор вернулась сегодня поздно, сэр, – последовал ответ горничной.

– Где она? Я бы хотел, по крайней мере, пожелать ей доброго вечера.

Голос горничной стал звучать выше.

– О, мистер Глейг, не получится, она с пациентом.

– В такое время? – недовольно спросил другой мужчина.

–Так и есть, мистер Оксли. – В порыве вдохновения, Элиза добавила: – бедный парнишка сломал себе дверцовую кость.

Услышав незнакомое слово, Итан вопросительно посмотрел на Гарретт.

– Берцовую, – сказала она, сокрушённо уронив лоб на его плечо.

Итан улыбнулся и слегка её приобнял. Она благоухала, словно только что постиранные вещи, с примесью слабой солоноватой нотки прохлады. Он хотел проследить за ароматом, который исходил от нежной тёплой шеи и исчезал под лифом платья.

Снаружи, Элиза принялась рассказывать об опасном характере “дверцовых” травм, которые, если не лечить должным образом, могут привести к “коленной хромоте”, “щиколотковым ковыляниям” и даже “отрубации". Гарретт раздражённо вертелась, слушая, как горничная со знанием дела читает лекцию.

– Она обеспечивает нам прикрытие, – весело прошептал Итан.

– Но они выйдут за порог и начнут повторять её тарабарщину, – прошептала она в ответ, – и вскоре моя комната ожидания заполнится пациентами с дверцовыми жалобами.

– Это новая область медицины. Вы станете новатором.

Он услышал её приглушённый смешок. Она продолжала льнуть к нему, пока трое констеблей выражали сочувствие несчастному пациенту. В конце концов, мужчины разошлись, сердечно распрощавшись. Итан обнаружил, что его рука украдкой обвила Гарретт. Выпустить её из объятий казалось сродни попытке размотать стальную пружину.

– Вам лучше пойти наверх к отцу, – проговорил он с трудом.

– Элиза приглядит за ним несколько минут, пока я покажу вам стёкла. У меня есть крылья насекомых... пыльца... лепестки цветка. Что бы вы хотели увидеть?

– Внутреннее убранство двуколки, – мягко ответил он. – Я не могу оставаться с вами наедине, дорогая.

Гарретт коснулась краёв его жилета, зажав в пальцах тонкую кожу.

– Итан. – По её лицу разлился румянец, словно свет заструился сквозь розоватое, покрытое инеем стекло. – Я не хочу прекращать наши отношения. Мы... мы время от времени могли бы тайно встречаться. Никому знать не обязательно. Мы не будем заявлять друг на друга права. Просто... получать удовольствие.

Итана убило, то, как она подбирала слова, это так сильно отличалось от её обычной решительной манеры речи. Он мог только догадываться, что ей стоило поступиться своей гордостью. Ему было не совсем понятно, какое конкретно предложение ему делала Гарретт, и знала ли она сама. Не то чтобы это имело значение. Чем бы она его не одарила, Итан жаждал этого больше всего на свете. Но он должен заставить её осознать невозможность таких отношений. И даже если бы они оказались осуществимы, сама их идея была её недостойна.