Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса - Дозуа Гарднер - Страница 10

Но тут она поняла, что Саймона это напугает, и прибавила:

– О, ничего серьезного. Просто будем съедать за обедом на один-два куска меньше. К тому же у Стэнфорда есть собственный запас продовольствия, так что беспокоиться не о чем. Абсолютно не о чем.

Она усмехнулась своим милым беззубым ротиком и, светясь от удовольствия, объявила:

– Кстати, дорогой, я хочу тебе кое-что показать.

Тут ее лицо замерло, а голос замолк. Прошло достаточно времени, чтобы Саймон начал подозревать какой-то сбой в своем оборудовании.

Изображение снова ожило, и Джеки заговорила тихим, заговорщицким тоном:

– Никто меня не видит, дорогой. «Никто» означает – никто другой, кроме тебя. Ты не знал про мой маленький секрет, но я установила в нашем Доме кое-какие хитроумные протоколы защиты. Не такие хорошие, как у некоторых, но достаточно надежные, чтобы укрыться от любопытных глаз.

– И что эти глаза высматривают? – тихо спросил он.

Послание Джеки было огромным и включало в себя интерактивные функции. Программа услышала его и ответила голосом Джеки:

– Еще немного, дорогой. Ты все увидишь. Но сначала позволь мне показать тебе парочку других чудес. Хорошо?

Он радостно закивал, его тяга к неизведанному придавала моменту свежую, желанную остроту.

– Ты видел эти места, – продолжала Джеки. – Но я не помню, когда это было; с тех пор новые зеркала стали намного, гораздо мощнее. Я прилагаю снимки пятисот тысяч миров, на каждом из которых есть жизнь.

Снимки были знакомыми, только более четкими. В Галактике жизнь была не таким уж редким явлением. Время от времени возникали и сложные землеподобные биосферы – правда не часто и не там, где ожидалось. Самыми распространенными формами жизни оставались микробы и бактерии; типичными примерами подобных миров были Марс и Венера, моря Европы[5], а также живые облака Юпитера. Опыты с многоклеточными формами жизни, напротив, были исключительно неустойчивыми. Воздействия астероидов, появление сверхновых, столкновения нейтронных звезд происходили с ужасающей частотой, уничтожая все, у чего были голова и хвост. Выживали только неторопливо растущая слизь где-нибудь в глубинах моря да терпеливый вирус простуды на глубине десяти километров под отравленной почвой. В конце пермского периода Земля сама едва избежала такой участи. Но даже с учетом всех этих грандиозных катастроф землеподобные планеты встречались в тысячи раз реже прочих. У профессоров Джеки была головоломка, и, поиграв с ней, они получили ответ – весьма отрезвляющий, как и все ответы, которые дает наука.

Время от времени межзвездные облака и обреченные на смерть солнца падали в центр Галактики. Если их приток был достаточно большим, то необъятная черная дыра откликалась пылающим ужасом, который эффективно и почти повсеместно уничтожал излишне сложные формы жизни. С начала кембрийского периода Галактика взрывалась по меньшей мере трижды. Земле повезло выжить только потому, что она была окутана плотными облаками из пыли и газа, – это была достойная теплица, и построили ее боги Причуды и Каприза.

Саймон задумчиво просматривал сообщение – несколько сотен планет, выбранных наугад. Затем он попросил Дом отобрать наиболее необычные из них. По этому весьма расплывчатому запросу атум получил несколько десятков изображений облачных сфер, вращающихся вокруг солнц в сотне световых лет от его уютного кресла. Джеки вернулась, как раз когда он нашел ближайший из таких миров.

– Альфа Центавра В – это огромный мир, – произнесла она самым наставительным своим тоном. – Планета, которую кто-то недалекий назвал Новой Землей в те времена, когда все мы знали, что на этой планете есть вода и пригодная для жизни атмосфера.

Саймон никогда не видел этот чужой мир так близко. Изображение было невероятно четким, ошеломляющим. Саймону казалось, будто он парит на низкой орбите над мелководным морем черного цвета. За цвет воды отвечали бактерии – огромные массы неутомимых микроорганизмов, поглощавших солнечный свет и производивших кислород в количествах, достаточных для того, чтобы это заметили астрономы много веков назад. Однако тектоника Новой Земли радикально отличалась от земной: по целому ряду причин инопланетная атмосфера не могла поддерживать горение, не говоря уже о процветающей экосистеме.

