Операция «Степной барашек»
(Роман) - Зибе Ганс - Страница 33

— А вы не боитесь, Фред, что однажды нечто подобное случится и с вами? — неожиданно спросила она.

Он молча протянул ей свой портсигар, и они закурили. Посмотрев на Коринну, Горица понял, что девушка ждет его ответа.

— Знаете ли, все дело заключается в том, что у меня нет времени для страха и опасений. Это, разумеется, не значит, что мне чуждо это чувство, которое хорошо знакомо каждому, на кого направлено дуло пистолета. Правда, позже, после выполнения задания, чувствуешь себя как бы обновленным, словно ты заново родился! Такое чувство, быть может, и толкает человека вновь и вновь к поискам новых опасностей. Самое опасное дело на свете, как-то сказал Дитер, заключается в том, чтобы преодолеть в два прыжка находящуюся перед тобой пропасть.

— Вы ушли от ответа!

— Ну хорошо, я буду называть вещи своими именами: я хочу заработать деньги, по возможности больше денег и как можно скорее! А такое возможно только в том случае, если человек отважится на риск. Опасность — это единственное, что еще хорошо оплачивается на этом свете! Вспомните, например, автомобильных гонщиков!

— Выходит, чем больше опасность, тем больше выигрыш?

— Это верно лишь частично. Вспомните кинофильм «Плата за страх» и о том шофере, который вез на своем грузовике нитроглицерин, от взрыва которого в конце концов сам и погиб. Можно, конечно, гораздо больше заработать и иным способом, но тогда тоже не обойдешься без рыска — хотя и другого рода!

По выражению лица Коринны он не смог догадаться, согласна ли она с ним, и потому продолжал:

— А я сознательно иду на такой риск, Коринна! Я происхожу из состоятельной семьи; мой отец был текстильным фабрикантом, который не выдержал жестокой конкуренции современных бизнесменов. Его конкуренты жестоко расправились с ним. Отец повесился. Мать тяжело заболела и умерла год спустя. Вот тогда-то я и вбил себе в голову мысль: «Я должен выжить! Мне наплевать на то, каким образом, но обязательно выжить!..»

— Слушать это страшно… И вы уверены, что способны на все?

— Да, когда придет мой день!

— Вы меня пугаете, Фред!

Однако он не уловил в ее голосе упрека и задумчиво проговорил:

— Я полагаю, что мои шансы стали еще больше…

Коринна сунула недокуренную сигарету в пепельницу и встала.

— Я никогда не любила фанатиков. Я бы хотела принять душ.

— Да, разумеется, — сказал он. — Привыкайте к мысли, что половина этой квартиры принадлежит вам.

Вечером они снова встретились на балконе. Коринна приготовила на ужин рагу, и, хотя Фред никак не мог догадаться, из чего оно приготовлено, оно было очень вкусным. Вечер был темный и прохладный.

— Хороший вечер, — заметил Горица. — Ветер дует с востока, и поэтому пахнет лесом, а когда он дует с запада, то приносит с собой неприятные запахи города и химии.

Приняв душ, Коринна снова облачилась в джинсы и пуловер. Они пили легкое шипучее вино, и девушка рассказывала об институтской жизни. Коринна хотела стать детским врачом, но провалилась на экзаменах и начала заниматься ботаникой, которая интересовала ее значительно меньше, чем медицина, однако другого выбора у нее не было.

— Больше вам уже не удалось поговорить с Дитером? — спросила она Фреда.

— Нет, не удалось, — ответил он. — Я был в служебной командировке. К тому же было очень трудно установить, куда именно его поместили. А когда я узнал, где он находится, то сразу же добился разрешения на посещение; в два часа дня я был у него, но Дитер уже умер.

— Я не понимаю, от чего он умер… Его ранили в голову?

— Я тоже думал над этим и пришел к выводу, что у него лопнули сосуды головного мозга.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, ведь я немного разбираюсь в медицине. Если бы это было так, то он бы еще мог протянуть несколько дней.

— Официальное заключение гласит: сердечная недостаточность!

Оба внезапно замолчали. С балкона напротив послышалась веселая музыка, а с нижнего этажа запахло чем- то жареным.

Коринна выпила свой бокал до дна и встала.

