Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ) - "Ореанна" - Страница 11

С тех пор он не встречался с Мариной, как и с кем-либо из компании. Прошлого не вернешь, зачем пугать старых друзей? Но когда ее имя появилось на прилавках, ему было приятно его там видеть. Это, конечно, не то же самое, что быть меценатом, продвинувшим нового талантливого автора, но что-то похожее в этом есть. К тому же ему нравилось, как она пишет.

Болгария, 2005.

Билеты были до Пловдива, оттуда примерно полтораста километров до цели назначения. Помимо всякой логики оба чувствовали охотничий азарт, хотя след слишком старый и нечеткий.

(- А я не знал, что ты турок, Омар.

— Это потому что у вас «турок» — имя нарицательное. «Ты что, турок!» — ему почти удалось повторить нужную интонацию. — Но я из Болгарии.

— Болгарский турок?

— Вот именно. Я болгарский турок.)

Пока что все, что у них было, это имя — Омар Новази. Люди Челюсти с одной стороны, и высокие друзья Милы с другой стороны, вышли на одно и то же лицо. Лицензированная охранная фирма «Alfa C», Ковачек — финдиректор, младший тренер и отвечающий за связи с общественностью в одном лице. Вовлеченность в это дело главы фирмы доказать не удалось, но не исключено, что Ковачек его прикрывал.

С одной стороны (территория Челюсти) удалось найти запчасти от разбитой машины Марины. Несмотря на то, что это был дешевенький старый ВАЗ, который уже давно на хрен никому не нужен, исполнители заказа пожлобились и сняли с машины двигатель и подвеску, перед тем как раздолбать ее в хлам. Все равно все будет всмятку, решили они, а заказчик пообещал, что расследование вестись не будет. Так и произошло. С другой стороны, генпрокуратура подняла архив, во-первых, расследований ДТП того периода, где нашла фамилию следователя, во-вторых, виз, выданных на въезд в страну в период с сентября по ноябрь прошлого года. По словам Ковачека, заказчик был иностранцем. Оба — и следователь и Ковачек — опознали одного и того же человека. Это был среднего возраста высокий худощавый мужчина со смуглой кожей и усами. Виза была выдана на имя Амин Мухаммед Шараф Эль Дин, но не надо быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, что документы поддельные и имя ненастоящее. Намного лучше, что его узнал сам Челюсть. Это был Омар.

Вот тогда и всплыли воспоминания юности далекой. До сих пор это был фарс, бессмыслица — кому, в самом деле, нужна сорокалетняя писательница? Если ее не захотели убить, то, тем более, зачем похищать? Но появление в этой истории Омара меняло все — если это любовная история, то все понятно. Как в детективе: если это маньяк, то объяснять логику преступника не надо. Маньяк — он на то и сумасшедший, чтоб делать странные вещи. А влюбленные — они тоже маньяки.

Полиция, было, с пугающим прагматизмом, выдвинула версию о бегстве. Однако разбитая машина, а еще больше — снятые с машины запчасти и найденная сумочка с недописанной главой новой книги, как будто, опровергла эту версию. Марина, конечно, писатель талантливый, и к тому же детективы пишет, и в ее собственных текстах чего только не найдешь, но длительный опыт генпрокуратуры показывает, что если женщина хочет уйти от мужа, она от него просто уходит. И не выкидывает подобных фортелей. Если кто-то хочет разыграть смерть, то не крадет двигатель и подвеску с якобы разбитой машины, и уж точно не оставляет в кладовой охранного агентства сумочку с помадой, мобильным телефоном, ключами от дома и рукописью. Заказчик придумал красивую комбинацию, но вот исполнитель подкачал.

Вопросы классификации Мишкина не интересовали. Он собирался найти Марину и вернуть ее домой независимо от того, что думает милиция.

Лондон, 2005.

— Если возникнет необходимость, мы вам позвоним. Считайте это отпуском.

Женщина бросила трубку.

Дима выругался, но как-то так, лениво, скорее, для проформы, чем по необходимости. Услышав сдавленный смешок, он обернулся — Эмма стояла в дверях.

— Разве тебе не пора спать?

— Успею еще.

— Утром на работу?

Она пожала плечами:

— Как обычно.

— Тогда пошли пить чай!

— Ночью?

— У нас чай пьют именно ночью.

