Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса - Дозуа Гарднер - Страница 46

Все знают, что она не моя. Но мне все равно.

Мы читаем ей зимними вечерами. Она любит истории.

Британский писатель Иэн Маклауд – один из самых ярких молодых авторов 1990‑х. Его произведения публиковались в «Interzone», «Asimov’s Science Fiction», «Weird Tales», «Amazing», «The Magazine of Fantasy and Science Fiction», а также других изданиях, и на? гротяжении первого десятилетия нового века работы Маклауда становились все более зрелыми и мощными. Большинство его рассказов представлены в трех сборниках: «Путешествия при свете звезд» («Voyages By Starlight»), «„Мох“ и другие выдохи» («Breathmoss and Other Exhalations») и «После волшебства» («Past Magic»). В 1997 году вышел первый роман Маклауда «Большое колесо» («The Great Wheel»). В 1999 году автор в первый раз получил Всемирную премию фэнтези за повесть «Летние острова» («The Summer Isles»), в 2000 году этой же премии удостоилась его повесть «Роковая девчонка» («The Chop Girl»). В 2003 году он опубликовал роман «Светлые времена» («The Light Ages»), высоко оцененный критиками. За ним в 2005 году последовало продолжение, «Дом бурь» («The House of Storms»), а в 2008 году «Песнь времени» («Song of Time») завоевала премию Артура Кларка и премию Джона Кэмпбелла. Переработанная в роман версия «Летних островов» тоже вышла в свет в 2005 году. В числе недавних книг Маклауда роман «Просыпайся и мечтай» («Wake Up and Dream») и новый сборник рассказов «Путешествия» («Journeys»).

В представленном ниже затейливо сплетенном рассказе мы проследим за судьбой честолюбца, который карабкается по социальной лестнице на верхнюю площадку, в мир супербогатых, не задумываясь о жертвах, которые придется принести.

Добро пожаловать на борт «Блистательного бродяги», на все его четыреста пятьдесят тысяч атомоходных тонн. Это настоящая независимая страна с собственными вооруженными силами, законами и валютой. Однако, несмотря на все современные достижения, жизнь на борту остается старомодной. Тут есть традиционные буфеты с самообслуживанием, тематические рестораны, разноцветные фонтаны, уличные артисты и даже мужская парикмахерская, укомплектованная квартетом очаровательно непредсказуемых импровизаторов. Тут есть специально обученные армии шеф-поваров, уборщиц, мусорщиков и инженеров-ремонтников. По вечерам, если позволяет погода, на главной палубе над казино «Счастливый триллионер» устраиваются фейерверки. Неудивительно, что те, кто могут позволить себе круизные цены, путешествуют по морям до самой смерти. И даже много лет после.

Прогуливаясь по палубам в форменном блейзере в сиреневую полоску, постоянный штатный экскурсовод Фрэнк Онионз никогда не обращал внимания на заголовки блестевших на солнце журналов, позабытых туристами в шезлонгах. И все же он знал, что смерть теперь уже не имеет такого значения, как раньше. Смерть, как оказалось, избавляет от многих проблем преклонного возраста. Когда слабеющее сердце остановлено, недужное тело выпотрошено, память загружена заново, а органы заменены на новые, вы вполне можете прошаркать на своих титановых протезах еще несколько десятилетий. А потом записаться на такую же процедуру еще раз. И еще. Конечно, велись кое-какие дискуссии на тему, являются ли, строго говоря, постживущие теми же самыми людьми, какими были когда-то. Однако людям вроде Фрэнка, которые трудились в сфере, напрямую зависевшей от «тех, кому за сто», было грех жаловаться.

