Материнский инстинкт (СИ) - Грачева Татьяна Васильевна - Страница 13

Направляя пистолет в сторону стонущего Максима, Яна подошла ближе к тумбочке и удивлённо уставилась на шприц. Любящий внук не собирался ничего вкалывать своей больной бабушке. Абсолютно ничего. Только воздух.

Продолжая удерживать на прицеле неудавшегося убийцу, женщина обратилась к Марии Львовне:

— Вы случайно на него квартиру не переписали?

Пожилая соседка медленно кивнула.

Яна печально произнесла:

— Вам нужна новая сиделка.

[1] Тарапунька и Штепсель — комический дует народных артистов УССР Ефим Березин и Юрий Тимошенко.

Яна опять опаздывала на работу. После разыгравшейся ночью драмы она долго не могла уснуть. Тяжело было определить, что больше ужаснуло и разозлило — чудовищно циничный поступок Максима или желание Марии Львовны не разглашать едва не состоявшееся убийство. Её любовь к внуку оказалась не только слепой, но и по истине сумасшедшей. Максим же дураком не был и ещё до рассвета съехал с квартиры, пока бабушка не передумала и не позвонила в полицию. У Яны практически не было выбора — вряд ли её сон мог послужить полноценным доказательство, разве что для психиатров. Те бы точно пожелали провести душевную беседу с ненормальной женщиной.

Пришлось вызвать такси и пропустить тренировку. Предыдущая неделя закончилась трагедией на крыше, эта началась сумбурно и крайне неприятно. Сразу же вспомнились горы ароматных пирожков, преподнесенные Максимом. От одной только мысли о двуличности тихого вежливого соседа подкатила рвота. Это же насколько гниль разъела в нем всё человеческое, что он решился убить бабушку из-за квартиры?

Призрачные сны не только начали приходить с поразительной частотой, но и обзавелись новыми подробностями. В последних двух, кроме посетителей добавились ещё жуткие детали. Сначала лица на облаках, потом тени за спиной мужчины. Яна уже привыкла, что обстановку создавало её воображение, поэтому места, где происходили беседы с призраками, редко выглядели адекватно и обычно. Но это было что-то другое, не её фантазия — они были привидениями, они кричали, молили о помощи, врываясь в сны.

Яна мельком взглянула на экран телефона, чтобы ещё раз убедиться — опоздание неминуемо и застыла, увидев дату. Цифры острыми иглами вонзились в глаза. Сердце пропустило пару ударов и зашлось в сумасшедшем темпе.

— Остановите, — и резко передумала: — Нет. В другое место везите, на Комсомольскую тридцать.

Машина затормозила, зарываясь колесами в размокшую землю, грязью забрызгало не только двери, но частично боковые стекла. Водитель тихо выругался и недовольно пробурчал:

— Приехали.

Яна быстро расплатилась и открыла дверь. Ноги тут же увязли в слякоти, от промокания спасли высокие голенища сапог, но холодная жижа неприятно окутала обувь, создавая ощущения сырости. Дорога, засыпанная гравием была всего в полуметре от того места, где стояла женщина.

Яна стиснула зубы и сделала первый шаг в сторону кладбища. В голове разом исчезли все мысли, звенящая пустота пульсировала, растекаясь по всему телу. Ноги рывками продвигались вперёд, будто вязли в песке, руки плетями висели вдоль тела. Со стороны женщина выглядела как зомби, возвращающийся домой.

У квадратного чёрного памятника с белым каменным голубем, примостившимся в правом углу, Яна остановилась, и тут же рухнула прямо на мокрую скользкую траву. Отрешенный истекающий болью взгляд уперся в табличку: «Пятое апреля 2010 — двадцать третье октября 2012 года. Спи сыночек, ангелочек».

Она не помнила, сколько простояла у могилы сына, джинсы промокли, ноги занемели, лицо покрылось соленой коркой от слез. От неожиданного прикосновения к плечу, Яна слегка вздрогнула и, не оборачиваясь, произнесла:

— Ты же обещал прийти после обеда.

Павел зябко повёл плечами и приподнял воротник пальто.

— Когда мне удобно, тогда и прихожу. — Он наклонился и поставил в вазу роскошный букет из белых лилий. Поправив цветы, недовольно пробурчал: — Ты, как обычно без цветов.

