Потомок древних королей (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 6

На следующий день мы с ним несли в поселок лекарство, останавливаясь и целуясь почти под каждым деревом. Смеялись, шутили, говорили о том, чем он занимается — а чем занимаются в поселке, почти селе? Домашняя работа, работа в кузне, летом — пчелы, заготовка сена. Кроме того, их семья разводила рабочих лошадей. И сейчас владела довольно большим табуном. Справная семья, с достатком. Я слушала и понимала, что если бы не осень, то раньше посиделок мне бы Хадара не увидеть — просто у него не было свободной минуты от работы.

На обратном пути я решила зайти к Голове, сказать, что пока остаюсь жить здесь и хочу просить его разрешения встречаться с Хадаром. Мы занесли снадобье и повернули в улочку к дому Головы, взявшись за руки. Парень что-то рассказывал мне, улыбаясь, смотрел на меня и не увидел, как из калитки одного из домов вышла девушка. Я не знала ее. А может, знала в детстве да забыла. Она остановилась, увидев нас, как будто ее толкнули в грудь. И простонала горестно и громко: — Хада-ар…

Хадар резко обернулся, смотрел на нее с досадой: — Званка…

— Ты что ее за руку держишь? Ты что — бросаешь меня? Ты же со мно-ой! Ты же отца просил! Ты целовал, обещал! Ты, зараза, а ну — отпусти его! Что вцепилась? Что вы все в ней нашли такого? Задрипанка нищая, подстилка для стражи! Отойди от него, гадина, жених он мой, мы сосватаны уже — все знают! — визжала она уже не своим голосом. Начали выходить люди из ближних домов, выглядывать в окна. Я заледенела, замерла посреди дороги. Хадар потянул меня дальше. Я не могла сделать и шага.

— Пошли отсюда. Я все объясню тебе, все не так, как она говорит. Даринка, нужно уйти, она же не уймется. Пошли же.

Он сдвинул меня с места, мы сделали несколько шагов и тут на меня налетел ураган… Она вцепилась в платок, рванула его с моей головы, норовя добраться до волос, продолжая орать, как резаная.

Хадар застонал, схватил ее, оттаскивая. Она обхватила его шею, тянулась целовать, целовала, куда достала. Он тащил ее обратно в дом, из которого она вышла. Затолкал внутрь, вошел следом…

Я отмерла. Обвела потерянным взглядом любопытствующих, развернулась и побежала в какой-то переулок. Домой добиралась лесом, не выходя на тропу. Пустила светляков вперед. Никого по пути не встретила, добралась до дома и закрылась на засов. Сидела красная от стыда, без платка, потерянная и злая. Вот это да-а. Вот это мне везет на парней, так уж везет. Как проклятая, может это семейное у нас? И одиночество — плата за дар?

Потом злость отпустила, хлынули слезы. Лежала на кровати, плакала, слушала, как Хадар просит, умоляет открыть, выслушать его, что собирался рассказать все сам, что нужна только я. Закрыла уши. Не могу, не готова, не хочу… Не отошла от того стыда еще. Хороший парень, бабушка, только не у меня. И зачем так со мной? А потому, что сама позвала — услужливо подсказала память. А так бы и не увидела никогда. Позвала, провести просила сама. Кто же так делает? Ой, дура-дура. Когда же я поумнею? Как жить тут буду после такого позора?

Встала, кинула на пол суму, побросала в нее вещи — пару платьев, бельишко, легкий платок, чулки, ботинки. Достала из-за печки деньги, что были у нашей семьи, скрутила в платок, повязала его на талию под платье. Захватила пару вареных картошин. Времени не было совсем. Написала записку, просила пристроить куда-нибудь корову и курей. Приколола ее потом снаружи к двери ножом. Хорошо хоть корова доена, мелькнуло в голове. В карманы запихала содержимое шкатулки с амулетами, оберегами и прочим ведовским добром. Потом поняла, что в шкатулке будет удобнее нести, в суму запихав. Подхватила и шкатулку.

Огляделась внутри, пытаясь вспомнить, как жили тут семьей… не вспоминалось, только давили стены, как клетка. Вышла в дверь. Никого не было рядом — ушел. Пустила светляков на дорогу, пошла следом. Все в какой-то горячке, как в чумном угаре. Ощущала необходимость уйти, не выдержу оправданий, уговоров, сплетен, оскорблений. Уйти скорей и подальше отсюда, скрыться, спрятаться — билось в голове.

