Операция «Степной барашек»
(Роман) - Зибе Ганс - Страница 31

Весь хорошо продуманный маскарад завершался шляпой и летним плащом темного цвета. Пропуск, водительские права и удостоверение личности могли выдержать любую проверку.

Часы на приборной доске показывали почти десять часов, когда Ромер остановил свой «форд» на стоянке перед зданием местной больницы. Швейцар сидел перед своим домиком на стуле, подставив лицо солнечным лучам.

Ромер приветливо улыбнулся ему и сказал:

— Я священнослужитель Ланге, имею на руках официальное разрешение на посещение психиатрического отделения. — С этими словами он предъявил свой пропуск.

Швейцар понимающе кивнул и объяснил:

— Корпус одиннадцать «Б», господин священник; сначала пойдете прямо, а затем, у второй дорожки, свернете направо!

Ромер поблагодарил и направился, куда ему объяснили. По дороге он невольно подумал о том, что все, что когда-либо планировал Вольноф, удавалось самым лучшим образом, за исключением последней операции с фирмой «Лорхер и Зайдельбах».

Корпус № 11 «Б» представлял собой ужасно некрасивое кирпичное здание, построенное еще в прошлом столетии; остальные отделения больницы размещались в новых зданиях. Дверь психиатрического отделения оказалась заперта. Ромер позвонил. Ему открыла пожилая медицинская сестра, которой заранее сообщили о приходе священника.

— Я очень сожалею, господин священник, но я не смогу послать с вами сопровождающего за неимением такового. Блайле совершенно безопасен; у него бывают временами небольшие заскоки — и только. Лежит он в палате номер семнадцать. Только прошу вас долго у него не задерживаться, так как после визитов у него всегда бывают истерики. — И она подала Ромеру ключ от палаты № 17.

— Все будет в полном порядке, сестрица! — заверил он ее тоном, весьма характерным для священника.

В коридоре первого этажа Ромера поджидал худощавый молодой человек с темными глазами и светлой бородкой. Ромер лишний раз убедился в том, что даже самая тщательная подготовка к проведению любой операции не может предусмотреть все случайности.

— Господин священник, извините меня за то, что я отвлекаю вас от дел! Моя фамилия Либич, Райнер Либич! Я студент теологического факультета, так сказать, ваш будущий коллега!

Ромер с трудом принудил себя дружелюбно улыбнуться, однако страх сковал его. «Мне сейчас только этого и не хватало — рассуждений о спасении души…» — подумал он, а вслух спросил:

— Да, мой друг, что я могу для вас сделать?

— Видите ли, здесь я прохожу практику, но я просто не выдержу! Обслуживающий персонал здесь слишком жесток и бесчеловечен! Я никого не называю, ни на кого не жалуюсь! Но поверьте мне, они ужасно обращаются со своими пациентами! Прошу вас, предпримите что-нибудь, чтобы меня отсюда отозвали! Я сам уже дважды писал прошение о моем переводе, но оба раза получил категорический отказ!

— Либич! — раздался в этот момент мужской голос со стороны лестничной клетки. — Где вы там застряли?! Черт бы вас побрал!..

Молодой священник, сильно побледнев, вытащил из- под сутаны сложенный в несколько раз лист бумаги, буквально всунул его Ромеру в руки и тут же исчез. Ромер с облегчением вздохнул.

При появлении любого человека Блайле сразу же начинал рассказывать о том, что его самолет типа «Старфайтер» потерпел катастрофу и упал на школьный двор; при этом трое школьников были убиты, а несколько ранены. Комиссия, которая вела расследование причины катастрофы, упрекнула капитана лишь только в том, что он слишком рано катапультировался.

В самом начале расследования Блайле лишь симулировал психическое расстройство, чтобы избежать наказания, а позднее заболел на самом деле. После увольнения из бундесвера Блайле из военного госпиталя перевели в местную больницу. Все это майор Вольноф рассказал Ромеру перед его поездкой.

Двери палат в отделении имели ручки только с внутренней стороны, снаружи они запирались на ключ, который подходил ко всем палатам. Ромеру даже не понадобился ключ, который дала ему медсестра: в свертке майора он тоже был.

