Кольцо с изумрудом
(Фантастика. Ужасы. Мистика. Том III) - Ходжсон Уильям Хоуп - Страница 13

Его недоверие почему-то снова взбесило меня. Я выбранил Джека и нагнулся к нему с кочергой, потом открыл дверь кабинета и выходную дверь, продолжая кричать. Я не мог успокоиться, не мог замолчать… Джек, наконец, выскочил из своего убежища и бросился на улицу. Я все еще держал кочергу и, когда Джек выбегал из выходной двери, швырнул ее в него. Она ударилась о косяк двери и расщепила деревянную обшивку. А Джек… Джек, перескакивая через порог, обернулся, и я увидел его злобно оскаленные белые зубы.

Я закрыл дверь, вернулся в кабинет, но не мог больше работать. И странное дело, я все время думал о том, как блеснули зубы Джека. Мне представлялось выражение глаз собаки, которое соответствовало зловещему искривлению ее губ, и картина, которую рисовало мое воображение, совсем завладела мной.

Я пробовал привести свой ум в порядок, направить мысли на работу, но это было выше моих сил. Едва успел я написать несколько плохо обдуманных слов, как перед моими глазами бумага расплылась в странное пятно, на котором выступила грозная морда Джека.

Нет, положительно я не мог работать и решил освежить голову, погуляв перед сном.

Я взял шляпу, трость и пошел в выходу. Разбитый косяк двери попался мне на глава.

— Немудрено, что он меня ненавидит, — подумалось мне. — Бедный песик! — Но в ту же секунду я вспомнил его блестящие зубы и громко вскрикнул. — Скалиться на меня? О, я убью его, убью!

Стояла тихая, бесшумная, безветренная ночь. Почти полная луна превращала все в мир черных теней и белого света. Церковные часы пробили два. Я не думал, что так поздно.

Сделав шагов пятьдесят по дороге, я вдруг услышал позади себя легкий шум лап Джека. Я обернулся, позвал его. Он был шагах в трех от меня, но я не мог заставить его подойти поближе. И вот в тени, падавшей от живой изгороди, я увидел еще двух собак.

Не обратив на них внимания, я пошел дальше, думая о своей работе, но вскоре заметил, что тихие шаги стали гораздо слышнее, гораздо громче. Я обернулся и увидел, что за мной идут около десяти собак, по большей части худых, жалких, голодных.

Я остановился; они тоже остановились и смотрели на меня, смотрели, не отрывая глаз; мой Джек был впереди всех. И вот, пока мы стояли, я заметил, что полуголодная дворняжка скользнула через отверстие в изгороди и стала рядом с другими собаками. Она не смотрела ни вправо, ни влево, не двигалась и не спускала с меня глаз. И мне почудилось, что все эти собаки задумали что-то и теперь исполняли задуманное.

На мгновение мне захотелось повернуть назад, но я решил, что нелепо бояться стаи плохо кормленых бродячих собак и пошел дальше. Когда я поворачивался, мне показалось, что все эти собаки довольны. Я решил не смотреть назад до разветвления дороги, где один путь отклоняется на запад. «Что за беда, — мысленно говорил я себе, — что за мной идут несколько собак?»

Но мои нервы натянулись… Казалось, еще немного, — и я поверну и, охваченный паникой, побегу в моему дому. Однако, я боролся с собой, я сдерживался.

Я шел вперед. Тем не менее, я внимательно прислушивался к топоту, который раздавался позади. Близ разветвления я посмотрел назад, и у меня перехватило дыхание: за мной было, по крайней мере, собак пятьдесят. Они стояли поперек дороги, прижимаясь одна к другой, беззвучные и неподвижные. Что-то ужасное было в этом полном молчании и неподвижности. Они ждали. Чего? Вероятно, хотели видеть, что я сделаю дальше.

А впереди всех по-прежнему держался Джек; он стоял окаменелый, как статуя, и не спускал с меня глаз. В его пристальном, неподвижном взгляде не было ни страха, ни гнева, ни удовольствия: он просто ждал.

— Джек, — позвал я его. Ни один мускул собаки не пошевелился.

Я перевел глаза на других собак. Среди стаи я узнавал псов, которых иногда видал в деревне: черного ретривера оружейника, терьера бакалейщика. Но больше всего было каких-то собак неизвестной породы, ублюдков. Мысленно я назвал их «бездомными париями» и задал себе вопрос: где же они ютились до этой ночи?