Мертвяков, кажется, было больше обычного, когда утром он повез группу на экскурсию в критский Кносс[13], пока «Блистательный бродяга» дожидался на якоре под останками города Ираклиона. По меньшей мере четырнадцать из сорока двух голов, которые он насчитал в экскурсионном автобусе, принадлежали покойникам. И это число нужно удвоить, если иметь в виду их сиделок. Отличить мертвяков от живых было просто: достаточно бросить беглый взгляд на их парики и шиньоны. Не сказать, чтобы живые стариканы не любили подобных украшений, просто покойники – все без исключения лысые (восстановление волос, как и кожи, не давалось ученым в полной мере), а парикмахерские вкусы у них просто преотвратные. Над спинками кресел, лицом к которым стоял Фрэнк, торчали начесанные коки Элвиса, крашеные панковские ирокезы и шиньоны «улей». И еще покойники любили большие солнцезащитные очки. Они чурались света, словно вампиры, на которых, собственно, и смахивали, и обожали свободную одежду из невероятных сочетаний искусственных тканей. Даже мужчины накладывали слишком много косметики, чтобы замаскировать бледные лица. Когда автобус пополз к назначенному на сегодня памятнику культуры и Фрэнк взял микрофон, чтобы отбарабанить все о Персее и Минотавре, на него пахнуло сложной смесью запахов гниющей плоти, крема для лица и чего-то подозрительно похожего на формалин.

Сентябрьское солнце светило не особенно жарко, когда Фрэнк, подняв повыше круглый знак на шесте с надписью «Блистательный бродяга», повлек всю эту шаркающую компанию внутрь, к подъемнику для инвалидов и траволатору. Вот фреска с изображением царя-жреца, это тронный зал, а тут – первый в мире туалет со смывом. Кроме них, была всего одна группа, со «Счастливого менестреля», такого же большого круизного судна, бросившего якорь на старой американской военно-морской базе в бухте Суда. Когда два медленно текущих людских потока смешались в слабой попытке первыми просочиться в сувенирный магазин, Фрэнк невольно забеспокоился, как бы в итоге не увести отсюда чужих пассажиров. Но потом, понаблюдав за ними еще немного – такими тщедушными, такими чертовски бестолковыми в своем желании потратить деньги, заработанные в прежних жизнях, когда они были бухгалтерами в Айдахо, юристами в Стокгольме и продавцами фабричного оборудования в Вулверхэмптоне, – решил, что разница будет невелика.

Без дальнейших осложнений загнав в автобус вроде бы своих клиентов, он повез их к месту, обозначенному в сегодняшней программке как «Типичная рыбацкая деревушка острова Крит». Деревушка в целом выглядела довольно убедительно, если не заострять внимание на бетонных бермах, возведенных для защиты от наступающего моря, да и местные жители соответствовали – насколько это вообще возможно, если ты изо дня в день вынужден изображать одно и то же.

После экскурсии Фрэнк присел под оливой в заведении, изображавшем прибрежную таверну, вынул из заднего кармана экран и притворился, будто читает. Официант принес ему фаршированные оливки, вполне сносный кофе без кофеина и тарелку с теплой питой. Бывают моменты, когда не хочется роптать на судьбу.

– Разрешите к вам присоединиться?

Фрэнк подавил желание нахмуриться и убрал экран. А в следующий миг, когда поднял глаза, его обязательная по контракту улыбка сделалась искренней.

– Конечно-конечно. Буду рад.

На ней был сарафан на тонких бретельках, сшитый из какой-то ткани, которая мерцала и меняла оттенки, играя на свету. Как и ее обнаженные золотистые плечи. Как и ее золотистые волосы.

– Фрэнк Онионз.

– Да… – Взгляд ее глаз, тоже золотистых, отличался какой-то странной настойчивостью. – Мы знаем.

Она отодвинула стул. Потом еще один. Поманила кого-то.

Проклятье! Она не одна. А ведь Фрэнк мог бы догадаться. За исключением членов команды, единственными молодыми людьми на кораблях, подобных «Блистательному бродяге», были лишь сиделки. Мертвяк, пришаркавший к столу, являл собой поистине жалкое зрелище. Седой парик, напоминавший «утиный хвост» а-ля Джеймс Дин, сбился набекрень. Солнцезащитные очки – тоже наперекосяк, а язык, который он высунул из нелепо напомаженного рта, сосредоточившись на попытке опуститься на стул, походил на кусок протухшей печенки.

– Да, кстати, я Дотти Хастингс. А это Уоррен.

Когда эта девочка-видение наклонилась, чтобы поправить покойнику парик и солнцезащитные очки, тот промямлил что-то, что Фрэнк принял за приветствие.