Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 52

Видимо, нордэна разделяла его взгляды на приличия, потому что без лишних слов отвела лошадь под навес и направилась в здание. Рейнгольду ничего не оставалось, как последовать ее примеру.

Десять минут спустя мокрый насквозь родич кесаря сидел в дешевой — а других не было — комнатенке под самой крышей и, слушая барабанящий по ней дождь, предавался мыслям о том, что он — хронический неудачник и пятно на репутации семьи. Мало того, что Рейнгольд из-за плохого зрения не попал в армию, что вообще для члена правящей фамилии было немыслимо, так он даже добраться до места проведения учений самостоятельно не сумел. Унылые размышления прервал стук в дверь. На пороге, улыбаясь, стояла его попутчица с флягой в руках. Из одежды на ней, собственно, была простыня и традиционный колокольчик без язычка, который нордэны носили на шее. На случай Последней Битвы, видимо.

— От воспаления легких. Но от печали тоже, — сообщила она, протягивая флягу. Ситуация явно не располагала к тому, чтобы Рейнгольд начал рассказывать попутчице о вреде алкоголя, который, как известно, в Каллад губит людей больше, чем оспа и чахотка вместе. Сам он не пил, впрочем, лишь из тех соображений, что после окончания института пить стало не с кем: практикующий юрист и родич кесаря не могли бы позволить себе напиваться в компании даже по отдельности, а у Рейнгольда эти два несчастия группировались. Впрочем, залетную нордэну едва ли интересовали бы его профессиональные секреты или тем более детали биографии. Довольно безрадостной, если вздуматься. Во всяком случае, дожив до двадцати шести лет, он ни разу не попал ни в одну историю, о которой было бы стыдно рассказать и приятно вспомнить. Прошлое Рейнгольда было безупречно и уныло, как пособие по этикету. А веселая нордэна в простыне, протягивающая ему плоскую фляжку, очень криво вписывалась в настоящее. Более откровенные зрелища Рейнгольду видеть доводилось, но более интригующие — никогда.

— Спасибо, — растерянно поблагодарил он, прикидывая, как вежливо отвертеться от знакомства с содержимым фляги. О вкусовых пристрастиях северян ходили страшноватые легенды. Женщина засмеялась:

— Это всего лишь чай. Я только что вниз бегала, к хозяйке. И не доверяю чистоте местных чашек, а во фляге, уж поверьте, недавно была отличная дезинфекция. Вы тверды в своем стремлении умереть от воспаления легких?

— Что?

— Советую снять мокрое и развесить его на кухне, у хозяйки, там быстрее высохнет. Это милейшая старая карга лет шестидесяти. Она на вас не набросится, не опасайтесь. Нет, если вы очень настаиваете, я могу сходить с вами и покараулить вашу добродетель.

Рейнгольд заверил неунывающую спутницу, что справится с этой непростой миссией сам и дезертировал, чтобы не сказать какой-нибудь глупости.

Вернувшись в комнату, он обнаружил там нордэну, с самым беззаботным видом попивающую чай. Пропущенные маневры, дождь за окном, скучнейший попутчик и маячащие в перспективе неприятности, определенно, нисколько ее не волновали. Женщина сидела на подоконнике и периодически прикладывалась к фляге, откидывая голову назад, словно емкость содержала в себе что-то менее безобидное, чем чай. У нее было классическое для северянки несколько треугольное лицо, очень белая кожа, светлые брови и промокшая косица, закрепленная на затылке посредством карандаша. Картину довершали разводы под глазами, оставшиеся от макияжа, и широкая ухмылка человека, который искренне любит эту жизнь и пользуется взаимностью.

— Так значительно лучше, — несколько двусмысленно сообщила она закутанному в простыню Рейнгольду. — Льет как из ведра. Мои предки сказали бы, что на маневры нам сегодня попасть не судьба.

— А мои бы сказали, что стоило выезжать с большим запасом времени, — вздохнул Рейнгольд.

Нордэна весело хмыкнула:

— Так вот что такое «кросс-культурный контакт»! Я-то всегда считала, что этим словом называют мордобитие, а нет, есть вариативность.

Рейнгольд не выдержал — улыбнулся. Не столько замечанию незнакомки, сколько ситуации в целом. Отличное было место и время для философской беседы.