— Спокойной ночи, Фред, — сказала она.

Она немного помедлила, будто чего-то ожидала от него. Ее фигурка виднелась на фоне темного неба, правда, лица ее не было видно. Затем она повернулась к нему спиной и пошла в комнату Дитера.

Горица немного постоял на балконе, прислушиваясь к постепенно затихающим шумам, затем приблизился к открытой двери квартиры, по ничего не услышал, а света Коринна не включала.

Доктор Зайдельбах положил шариковую ручку на стол и аккуратной стопкой сложил бумаги, прежде чем убрать их в ящик письменного стола. После страшного инцидента с ограблением сейфа он все время находился в нервном напряжении, ожидая, что вот-вот произойдут еще какие-нибудь ужасные события, а стальной сейф в углу лаборатории, на днях оборудованный техниками затейливой сигнализацией, стал ему еще более неприятен.

Лорхер проконсультировался с офицерами одной авторитетной фирмы, запросившей баснословную сумму за установку такого сигнализирующего устройства, которое срабатывает и подает звуковой сигнал об опасности, как только кто-либо приблизится к сейфу.

Каждую ночь Зайдельбах, прежде чем идти спать, подходил к среднему окну, на подоконнике которого стояла этажерка с кактусами. Остановившись перед ней, он внимательно рассматривал их, особенно подолгу разглядывая те, которым были сделаны прививки; затем он тушил лампу и покидал лабораторию.

На лестничной клетке горело лишь дежурное освещение. Профессор не спеша спускался вниз, погрузившись в свои мысли: он уже давно хотел уйти из лаборатории Лорхера. В Кизебютеле продавался один дом, который он мог бы купить и, сделав к нему пристройку, прожить в нем оставшиеся годы, посвятив себя целиком любимой ботанике. Единственное, что удерживало профессора от такого разговора с Лорхером, был скандал, который неминуемо последовал бы за этим разговором.

Зайдельбах вдруг испуганно вздрогнул, заметив чью- то пошевелившуюся фигуру.

— Это я, господин доктор, Ховельман! Я видел, как вы потушили свет, и решил проводить вас.

— Прекрасно, — согласился Зайдельбах, идя рядом с вахтером. — Скажите, господин Ховельман, на прошлой неделе, когда произошел этот неприятный случай, не вы тогда, случайно, дежурили?

— Должен был дежурить, но я неожиданно заболел. У меня был жар, и меня сильно тошнило…

— Любопытно, что в один и тот же день произошло столько случайностей…

— На похоронах я завтра понесу венок от сотрудников охраны, — тихо заметил Ховельман.

— Значит, мы еще увидимся, — сказал Зайдельбах, — Дальше я пойду один.

Вахтер остановился и поглядел вслед удаляющемуся доктору. Дело в том, что доктор Зайдельбах принял смерть Хойслера близко к сердцу, хотя и не чувствовал за собой никакой вины. Однако, как он считал, одно событие в этой истории сливалось с другим, а затем — с третьим, и в конечном счете все сводилось к ослепляющему устройству.

На похороны Хойслера, кроме Ховельмана, от службы охраны больше никто не шел. Охранники считали, что будет вполне достаточно и его одного. Все они видели фотографии, на которых их шеф вынимал из сейфа пачки денег и рассовывал их по карманам. Это ли не доказательство! Поговаривали о том, что Хойслер покончил жизнь самоубийством. Вполне возможно, что за этим что- то кроется… И все из-за каких-то паршивых двенадцати тысяч марок?!

Зайдельбах исчез между кустов. Ховельман чуть ли не бегом устремился обратно в зону. Его беспокоило то, что Гундула так тяжело восприняла произошедшее: она надела траур и заявила, что все равно пойдет на похороны.

Подойдя к двери дома, доктор Зайдельбах остановился. В прихожей послышались чьи-то шаги, затем дверь растворилась, и на доктора пахнуло винным перегаром. Перед ним стоял внебрачный сын Лорхера, Крампен, узнать которого в темноте было не так-то легко.

— Заходите, заходите, полуночник вы этакий! — почти нахально проговорил Крампен.

«Если бы он знал, как он мне отвратителен! — подумал Зайдельбах. — С одним Лорхером жить под одной крышей и то плохо, а тут еще этот…»