Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ) - Дьюк Александр - Страница 7

— Ага! — Черноногий уперся в бока. — А драккар твой, Неглур, где, а, Эйнар Сын Войны? — с издевкой произнес Скарв его имя. — Всем же известно, что Эйнар Сын Войны ходит по морям на Неглуре, украденном у самой царицы Бейн, с дружиной Медового Зала!

— Тут, знаешь, долгая история…

В толпе селян оживленно зашептались. А ведь и вправду всем известный факт. Где ж дружина, где Неглур, спрашиваю? Так и знал, очередной придурок, что себя за великого героя выдает. Эх, надо было еще вчера ему зубы выбить, да занят сильно был.

— Да срал я на твои истории! — взревел Черноногий, пресекая перешептывания. — Близнецы, известные каждому червю мечи Эйнара Сына Войны, где? А ну, показывай, Эйнар Сын Войны!

Эйнар растерянно повертел головой, разглядывая пояс, похлопал себя свободной рукой по бокам, даже потряс рубаху — вдруг где завалялось.

— Точно… — постучал себе по лбу он. — То-то думаю, чего я забыл. Никуда не уходи, — успокоил он, поворачиваясь к хряк-берсеркам спиной, — счас принесу…

— Стоять! — рявкнул Скарв. Эйнар послушно остановился. — Ты — не Сын Войны! — удовлетворенно повторил Черноногий. — Ты просто идиот, которому надоело жить!

— Чего это? — удивился Эйнар, пошатнувшись. — Очень даже не надоело.

— А я, Скарв Черноногий, — вождь хряк-берсерков пропустил слова великана мимо ушей, — милосерден к таким идиотам. Потому я дам тебе то, чего тебе так хочется!

— Пива? — спросил Эйнар, вкладывая в одно короткое слово все страдание и отчаяние человека, умирающего от жажды в пустыне.

— Я тебя убью, ублюдок несчастный! — взвизгнул Скарв. — Сперва тебя, а потом — каждого червя в этой навозной яме! А потом сожгу здесь все! ДА! Сожгу и прослежу, чтоб пепел стал предупреждением остальным, кому вздумается еще хоть раз когда-нибудь звать героев против меня, Скарва Черноного, вождя самой страшной и безжалостной ба…

Черноногий слишком увлекся злодейской речью и слишком глубоко погрузился в сладостные мечтания о многочисленных и ужасных злодействах. Поэтому заметил прилетевшую в него бутыль только тогда, когда она с глиняным треском разбилась о его шлем, окатив ребят плещущимися на дне остатками браги и осколками. Силы, с которой Эйнар Сын Войны швырнул бутыль, с лихвой хватило, чтобы вышибить великого и ужасного вождя хряк-берсерков из седла и опрокинуть его на землю. Ребяты, подчиняясь инстинкту, дернулись было в атаку, но замерли, молча переглянулись и дружно сделали шаг назад. Они увидели лицо Эйнара Сына Войны, то самое — мрачное, суровое, пугающее одним только взглядом, в котором кипела ярость всех войн Симскары. Даже встопорщившаяся рыжая борода и растрепанные волосы почему-то устрашали. Потому что это были вовсе не волосы, а пламя, пожирающее павшие крепости и разоренные города.

Эйнар хрустнул суставами пальцев и уверенным шагом направился к хряк-берсеркам. Ездовой кабан, у которого с образностью мышления и, собственно, с самим мышлением было туго, грозно взвизгнул, наклонил голову, выставив клыки, и взрыхлил копытом землю. Эйнара это не остановило и не произвело на него никакого впечатления. Он просто огрел хряка кулаком между ушей, когда тот бросился на обидчика своего хозяина. Кабан жалобно хрюкнул, его глаза собрались в кучу, передние лапы разъехались, и он рухнул рылом в сырую землю. Эйнар обвел ребят вопросительным взглядом. В подтверждение своих намерений те сделали еще один шаг назад. Эйнар не отреагировал, давая тем самым понять, что другого от них и не ожидал. Он безнаказанно приблизился к Скарву, лежавшему на спине, выпучив ошалело вращающиеся глаза, наклонился за ним и поднял огромной рукой за ворот кольчуги без видимых усилий.