Я не мог больше выдержать, я решил вернуться домой. Мои нервы напряглись до крайности, я сделал шаг назад по той дороге, которая меня привела к перекрестку.

Но все морды поднялись, и я увидел много рядов оскаленных белых зубов. Собаки не двигались… Ни один звук не нарушал ужасной тишины. Колеблясь, я снова сделал шаг вперед. Все страшные губы сморщились, клыки обнажились сильнее прежнего… И все же под серебряным светом луны стояла полная тишина. Ни ворчания, ни воя…

Так мы стояли несколько времени. Я терялся, я не знал, что делать… Наконец, вспомнил, что западная дорога, делая круг, вела к моему дому. Я отступил на несколько шагов, потом повернулся, чтобы пойти по западной дороге. Быстро, в полном порядке, фаланга собак образовала полукруг и загородила передо мной этот путь. Пораженный, я остановился в нерешительности. Потом окончательно потерял мужество и бросился бежать по единственной свободной дороге, на восток.

Собаки бежали за мной, не догоняя меня, и по-прежнему молчали. Раз я со страхом обернулся через плечо. Впереди был Джек, и ни один из псов не старался поравняться с ним. Можно было думать, что он командует ими.

Дорога, по которой я бежал, выходит на большое шоссе вдоль берега реки. Я выбежал на него; молчаливая свора по-прежнему не отставала… С одной стороны шоссе тянулась невысокая изгородь, с другой — при свете луны блестела гладкая поверхность реки.

Я бежал, надеясь сам не зная на что. О, если бы собаки залаяли, заворчали, завыли, — ко мне, может быть, вернулось бы мужество… Именно мертвое мрачное молчание мстительной стаи заставляло меня содрогаться.

Я дышал все быстрее, все короче… В глазах у меня темнело… Я несколько раз споткнулся… Я понял, что погибаю. Передо мной тянулась открытая прямая дорога, и я нигде не мог надеяться укрыться…

Я задыхался… я остановился, прижав руку к сердцу.

«Теперь собаки бросятся на меня, повалят и разорвут», — подумал я и поднял руку, чтобы защитить глаза.

Несколько времени стоял я так, выжидая, но ничего не случилось, и я опустил руку, чтобы оглядеться.

Собаки снова стояли полукругом, отрезав мне дорогу спереди и сзади; их языки висели из пастей, около морд клубился пар, но я не уловил ни звука.

Вдруг Джек осторожно двинулся вперед… Он почти полз, потом остановился в ярде от меня и поднял голову. При ярком лунном свете я увидел его глаза и в них прочел ненависть.

— Джек, — позвал я, но мой голос сорвался. А он все смотрел, смотрел и не дрожал.

И вдруг он тявкнул раз, один раз! Чары неподвижности спали с других собак, они стали медленно подползать ко мне, прижимаясь к земле и скаля зубы. Полукруг сужался, ряды делались гуще. Тут я все понял…

Передо мной оставался только один свободный путь; они гнали меня в реку!

Собаки подползали все ближе, ближе… Во мне заговорило мужество отчаяния, я решился пробиться сквозь их ряды. Подняв палку, я бросился им навстречу. Собаки поняли и стеснились. Я колотил их тростью и кричал. Но они, эти собаки, в ответ страшно кусали меня…

Слышался только лязг их зубов…

Зубы тотчас же выпускали меня и снова кусали. Безумная боль приводила меня в бешенство. Я дико бил палкой, но почти все мои удары пропадали даром, — а укусы так и сыпались, и от каждого из них мое тело горело, точно от прикосновения раскаленного железа. Шумел и кричал только я; собаки были неумолимы, но молчали. И эта тишина подавляла меня…

Наконец, я отбежал шага на три к центру. Собаки не бросились за мной, но снова образовали полукруг и поползли, сужая полукольцо… Я увидел, что до реки осталось всего шесть футов…

Вот они совсем подле меня, время от времени кусают, гонят в реку. Вот осталось два фута. Я обернулся… Вода блестела почти подо мной. Река была полноводна, а плавать я не умею…

Бешенство, а не мужество помогло мне броситься вперед, я колотил собак кулаками, палкой, бил их ногами, кричал. Но все-таки дюйм за дюймом они меня гнали к реке. Боль от ран доводила меня до безумия… я кричал, проклинал их. А собаки, по-прежнему бесшумные, кусали меня, извивались у моих ног и даже умирали, не издавая ни звука.