Яна поднялась с колен и оглядела бывшего мужа. Они не виделись с тех пор, как подписали документы о разводе и разделили имущество. Павел больше не походил на безусого мягкотелого юнца, отрастил бородку, изменил стрижку, даже одеваться стал по-другому. Куртку и джинсы сменил на чёрное длинное пальто и классический костюм. Перемены в Яне не затронули внешность, и мужчина смотрел на бывшую жену с толикой отвращения и непонимания. Заплаканная и грязная — сейчас она выглядела лет на пять старше своих тридцати и вызывала только жалость.

— Ты плохо выглядишь, — прямо заявил Павел, отчего-то желая унизить когда-то самого близкого человека.

— Я знаю, — бесстрастно ответила Яна.

Мужчина виновато отвёл взгляд, пряча руки в карманах.

— Ты знаешь, я женюсь. — Павел сам не понял, как сказал это. Последнее, в чем хотелось признаваться на могиле собственного сына, что он окончательно разлюбил его мать.

Яна не знала, как реагировать на эту новость, хотелось напомнить, что печать на бракоразводных документах за полгода ещё не высохла, но поняла, что ей всё равно.

— Зачем ты поставил этот памятник. Дима никогда не любил чёрный цвет и голубей, кстати тоже. Ему воробьи нравились.

Павел словно ждал предлога высказать все, что накипело за последнее время, все, что не высказал жене после похорон.

— Я хоть что-то решил! Хотя бы что-то для него сделал! Кто-то же должен был взять себя в руки?! Между прочим, он был и моим сыном тоже!

— Твоим сыном? — едко процедила Яна сквозь зубы. — Ты хоть раз за полтора года уложил его спать, покормил? Кто укачивал, когда у него болел животик или резались зубы? Ты помнишь, как пахли кудряшки на затылке твоего сына? Ты знал, что он боялся пищащей собаки, что ты ему подарил? Он для тебя был очередной заполненной графой в паспорте: женат, есть ребёнок.

Глаза мужчины гневно сузились.

— Вот значит как? А кто взял на себя все хлопоты о похоронах. Ты хоть что-то сделала? Нет, у бедной Яночки крыша поехала, у неё сил не было. Мне, думаешь, легко было? У меня выбора просто не было!

Яна оттолкнула мужчину и пошла к выходу с кладбища. С бывшим мужем у них не осталось ничего общего, даже воспоминания разнились.

Боль утраты продолжала скрести сердце когтистой лапой, заставляя рывками глотать воздух. Чёрная дыра в груди за прошедший год никуда не делась, а всё так же засасывала туда мысли и чувства.

Дима умер полтора года назад. В тот день в мире остались только чёрно-белые краски, тело обзавелось никогда не заживающей кровоточащей раной — время не справлялось с обязанностями лекаря.

Воспоминания ударили в лоб, отбрасывая Яну в прошлое.

Вечером у Димы заболел живот. Ребёнок плакал, закатываясь в истерику, и указывал на животик. Яна сразу же решила ехать в больницу, но муж рассердился, заметив, что по любому поводу к врачам не наездишься, к тому же ночь на дворе. Советовал дать грудь и уложить спать. Яна с трудом уговорила Павла выгнать машину и ехать в ближайшую больницу.

Плачущего ребёнка принял молодой врач. Осмотрев его, он направил родителей на рентген. Дима постепенно затих, только побелел, и устало свесил ручки. Тогда Павел ещё ворчливо заметил:

— Ты, видимо, что-то съела, вот у сына и заболел живот.

Яна кормила грудью и тщательно следила за своим рационом, но иногда позволяла себе вольности: вечером съела целый апельсин.

Врач бегло осмотрел рентгеновский снимок и успокоил родителей:

— Всё в порядке. У детей такое бывает. Скушал что-то не то. Попейте смекту и бифидумбактерин. — Он быстро выписал рецепт и с лёгкой улыбкой выпроводил их за дверь.

Дима заснул ещё на обратном пути домой. Яну пугала его вялость и практически полная неподвижность.

— Паша, как-то не так он выглядит. Почему он такой слабый?

Муж сосредоточенно вёл машину и, не поворачиваясь, ответил:

— Димка, накричался, устал. Среди ночи по врачам его таскали. Утром проснется, как огурчик.