Эмма заваривала хороший чай — сильный и тонкий вкус, и обжигающе горячий.

— Так что, ты решил, что будешь делать дальше? — Спросила она почти равнодушным тоном, в то время как пальцы нервно теребили краешек чашки.

— Я должен вернуться и узнать, кто убил Джену.

— А ты не допускаешь, что это та девушка, Стефани?

— Все возможно… теоретически. Но нет, я в это не верю.

И он перечислил свои сомнения, заканчивая самым главным:

— Убийца может остаться безнаказанным, если притворится, что ничего не знает. И даже тупица поймет, что притворяться жертвой и самой же звонить в полицию — значит выдать себя.

— Она была под кайфом? — Возразила Эмма.

— Еще лучше сказать, что под кайфом она забыла об убийстве, и вспомнила об этом только когда меня задержали. Нет, не так.

— Тогда что?

— Не знаю. Эммочка, дорогая! Там может быть все, что угодно! И мне рано строить предположения. Только я обязан вернуться и узнать об этом.

— Она так… важна для тебя? — Спросила Эмма после непродолжительной паузы, все еще разглядывая чашку, как внезапно обнаруженную ценность.

Этот же вопрос Дима задавал себе последние дни. Было бы ложью утверждать, что внезапно возникнувшее влечение к совершенно незнакомой женщине может выстоять после известия о ее подлости, предательстве и жестокости. К тому же их так многое разделяет! Все, кроме секса. Да и секс-то — при его доступности, не был для Димы каким-то ярким событием. Чем одна девушка отличается от тысяч других? Да, даже и в сексе? — ничем. Если у тебя есть одна, ты еще можешь воображать, что обладаешь сокровищем, но если их было хотя бы десять — значит, ты имел их всех.

И ему не хотелось врать Эмме. Как бы он к ней ни относился, а теперь он уже и сам толком не отдавал себе отчет в том, как относится к ней — Эмма слишком добрая, чтоб ее обижать. Слишком умная, чтоб верить, когда ей врут. И — слишком немного рыженькая. Именно так: не «немного слишком», а «слишком чуть-чуть».

— Дело не в этом, Эмма. — Попытался ответить он. — Представь себе, что ты подобрала кошку, покормила и отмыла ее, и ночью вы спали… — он чуть не сказал «в одной постели». Тупица! — она спала у тебя в ногах. А утром злой сосед забрал ее у тебя и понес усыплять.

— Это то, что ты чувствуешь?

Ему вдруг показалось страшно важным заставить ее отодрать, наконец, взгляд от этой чертовой чашки.

— Да.

— Жалость, вина, обязательство. — Подытожила Эмма. Он и сам не сумел бы сказать точнее.

— У тебя была такая кошка?

Она посмотрела на него и улыбнулась. Ах, ну да. Конечно.

А у нее голубые глаза. И веснушки.

— Тогда ты должен нанять адвоката. — Сказала она. — У тебя есть деньги?

— А это дорого?

— Очень! Если, конечно, адвокат хороший. И еще ты захочешь вернуться в Америку. А для этого тебе нужна виза и еще деньги.

Дима застонал. До сих пор он не представлял, насколько все это сложно, насколько стеснены в возможностях нормальные люди — как только они выходят за рамки обыденных своих действий и желаний.

Эмма вздохнула и пошла к телефону. Поздно, но дядя сам дал ей этот номер и потребовал, чтоб она позвонила, как только… если что-то случится, независимо от времени суток и погоды на улице. Набирая номер, она не могла не вздохнуть опять: прямо на глазах рушилась ее мечта «самостоятельно стать кем-то».

Болгария, 2005.

Как известно, Турция оккупировала Болгарию в самом конце четырнадцатого века. В течение пятнадцатого века она нередко вела на болгарской территории войны с Румынией. Тогда же болгарская церковь потеряла независимость и была подчинена константинопольскому патриархату. Христиан насильно пытались обратить в ислам, иногда так и происходило, но в массе своей болгары держались православия. Дискриминация, поборы, запрет национального самоопределения — примерно то же и тогда же происходило и с оккупированной Грецией, в которой, например, существовала повинность отдавать ребенка из христианской семьи в турецкие войска, налог на право жить, бесправие и запрет на защиту в суде, на культуру и образование. Общность судеб порождала и общность действий.