— Ты назвал меня ублюдком два раза, свинья, — сказал он беззлобно. — Мне это не нравится, но отцов не выбирают. За правду бить не привык, повезло тебе. А вот чего не люблю, так когда грозят людям, что за себя постоять не могут. Не надо было этого делать.

Скарв многое узнал за прошедшие несколько секунд. И признал свои ошибки. Он хотел оправдаться, может, даже извиниться, однако Эйнар не дал ему такой возможности. Он слегка подбросил Скарва, словно тот ничего и не весил, а потом эффектным апперкотом отправил его в небеса.

***

Как отмечалось ранее, Судьба не являлась богиней Хаттфъяля, хотя из прихоти и жила среди богов. Подобно смерти, она была сама по себе, но если смерть волновала только смертность всего смертного, то с Судьбой все обстояло гораздо сложнее и неопределеннее. Чего она хочет и чего от нее ждать — не знал никто. Некоторые считали, что вся суть ее существования вообще заключается лишь в бесконечных насмешках над богами и людьми. И такое предположение не лишено оснований. Каждый, кому довелось лично встретиться с Судьбой, отмечал, что чувство юмора у нее весьма специфическое.

К примеру, ничего необычного, когда где-нибудь на Эвлоге разгорится очередная война, которая затянется на пару десятков лет, унесет тысячи жизней, сотрет пару значимых торгово-ремесленных центров, угробит какого-нибудь тамошнего героя с проблемными ногами, а победитель вместо того чтобы благополучно вернуться домой короткой дорогой, спьяну повернет не там и найдет себе приключений, описание которых можно растянуть на десяток увесистых томов. Никто не удивится, если такая война разгорится из-за женщины, ведь все войны начинаются из-за женщин. А даже если из-за мужчины — тоже ничего удивительного, на Эвлоге и не такое в порядке вещей. Но кто поверит, что истинной причиной такой войны может послужить одна особо говорливая антропоморфная свинья, которую где-то на задворках Симскары запустил в небо полубог, страдавший в тот момент тяжким похмельем и приступом благородства? Вот уж и вправду насмешка Судьбы. А может, нет? Может, все просто так случайно совпало?

Совпало, что на одном из облаков — той самой белоснежной небесной пушинке весом в среднем около семи тонн — в то самое утро засел крылатый голозадый карапуз с луком — один из многочисленных работников Аусты, Матери Любви, весьма капризной, взбалмошной и, если задуматься, не самой приятной родственницы Эйнара Сына Войны. Карапуз этот, проведя в засаде много часов, наконец-то улучил момент, чтобы как следует прицелиться в сердце одного эвлогского царя, устроившего грандиозный банкет по случаю выгодного бракосочетания с дочерью особо надоедливого, неугомонного соседа (Мать Любовь терпеть не могла, когда какой-нибудь наглый смертный, пусть даже царь, осмеливается оскорблять ее особу прагматизмом, политической дальновидностью и рациональным мышлением, поэтому карала неугодных своей излюбленной пыткой всякого рода трагически-романтическими геометрическими фигурами). И вот, по случайному стечению обстоятельств, когда суровый царь обменивался дежурными любезностями с белокурой куколкой-царицей, женой своего верного и особо ревнивого союзника, Скарв Черноногий прошил своей бронированной головой именно то самое облако и именно в тот самый момент, когда добросовестный труженик любовного цеха готовился пустить стрелу. Естественно, от такой неожиданности прицел карапуза сбился, и стрела вместо грозного царя угодила в сердце юного царевича, совершенно случайно проходившего мимо. Царевич, между прочим, замечательно проводил время, был уже изрядно пьян и присматривал себе пару царевен мелкого калибра для приватных бесед и чтения поэм под одеялом, как вдруг осознал, что жизнь его была пуста. Она не имела никакого смысла до этого самого момента, когда он увидел пару захватывающих дух, больших, нежных, рвущих тогу гру… глазок, голубых глазок на невинном кукольном личике обворожительной царицы, доставшейся по прихоти Судьбы не ему, а какому-то отставному ветерану сексуальных баталий, который с трудом осилит хотя бы треть полуночного эпоса. И так уж совпало, что в невинных глазках царицы разгорался жадный огонь голодной волчицы каждый раз при виде юного, атлетически сложенного мужского тела и буйных кудрей, а ее сердечко трепетало в плену бурно вздымающейся груди при чарующих звуках поэзии. Везет же кому-то, правда?