Кукловоды павшей империи (СИ) - Виланов Александр Сергеевич - Страница 12

— Боже, Гил, этим данным уже шесть веков! У них там всё сто раз поменялось.

— У Фаррена не изменилось почти ничего, — поспорил Гилберт. — Значит, и их соседи не могли далеко уйти в развитии. В любом случае, мы не знаем, какая информация может оказаться полезной. Следует изучить всё, что найдётся в архиве, а не надеяться, что как-нибудь разберёмся на месте.

Если этими поучениями он пытался вывести Кару из себя, то уверенно шёл к успеху. Но следующая фраза Гилберта на голову превзошла все глупости, до этого вылетавшие из его рта:

— И не забудь попрощаться с отцом. Вы с ним ещё долго не увидитесь.

— Попрощаться с кем?!!! — раздался за его спиной возмущённый вопль, когда девушка резко остановилась. Ближайшие прохожие вздрогнули и поспешили обойти стороной крикливого офицера.

— Может, мне ещё обняться и поцеловаться с ним? — продолжила Кара, не обращая внимания на окружающих, разве что чуть сбавила громкость.

Гилберт подошёл к ней и по-отечески положил руку на плечо.

— Он твой отец, Кара. Может, и не самый лучший, но он вырастил и выкормил тебя, прояви уважение хотя бы к этому. А ещё лучше — постарайся с ним помириться.

Лицо девушки перекосило так, словно прямо сейчас на ней выжигали второе клеймо.

— Лучше бы ты вообще не открывал свой рот… — процедила она, всё ещё не веря в услышанное. — Ты хоть сам слышишь, что несёшь?

— Слышу, — спокойно ответил Гилберт, полностью уверенный в своей правоте. — Мы должны уважать тех, кто дал нам еду и крышу над головой. Воспитатели в моём приюте тоже были строги, и всё же я непременно загляну к ним перед отъездом. И тебе советую сделать то же са…

Мощный удар наотмашьедва не сбил его с ног. Наруч на второй руке Кары не подавал признаков активности, чему Гилберт нисколько не удивился. Бить она умела, несмотря на свою обманчивую хрупкость, и при нужде заехать кому-нибудь в лицо всегда обходилась без рунных усилений.

Выпрямившись, Гилберт увидел мелькающие кадетские каблуки и хотел было бросить вслед, что Кара только что нарушила закон, но наконец догадался, что, пожалуй, уже и без того перегнул палку. Ещё раз проводив взглядом непутёвую подругу, офицер покачал головой продолжил свой путь в архив.

***

Кара вертела оловянной кружкой, наблюдая за катающимися по дну каплями. Хотелось подозвать разносчицу и заказать ещё, но, как назло, именно к завтрашнему утру она должна быть в трезвом уме и твёрдо стоять на ногах. Напиться сегодня не выйдет.

Завсегдатаи кабака, неустанно пристающие к каждой симпатичной девице, забредшей в это место, а в их отсутствии донимающие официанток, обходили офицера стороной. Бывало, что их не останавливали ни кадетская форма, ни горячий нрав Кары, но сегодня, заметив громоздкий наруч из чистого кейсарина, предназначенный явно не для управления лампочками и механизмами, даже самые наглые из посетителей предпочли не испытывать судьбу.

Часы показывали без десяти восемь. Кара тянула этот вечер, как могла, успев погулять по городу, поглазеть на витрины магазинов и посидеть в кабаке, но ночью, хотелось ей того или нет, нужно было выспаться. Отодвинув кружку и высыпав на стол несколько серебряных мекаров, она поднялась и покинула прокуренный и пропахший перегаром зал.

Бывают обязанности, достойные того, чтобы отдать все силы на их выполнение и гордиться результатом. Такие, например, как оборона границ, по завершении которой всех выживших офицеров ждут щедрые награды, почести и всеобщее уважение.

А есть дела, которые хочется до бесконечности откладывать на потом, придумывать новые и новые отговорки, а лучше полностью выбить из головы, подивившись тому, как подобные безумства вообще могли прийти в голову. Как раз такая задача настойчиво нависала над Карой весь сегодняшний день, и самый мощный кейсариновый щит не смог бы укрыть голову от назойливых мыслей.