– Сейчас, – продолжала Джеки, – наш обзор включает в себя девять миллионов сорок тысяч живых миров. Это число и эти изображения не будут опубликованы еще в течение нескольких месяцев. Мы пока не закончили и ожидаем получения еще нескольких миллионов результатов. Но на сегодняшний день, Саймон… на данный момент… всего восемнадцать планет подают безошибочные признаки многоклеточной жизни и разума. Конечно, мы могли упустить что-то незначительное. Но после столь длительных исследований, с такими невероятными инструментами – ни одной находки на расстоянии менее восьми тысяч световых лет… мой дорогой, пытливый ум просто не может не предположить, что появление разума – это случайность космических масштабов или того хуже – удачная шутка Бога…

– Надеюсь, нет, – пробормотал он.

Джеки согласно кивнула.

– А теперь по поводу моего чудесного сюрприза, – продолжила она. – Одна крошечная часть неба для нас табу. Ты знал об этом? У власть имущих есть правила. Никто, кроме них, не может смотреть на один исключительно узкий сектор пространства. И мы не смотрели, по крайней мере специально. Но на прошлой неделе произошел несчастный случай. Разумеется, мы там ничего не увидели и, конечно же, ничего не записывали. Но я подумала, что ты захочешь взглянуть одним глазком на то, как выглядит это «ничего», – при условии, что будешь хранить запись в очень надежном месте.

На фоне звезд наблюдалось крохотное свечение – похожее на комету, пылавшую жарче любого солнца.

– Это Гектор, – сообщила Джеки. – Доктор Маккол по-прежнему в космосе, по-прежнему рвется в бой. Еще десять тысяч лет – и твой бывший коллега наконец-то доберется туда, куда намеревался.

Саймон обсуждал содержание солей с раздражительным прибором-измерителем, находящимся по ту сторону спутника, когда его прервал Дом.

– Произошел инцидент, – сообщил он. – На Земле, а именно – на территории кампуса…

– Джеки?

– О ней мне пока ничего не известно, – признался голос. – Стэнфорд и прилегающие к нему территории временно недоступны. Беспорядки продолжаются. Там все еще идут ожесточенные бои. Дать исчерпывающую оценку пока не могу.

– Беспорядки? – недоверчиво переспросил Саймон.

– Да.

– Но почему?

– Ходили рассказы, слухи…

Дом запрограммирован так, чтобы выражать печаль и сочувствие, но не чрезмерно. О гневе и речи нет; а потому следующие слова прозвучали бесстрастной констатацией факта:

– По слухам, община Стэнфорда утаивала продукты питания; это вызвало стихийный протест, впоследствии переросший в насильственные действия, в которых приняло участие около миллиона жителей города. В ответ гражданские власти применили силу, возможно несколько чрезмерную…

– А что с Джеки?

– У меня есть списки убитых и раненых, сэр. Данные постоянно уточняются. Подтверждена смерть восьмидесяти трех гражданских; около сотни пока числится пропавшими. Но я обязательно сообщу вам, как только найду ее, где бы она ни была.

Саймон решил, что не будет волноваться. Шансы, что именно с этой энергичной аспиранткой произошло несчастье, минимальны. Огромную старую школу посещают десятки тысяч, так что – нет, он не будет сходить с ума, это пустая трата времени. Убежденности ему хватило на восемь минут сосредоточенной работы. Потом Саймон на полуслове отключил сенсорный экран и обратился к Дому:

– Узнаешь хоть что-то – свяжись со мной.

– Конечно, сэр.

Его дом – их с Джеки дом – был единственным строением на крошечном зеленом островке из плавучего коралла, дрейфовавшем по водной поверхности спутника. Важнее всего сейчас было бежать отсюда, отгородиться от всего, что напоминало о Джеки. В одиночку Саймон взмыл на реактивном самолете над поверхностью моря, удерживаемого в положенных границах маслянистой пленкой, распугивая стаи птиц и радужных летучих мышей. Затем он пришвартовался к перегородчатой центральной башне и сел в подъемник, который спокойным голосом поинтересовался, куда везти.