За поворотом светляки увидели спешащих в мою сторону мужчин — Хадар и дядька Голова. Свернула с тропы, спряталась за молодую сосенку, присела. Смотрела, как мимо быстро проходит Хадар. Сердце сжалось, сдавило в груди. Еле вдохнула воздух. Тяжело, плохо… опять плохо. Может, и правда — ну ее, эту любовь? Одни беды с ней. И я же не могла успеть влюбиться, так же? Не могла. Нравился, просто нравился. Переживу как-нибудь.

Окрестный лес знала, как свою избу. Тут все выхожено, выброжено не один десяток раз. Здесь всей семьей годами собирали травы, ягоды, грибы. Заготавливали сено на полянах. Я знала пару пчелиных дупел на старых липах. Кто-то из семьи Хадара окуривал их и выбирал медовые соты по бабушкиной просьбе. Поймала себя на том, что иду так, чтобы пройти мимо. Ненормальная… Если так нужен, то вернись и поговори, выслушай… Но как бы ни оправдывался — он не сказал мне, что связан словом. Допустил это — что меня опозорили, ославили… не могу сейчас…

Упрямо шла к тракту. Устала, присела, не выходя из леса. Стала ждать, когда пойдет обоз — чтоб с женщинами. Светляки кружили над натоптанным полотном дороги, а я привалилась к дереву и сидела в полудреме-полуобмороке. Слезы тихо стекали по щекам, я их не вытирала.

Зачем он пришел сейчас, когда выяснилось про невесту? И дядьку Голову привел? Что, если я чего-то не знаю? Просто хотел бы развлечься с сиротой, так бы не делал.

Но про нее мне не поведал… а невеста была — просто назваться невестой, самой, при свидетелях — это немыслимо. Выгонят из поселения за клевету, опозорят. Значит, и права свои на жениха она имела право отстаивать. Целовал, обещал… Так и бывает перед сговором. Парень добивается согласия девушки, потом идет просить ее родителей за себя. Потом уже, после месяца-двух, это самое меньшее, сватают невесту. Свадьбы у нас играли в зиму, как выпадет и уляжется снег. Тогда все работы, в основном, закончены, можно и погулять.

А невесту его я вспомнила. Она была на год старше меня, в школе ее помню и на посиделках тех она была. Рыженькая, сильно конопатая тогда, ниже меня ростом. А сейчас выросла и лицо белое… нарядная. Коса толстая, рыжая на груди. Крикливая и склочная, смотрела исподлобья, но сейчас — красивая.

Так что может и шли ко мне просить не мешать, отойти. Поняла не так Хадара или еще что? Я же его совсем не знаю, может он бабник местный. Красивый… глаза серые, как небо грозовое. Ресницы, как у нашей коровы. Теплый, уютный… чужой.

По тракту прошло уже два обоза, несколько раз прогнали коней незнакомые всадники. Я дремала в лесу у дороги, накатила усталость, не хотелось думать ни о чем.

Нос защекотало, я взмахнула рукой и испугалась — чуть не растерла своего светляка. Всмотрелась, закрыв глаза — идут два обоза, один за другим. Всадники и две женщины на телеге. Старая и молодая. Едят что-то, разговаривают. Вышла, стала на дороге, взмахнула рукой, поклонилась…

До ближайшего города ехали сутки. Ночевали в телеге, укрывшись от дождя и ветра большой накидкой. Женщины ехали на большое торжище — закупаться к свадьбе. Так что я всю дорогу слушала щебетанье счастливой невесты. Сама больше молчала, сказала только, что еду к тетке, осиротев после смерти бабушки.

За то, что довезли меня, заплатила полновесным серебром — щедро. Они были хорошими людьми, а еще, когда я уходить стала, старшая женщина сказала, что искали меня. Остановили их на дороге парни молодые, спрашивали про красивую чернявую девушку. Просил один из них сказать мне, если увидят, что любит и ждать будет, пока прощу и вернусь. И чтобы верила, что не хотел обидеть. Но она мне сразу не сказала, дала успокоиться, заплаканная я была и замкнутая, слушать бы не стала. А теперь, когда на холодную голову обдумаю все и вдруг захочу вернуться, то могу с ними же. Они одним днем в город, вечером выедут обратно, довезут без платы.