Отпусти меня (СИ) - А Ярослава - Страница 10

— Устала?

— Не-а, — улыбаюсь ему в ответ.

Муж поднимается с насиженного места и увлекает за собой в дом…в спальню…

Проверять будет: насколько я не устала.

***

Утро следующего дня я встретила в отличном расположении духа. Приятная сытая усталость разливалась по телу, и вопреки всему хотелось глупо улыбаться во весь рот.

Вот она — настоящая женская логика!

Неприятности обложили со всех сторон, а я стою у зеркала довольная и счастливая, с трудом раздирая волосы, которые превратились в настоящий колотун после бурной ночи.

Правда, долго зависать в облаках мне не дали. Дети проснулись. Уже даже почистили зубы. Кто как может, разумеется.

Умнички мои…

Океан нежности плещется где-то у самого горла, когда я наблюдаю, как Саша, шипя и едва слышно матерясь сквозь зубы, пытается натянуть сандалии на извивающуюся Дашу.

— Как у тебя это получается?! — с возмущением пыхтит он, — Фух, семь потов сошло пока обул.

Детей сегодня везет он, поэтому у меня даже есть шанс успеть погладить себе блузку.

Собираюсь как на каторгу.

Пожалуй, впервые в жизни я так не ненавижу свою работу.

В офисе меня, как всегда, заваливают безотлагательными делами, и только к вечеру вспоминаю про букет у меня в шкафу. Он уже завял, но еще не засох.

Вид поникших лепестков кислотой разъел остатки хорошего настроения.

Как же его незаметно выкинуть?

Не успела об этом подумать, как в кабинет влетела Вера Ивановна, которая в последние дни стала раздражать своей бесцеремонностью.

— Машенька! Пошли пить чай!

Излишне резким движением захлопываю дверцу шкафа и прижимаюсь к ней спиной, словно нашкодившая школьница.

— Вера Ивановна, какой чай? У меня работы непочатый край, — стараюсь за усталым ворчанием скрыть истинные чувства.

— Девочки принесли домашний торт. Пошли. Работа не волк, — весело подмигивает она и тянет меня за рукав блузки.

Придется идти. Проще съесть этот злосчастный кусок торта, чем потом полгода выслушивать про то, как Мария Викторовна отбивается от коллектива.

В бухгалтерии накрыли стол, разрезали торт. Меня усадили, сунули в руки кружку с чаем.

Сижу, жую вкусный торт, посматриваю на часы, а за столом между тем идет оживленная беседа:

— Умчал сегодня после планерки как ошпаренный.

— Да уж. Кто бы мог подумать…

— Теперь, небось, имущество еще два года делить будут.

— Да больно оно ей нужно — это его имущество. Вы знаете кем у нее отец был при советской власти?

— А сын-то с кем останется, как думаете?

— Этот сын уже на полголовы выше папы. Видела его на днях.

И тут до меня с трудом, но начинает доходить о ком они разговаривают.

По спине мгновенно прокатилась ледяная волна. Пальцы неосознанным движением вцепились сильнее в кружку. С трудом проглотила кусок торта, который застрял в горле и, сделав три жадных глотка горячего чая, поспешно спрятала дрожащие руки между коленями.

— А мне вот девочки его совсем не жалко, — говорит одна из бухгалтерш преклонного возраста, — Жена у него хорошая. Ему бы на нее молиться да пылинки сдувать, а не таскаться за всякими…не в приличном обществе будет сказано.

Молоденькая финансистка повернулась к Вере Ивановне и поинтересовалась:

— Это правда, что она за Хрыкина теперь замуж выходит?

Вера Ивановна вдохновенно ковыряет торт, выковыривая вишни, и говорит:

— Правда, неправда, но ночует однозначно. У меня Иришка дружит с его племянницей. Частенько подвожу ее до дома, там то и дело «Лексус» с тремя Олечками стоит.

— Фу, он же страшный и старый, — кривится девушка.

— Так и она поди уже не сочный персик, — усмехается начальница наивностью молодой сотрудницы.

Тут разговор плавно съезжает в сторону дочки Веры Ивановны. Давно Ирочку не обсуждали.

Женское щебетание летит мимо меня. Я слушаю, но не слышу, о чем они говорят.