Девушка яростно пнула подвернувшийся под руку камень, чуть не угодив им в сидевшего в стороне бедняка. Куда большее удовлетворение принесла бы дубовая голова Гилберта, окажись она на месте этого камня, но и так сойдёт.

За годы их знакомства кадет не один десяток раз предлагал ей провести ночь вдвоём, и иногда ему даже улыбалась удача, хотя чаще Гилберт получал отказ. Не потому, что Кара не замечала его чувств или не разделяла их — просто каждое их свидание упиралось в долгие поиски подходящих мест для уединения. Гилберт жил в кадетском общежитии, Кара — в доме с отцом, а стипендия кадетов была не настолько высока, чтобы проплатить комнату в гостинице.

Постоялые дворы, предлагавшие скромный ночлег за разумную цену, канули в прошлое шесть веков назад вместе со старым Теоратом. В подземельях не было путников, ради которых стоило бы создавать подобный сервис, а гостиницы предназначались для купцов из других городов, и цены за ночлег там были соответствующие.

Сегодня же, вопреки своей гордости, Кара была готова уснуть с ним в обнимку хоть в подворотне за кабаком. Но этому дуболому, видите ли, вздумалось весь вечер просидеть над картами и книжками, лишив Кару последней возможности оттащить себя подальше от дома и не дать волю нестерпимому желанию поквитаться за всё со своим папашей.

Что ж, нет — значит нет. Пусть это станет ещё одним, последним испытанием для неё. Испытанием убийства.

Ноги, сами помнившие дорогу, довели хозяйку до юго-восточной части города, где в тоннелях внешнего периметра располагался её дом. Двигаясь по широкому тоннелю меж верениц выдолбленных по обе стороны жилищ, часто украшенных столбиками, балконами, террасами и декоративными грибниками, Кара дошла до здания с кусками облупившейся белой краски на стене, по которым ещё угадывался нанесённый когда-то номер: 35.

Простейшая железная дверь, по два узких стеклянных окна на обоих этажах, в остальном — голая стена без малейших признаков того, что хозяев этого дома хоть немного беспокоил внешний вид их жилища. Даже через пару лет, когда белые цифры окончательно скрошатся, любой житель этой улицы безошибочно узнает стену дома, где некогда проживал Антеус Нинкер со своей дочерью. Хотя, если всё пройдёт как задумано, к тому времени дом уже перейдёт к другим людям, а те, глядишь, выкроят время для нескольких взмахов кистью.

Дверь была не заперта, и, толкнув её внутрь, Кара вошла в дом. Судя по стоящему в воздухе запаху перегара, отец уже успел отметить повышение своей дочки. А может, он давно уже позабыл, на кого она училась — поводов для пьянки у Антеуса Нинкера всегда было в избытке.

Кара повела левой рукой, и по её сигналу зажглась кейсариновая лампа на потолке, залив комнату лазурным светом.

— А, Кара, р-радость мой-я!

Пьяный заплетающийся бас раздался сверху — он опять что-то забыл в её комнате. Грузная фигура отца, держась за перила, стала спускаться по лестнице, по пути отвечая на невысказанный вопрос:

— Я вот т-только приш-шёл, хотел заглянуть к теб-бе. Поздр-вить, так сказ-ть. А теб-бя ещё и н-не было. С хах-халем своим оп-пять развлекалась, д-да?

Кара молча наблюдала, как он спустился и едва удержался на ногах, встретив вместо очередной ступеньки ровный пол под ногами. Может, окажись он трезвым или свались спать в какой-нибудь канаве, не осилив путь до дома, всё бы обошлось. Она бы спокойно легла спать, а утром так же спокойно ушла на вокзал. Глядишь, наткнулась бы по дороге на ту самую канаву и ограничилась пинком на прощание.

— Я с-слышал, завтра ты уезж-жаешь, да?

Надо же, всё таки помнит, похвалила про себя Кара. Отец тем временем взял нужное направление и приближался к ней.

— Ну д-давай, дочка. Полюб-би папочку в последний раз. Больше в-ведь, мож-жет, и не свидимся. Помрёшь вот на с-службе, и буд-ду я тут сидеть, горевать.

Левая лапища отца легла ей на плечо, а вторая принялась нашаривать пуговицы на униформе.

В своё время Кара пыталась сопротивляться, но ни в тринадцать, ни в пятнаднадцать, ни даже в восемнадцать не могла ничего противопоставить исполинскому телосложению своего мучителя.