Не стучась, Ромер вошел в палату № 17. Из трех коек, стоявших в комнате, занята была только средняя. Увидев худое старческое лицо, Ромер в душе ужаснулся, так как Блайле совсем недавно исполнилось тридцать лет. Потухшим взглядом больной уставился в стену. Стены были выкрашены в неприятный серый цвет, а на единственном окне, забранном решеткой, не было даже простенькой занавески. И лишь зеленая листва каштана, росшего под окном, действовала несколько успокаивающе.

— Господин Блайле? Я священник Ланге!

Больной совершенно равнодушно смотрел мимо него. Ромер вышел в коридор и, миновав одну дверь, остановился перед дверью с табличкой «Палата № 19», в которой лежал Хойслер. Неожиданно откуда-то послышался плач маленького ребенка, затем — колыбельная и смех, что немало удивило Ромера.

В кармане брюк он нащупал ампулу, а в кармане пиджака — полиэтиленовый пакет, в котором лежал влажный носовой платок (и об этом не забыл позаботиться майор Вольноф). Ромер осторожно отпер дверь и вошел в палату.

Он увидел лицо Хойслера, бледное, с темными кругами под глазами; на голове у Дитера красовался белый марлевый тюрбан, из-под которого выбивались рыжеватые волосы.

— Кто тут? — спросил Хойслер.

— Я священник Ланге! Во всяком случае, сюда я прошел под этим именем для того, чтобы навестить капитана Блайле: к вам сюда никого не пускают!

— Ромер?! Это вы?.. — удивился Хойслер, однако радости в его голосе не было. — Вы один? Что вы от меня хотите?..

— Мы здесь одни. Никто не знает, что я нахожусь у вас, — торопливо объяснял Ромер. «Если бы Хойслер сказал сейчас: „Дружище Ромер, не верьте в ту ахинею, что я наговорил в минуту отчаяния“, — я бы вернул майору Вольнофу его страшную ампулу…» — подумал Ромер, а вслух сказал: — Кое-кто утверждает, что я якобы толкнул вас в огонь!..

— Вы единственный человек на свете, который знает все! Сколько вам заплатил Лорхер за то, что вы предупредили его?

— Вы все еще думаете, что я вас продал? Вы не верите, что я не имею к произошедшему никакого отношения?.. Господин Хойслер, клянусь вам…

— Не старайтесь попусту, — Хойслер зло усмехнулся. — Вы самый большой пройдоха, который когда-либо встречался на моем пути!

— Что ж, можете оставаться при своем мнении. На суде вы откровенно обо всем расскажете, не так ли? — Голос Ромера прозвучал по-деловому.

Хойслер приподнялся на койке, опершись на локоть, на его лице появилось выражение настороженности.

— Узнать это вы могли только от Вольнофа! Значит, это он прислал вас ко мне? Что вы должны со мной сделать?.. Вольноф привык расправляться со своими жертвами без пролития крови!

Пауль Ромер не верил собственным глазам: лицо Хойслера в этот момент превратилось в адскую маску. У Ромера выступил пот на лбу.

— Вольноф — грязная свинья! Вы ведь и не знаете, Ромер, что в прошлом году вы фигурировали в списке лиц, подлежащих уничтожению! Вольноф считал, что вы дали маху с нашумевшим в свое время студенческим вожаком, но я убедил его в том, что вы действовали правильно. Вы мелкий, паршивый негодяй! Вам даже не придется стрелять — нервно-паралитический газ «СХ-12» действует тихо и безболезненно! У Вольнофа есть и ампулы этого яда!.. А при вскрытии будет установлено: смерть наступила по причине нарушения кровообращения! Почему же вы ничего не говорите?..

Ромер вытер рукавом вспотевший лоб. Он был бледен.

— Успокойтесь, черт бы вас побрал! Выпустите меня, господин Хойслер, из ваших сетей! Я хочу освободиться от них!..

— Из нашей конторы самостоятельно выйти невозможно, — перебил его Хойслер, — а вот вышибить так или иначе могут! Рано или поздно очередь и до вас дойдет!.. Вообще-то, я вам еще должен быть благодарен: ослепнуть — это хуже, чем умереть! Вам нужен влажный платок, вы случайно не забыли прихватить его с собой?

Ромер присел на край железной койки. Он заговорил проникновенно, голос его звучал так, как будто он был готов вот-вот заплакать.