Кажется, кто-то у меня что-то спросил.

Растерянно киваю в ответ и, словно очнувшись от сна, говорю:

— Все было очень вкусно, но мне пора работать.

Никто особо не расстроился из-за моего поспешного ухода. У них теперь прекрасная возможность еще и о финансовом директоре посплетничать.

А мне и вправду надо поработать, чтобы искоренить предательские мысли из своей дурной головы.

Весь оставшийся день, погрузившись в горы документов, выхожу из кабинета только в туалет. Как результат — домой приползаю чуть живая от усталости.

На автомате делаю домашние дела, кормлю детей ужином, встречаю мужа. Он уже написал заявление, но впереди еще две недели отработки.

Я с обреченностью думаю, что мне нужно еще пару месяцев продержаться, пока он не найдет себе новое место.

***

Вытерпеть пару месяцев оказалось труднее, чем я себе представляла.

Вы думаете Владимир Иванович ко мне снова приставал, дарил букеты и заманивал в рестораны?

Нет.

Он методично, планомерно выживал меня из коллектива, устраивая публичный вынос мозга, заваливая бессмысленными заданиями.

И это продолжалось ежедневно, ежечасно.

Казалось, он получал какое-то особое эстетическое удовольствие раз за разом унижая меня, выставляя перед сотрудниками идиоткой и всячески подрывая мой профессиональны авторитет.

Умом я понимала, что это такая изощренная месть, и он выжидает, когда мое терпение лопнет, а градус ненависти достигнет апогея.

А что я?

Мне оставалось молчаливо строить из себя невинную овечку, ловить сочувственные взгляды и не мешать выплескивать одному ему понятную обиду.

Скажете, что это унизительно, недостойно?

А что мне еще оставалось делать?

Если бы от меня не зависело благополучие семьи, я, пожалуй, с нескрываемым удовольствием надела Владимиру Ивановичу пепельницу с кучей его же окурков на голову и послала на три неприличных буквы.

Мне было больно, мне было до слез обидно, но я держалась одной мыслью, что скоро этот цирк закончится и я не героиня любовного романа. Они в отличие от меня могут себе позволить мыслить не головой, а мягким местом. И уж лучше пускай устраивает мне словесные порки, чем трахает на столе в своем кабинете.

Саша не мог не заметить моего подавленного состояния.

— Что с тобой в последнее время происходит? Ты снова похудела. Откуда эти синяки под глазами? — недовольно рычит он, словно я одна виновата во всем.

— Все нормально, — пытаюсь увильнуть от ответа я.

— Нормально?! — шипит он, — Да тебя уже от ветра шатает. И поэтому ты задерживаешься на работе?!

Ах, вот оно что! С ума уже сошел от ревности.

Не знаю, что он хотел услышать от меня в этот момент, но я как на духу выдала:

— Тебя только это волнует! Да? Гнобит он меня. Понял?

Сашины глаза удивленно расширяются, а я в запале продолжаю:

— Целенаправленно выживает, сволочь. Сил нет терпеть больше. Я на работу, как на каторгу хожу.

— Но раньше-то у тебя все было нормально? — продолжает недоумевать он, — Ты была всем очень довольна.

— Не дала я ему. Вот и мстит теперь, — с горечью и опустошением говорю я, — Не могу больше.

На глаза наворачиваются предательские слезы, и я в поисках поддержки и защиты прижимаюсь к Сашиному плечу.

— Маш?

Поднимаю лицо, стараясь проглотить ком в горле.

— Увольняйся. Завтра же.

— Саш, а как же… Ты же еще не нашел себе место…

Он обнимает мое лицо ладонями, смотрит прямо в глаза и твердо повторяет:

— Увольняйся. Все как-нибудь образуется. Хочешь — я поеду в Москву? Еще непоздно согласиться.

Отрицательно качаю головой.

— Не хочу.

Муж нежно целует мои губы, прижимает к себе, но отчего-то легче мне не становится. Наоборот, ноющее чувство в груди нарастает.

С трудом передвигая ноги, словно ржавый робот иду в душ, где тщательно мою голову. Наверное, целых два раза. Но вода, вопреки обыкновению, не приносит облегчения. Чувство усталости ломит затылок. Постоянный стресс и недосып крайне негативно сказывался на организме.