— На самом деле, можете не огорчаться. Все маневры отчасти похожи. Светит солнце, вьются стяги, трезвый и вежливый генералитет всем своим видом демонстрирует потрясающую боеспособность кесарской армии. Условия, максимально отдаленные от жизни. К счастью, армия и впрямь боеспособна, — безмятежно пояснила незнакомка. — А вы — журналист?

— Вообще-то я юрист. А вы, конечно, генерал?

— Комплимент хороший и плохой одновременно: мне не столько лет и я, увы, только полковник. Боюсь, пожизненный. Вы все еще не хотите чаю?

Рейнгольд с удовольствием сделал пару больших глотков. Женщина и впрямь раздобыла чай, правда, пахло от него чем-то травяным и горьким. Но о происхождении «дезинфекции» Рейнгольд предпочел ничего не знать. Пока он разбирался с не успевшим остыть напитком, нордэна заперла дверь, сняла колокольчик, положила его на прикроватную тумбочку и уселась на постель. Истолковать ее поведение двояко было просто невозможно.

— Простите, а у вас не будет неприятностей? Из-за всего этого.

Та только ухмыльнулась:

— Да, руководство меня оборет, но это будет потом. Или это вы так изящно выясняете, замужем ли я? Нет, не замужем. И мне, честно говоря, не особенно интересно ваше семейное положение. Весьма вероятно, что мы больше никогда не увидимся. В крайнем случае, друг друга всегда можно «не узнать», как это принято в лучших домах. Надеюсь, медицинской справки вы не потребуете? Если нет, то сейчас я предлагаю заняться профилактикой простудных заболеваний.

Биография Рейнгольда была даже слишком чистой для того беспорядочного времени, в котором он жил. Но окружающие не перестали бы сетовать на падение нравов, изобрази он гордый уход, а вот слушать их после было бы гораздо занимательнее. Причастности к осуждающей стороне Рейнгольд никогда не чувствовал, оставалось присоединиться к осуждаемой. Все было интереснее, чем позиция отстраненного наблюдателя, которую он занимал всю жизнь.

Рейнгольд направился к постели, но с непривычки запутался в простыне и споткнулся о табурет. Сам он удержал равновесие, а вот предмет мебели грохнулся на пол, словно только того и ждал.

— Ох как громко нравы-то падают, — протянула нордэна, как будто мысли его прочитала.

— А пусть не торчат, где не просят, — вывернулся Рейнгольд.

— Ответ, достойный юриста. Я спокойна за нашу юстицию, — рассмеялась женщина и сбросила простынь. Дальше, конечно, разговаривать не стал бы и самый речистый адвокат.

«Профилактика простудных заболеваний» удалась более чем хорошо. Рейнгольд проснулся ранним утром, отдохнувший и довольный жизнью. Его высохшая одежда была принесена с кухни и теперь аккуратно висела на стуле, а сама нордэна, уже причесанная, умытая и одетая, красила глаза, смешно щурясь. В довершение приятной картины, в окно светило яркое солнышко. Почему-то эта веселая рыжеволосая женщина с богатой фантазией и большим набором красивых эвфемизмов ассоциировалась у Рейнгольда именно с таким ясным утром.

Солнце поднялось высоко, разговаривать, если подумать, было не о чем и Рейнгольд с полным освнованием опасался, что нордэна просто улыбнется и уйдет. И ушла бы раньше, но его окно выходило на солнечную сторону, а ее комната была через коридор, вот она и поправляла макияж здесь. Выходи оно на другую — скорее всего, нордэны он бы больше не увидел. Это, определенно, была не та дама, которой следовало рассказывать, что приличный человек на его месте обязан жениться. Увы, как раз жениться ему действительно было пора, пока любящие родственники не подсунули очередную кринолинную куклу с хорошей родословной и минимумом мозгов. Рейнгольду было очень неудобно каждый раз врать родным, что он — завзятый карьерист, заодно обижая очередную Амалию или Агнессу.

При виде этой женщины его родственников хватил бы инфаркт. Он тоже как-то не намеривался встретить свою будущую супругу на постоялом дворе и тем более обстоятельно изучить ее экстерьер раньше, чем хотя бы узнать имя. Стадию красивых ухаживаний они явно проскочили. Рейнгольд не знал, ни как называть подобные отношения, ни что дальше делать, поэтому решил до последнего изображать, что все происходящее в порядке вещей: