Чудовище (ЛП) - Коллектив авторов - Страница 26

— А твоя мама была такой? — шепчу я, когда моя мать успокаивается и, кажется, снова уходит.

— Мамочка. Она была прекрасна.

Мои губы изгибаются в улыбке, когда он называет свою маму «мамочкой».

— Я спрашиваю не о том, как она выглядела. — Я тыкаю его в бок указательным пальцем.

Он хихикает и убирает руку от моего лица, чтобы схватить за запястье, и кладет мою руку себе на грудь.

— Нет, моя мама не была такой. — Рис облокачивается на спинку кровати, разводит ноги и тянет меня между ними до тех пор, пока моя спина не прижимается к его груди, после чего обнимает руками за талию. Так интимно, но это именно то, что мне нужно.

— Расскажи мне что-нибудь, — шепчу я, отчаянно пытаясь отвлечься от боли в груди.

Одной рукой он проводит по моим волосам, скользя пальцами сквозь длинные пряди.

— Что ты хочешь услышать?

— Сказку, — отвечаю я, но мое сердце умоляет: забери меня с собой, когда соберешься уходить.

Рис упирается подбородком в мою голову, и мы какое-то время сидим молча. Его ровное дыхание и размеренные движения груди убаюкивают меня. Когда он, наконец, начинает говорить, мои веки тяжелеют.

— Жил-был мальчик, у которого было все, о чем он мог мечтать. Идеальная семья, влиятельные друзья, самая симпатичная девушка в школе.

Я фыркаю, но он продолжает:

— Жизнь шла замечательно. Он чувствовал себя непобедимым. До одного-единственного вечера, когда все изменилось. Мальчик всего лишь забежал в кофейню, когда капающий на улице дождь превратился в ливень. Он нашел свободный столик и вытащил телефон, чтобы просто поиграть, пока погода не улучшится. За этот же столик напротив мальчика сел мужчина. Мальчик с любопытством оглядел незнакомца, но тот не уходил, а вместо этого широко улыбнулся. Вряд ли мальчик мог понимать, что эта улыбка возникла неспроста. «Я вас знаю?» — спросил мальчик. Мужчина улыбнулся шире и сказал: «Сегодня узнаешь».

— Через час мальчик выходил из кофейни с широко открытыми от шока и недоверия глазами. Внутри у него все переворачивалось от мысли, что в один момент идеальная жизнь разбилась на куски. Едва он забежал за угол, его вырвало, и в горле все горело от поднимавшейся из желудка кислоты. Это должно быть ложью. Но слова мужчины эхом отзывались в его голове. Ты. Мой. Сын.

— Это был первый и последний раз, когда мальчик видел своего настоящего отца. Мужчина — его отец — ушел, улыбаясь, словно главным его делом было сообщить мальчику, что жизнь, которой он живет — обман. Фальшивка. И что изначально он не должен был стать частью этой семьи.

— Как только все содержимое желудка вышло наружу, мальчик побежал домой. С бледным лицом и мокрым от дождя и пота телом он вбежал в дом. Она была дома одна — слава Богу. Бросив беглый взгляд, мать кинулась к нему, заметив, как он взволнован. Или, может быть, решила, что он заболел. Он и чувствовал себя больным, но не от гриппа или простуды. Мальчик был болен оттого, что все в его жизни может измениться, и от страха, что его станут тянуть на две стороны. От ужаса, что этот новый отец заберет его из семьи. Дрожа всем телом, он решительно выпрямился и выпалил эти слова. Он. Мой. Отец.

— Рассказав матери, что произошло в кофейне, он ждал ее слов о том, что все это ложь и тот незнакомец сыграл с ним какую-то нездоровую шутку. Но ее лицо побледнело, а в широко раскрытых испуганных глазах появились слезы. Выражение ее лица подтверждало правду лучше всяких слов. «Пожалуйста, мамочка», — умолял мальчик. — «Скажи, что это неправда», — продолжал он, умоляя вернуть ему его жизнь. Но она всего лишь пробормотала: «Мне очень жаль, Риси», — и протянула к нему дрожащую руку, но он уклонился от нее. Как она могла так поступить с их семьей? Как могла она лгать шестнадцать лет?

— Мать рассказала ему все. О том, как они с мужем долго пытались зачать ребенка. Их брак разваливался, и они все чаще проводили ночи по отдельности, потому что быть вместе и знать, что эта близость не принесет им ребенка, было невыносимо. Это означало, что они не состоялись, как пара. Находясь в депрессии, однажды после работы она отправилась в бар, где обратила внимание на рядом сидящего привлекательного мужчину. Один напиток сменял другой, и в результате она оказалась в чужой постели. Спустя пару месяцев она обнаружила, что беременна. Муж был в восторге от этой новости. Наконец-то все начало вставать на свои места. Как она могла лишить ребенка любящего отца, даже если этот ребенок не от него?

У Риса сбилось дыхание.

Эта сказка о нем.

Я слышу, как ему тяжело, и хочу видеть его лицо, хочу утешить его, но понимаю, что он сам должен с этим справиться. И я делаю то немногое, что могу — обхватываю руками его руки, все еще обнимающие мою талию, и переплетаю наши пальцы. Он кивает мне в затылок, понимая этот жест, после чего делает еще один отрывистый вздох и продолжает.

— Я чувствовал себя потерянным. Злился на нее, что она хотела скрыть это от меня. Ненавидел себя за то, что играл роль хорошего сына, хотя с каждым годом становился все хуже. Я начал пить и курить. Сигареты и травку. Я разрисовывал граффити стены в городе. Если не был пьян, то был под кайфом. А если не был под кайфом, то был пьян. Иногда, когда боль в груди становилась совсем невыносимой, я делал и то, и другое. Понимаешь, мне не хватало этого. Кайфа. Окрыляющего ощущения собственной непобедимости, даже когда знаешь, что это не так. Мне не хотелось думать обо всем этом, и я не думал, а делал все, чтобы похоронить это поглубже.

— Дни сменялись месяцами, месяцы — годами, и все было нормально. Пока не произошло это. В одну прекрасную ночь я был под кайфом и пьян одновременно, и не мог контролировать свое поведение. Мой отец — мой фальшивый отец — я даже не знаю, как правильнее его называть… Он злился на то, что я пускаю свою жизнь под откос. Сказал, что ему стыдно за меня. И что, если я не покончу с этим, он перестанет считать меня своим сыном. Меня переклинило. Я сказал ему, что он не мой отец. Он ударил меня.

— И только после этого моя мать заговорила. Только тогда она сказала ему, что это правда. Что она обманывала его все эти годы. Что она сожалеет. Мама в слезах умоляла нас прекратить драку, но он не сделал этого, потому что я не позволил.

— Он отступил, но я снова набросился на него. Бил его. Выплескивал на него всю злость и разочарование, которые испытывал по отношению к матери. Мы дрались долго. Я не мог тягаться с ним, а он был чертовски силен — мне было не справиться с ним. Задыхаясь, я рухнул на пол. Губа была рассечена, ногу пронзила нестерпимая боль, когда я, проехавшись по столу, рухнул на нее всем весом, сбив рядом стоящий стул. Он собрался уходить, но я не хотел, чтобы на этом все закончилось.

— Я был под кайфом и настолько пьян, что выхватил из ящика пистолет. Я пытался прижать его к своему виску, но он схватил меня за запястье, пытаясь остановить. Хуже всего было то, что он пытался спасти меня. Он любил меня и не хотел видеть, как я убиваю себя. Но я не был его ребенком. Я был ничей. Я был ложью в поддельно-счастливой семье. «Брось, Рис!» — закричал он. Но я упорствовал. Выкручиваясь и крепче сжимая пистолет, я пытался ослабить его хватку. «Черт возьми, сынок, перестань!» — просил он.

— Это был тот самый момент. Он назвал меня своим сыном, словно я действительно был им, даже зная, что мы не одной крови. Я был его семьей. У него не было ни тени сомнения, ни малейшего колебания. Но было слишком поздно. Пистолет выстрелил. На мгновение мы застыли, не понимая, в кого попала пуля, если вообще в кого-нибудь попала. А потом я почувствовал это. Все произошло почти незаметно. Меня окутала тьма. Тишина. Пустота. Место, где я мог просто быть собой. Не быть ложью. Бременем. Позором. Не чувствовать себя черным пятном на их жизни. Единственным их позором. «Нет. Нет, Рис», — мой папа велел маме вызвать скорую и повернулся ко мне. — «Держись, сынок. Останься со мной».