Грешник (СИ) - Резник Юлия - Страница 32

Он открыл рот. Сказать, что их просто не отпустят врачи? Но заткнулся, не произнеся ни звука. В конце концов - кто его мог остановить? Никто и никогда. А значит, нужно просто самому это как-то в голове утрясти. Смириться, что надо ехать... Ведь... права она. Как есть, права. И к черту инстинкты защитника, которые вопили, что это опасно. Педиатра с собой возьмет, чтобы крыша совсем не уехала. И сделает все, как она хочет.

Громов тяжело вздохнул. Наташа поняла, что он капитулировал, впрочем, как и то, насколько нелегко ему далось это решение. Она чуть сильнее сжала его руку и плавно опустила ресницы. Нина устала и прекратила сосать, но грудь не оставила. Вот и что ему делать? Громов постоял рядом еще недолго, а потом все же осторожно высвободил девочку из материнских рук.

- Иди ко мне, сладкая... Пусть мамочка отдыхает, да?

А утром, как и обещал, он повез их в больницу к Кириллу. Уже в машине вспомнил, что Ларка-то совсем не в курсе последних новостей. Долго думал, как ей обо всем рассказать. «У меня есть для тебя две новости - плохая и хорошая. С какой начинать? Плохая - Кирилл умирает, несмотря на все наши старания. Хорошая - ты стала бабкой.» Ну, бред ведь - с какой стороны ни посмотри. В конце концов, он просто бросил в трубку, что ей нужно срочно приехать, и прислал за женщиной одного из своих ребят. За руль ей точно садиться не стоило.

Ларка запаздывала. Они прикатили раньше. И, наверное, хорошо, что успели попасть к Кириллу до то её появления. Зашли в палату. Нина покоилась в его руке, а второй он придерживал Наташу, хотя та и противилась, утверждая, что чувствует себя хорошо. Но тут уж Глеб был непреклонен. Она подошла к мужу. Его снова подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Ничего хорошего, да. Это означало, что за ночь его состоянье только ухудшилось. И Наташа тоже это поняла. Присела на край высокой койки. Коснулась губами Кириллова лба.

- Привет, дорогой... Как ты? Врачи говорят, что ленишься... - она плакала, не замечая собственных слез. Просто на автомате слизывала их с губ и шмыгала носом. - А мне вот вчера пришлось попотеть... У нас дочь родилась, Кирюша... Смотри, какая маленькая... не пойму, на кого похожа. Может быть, на тебя?

Наташа погладила мужа по отросшим волосам, поцеловала руку. У Громова зубы ныли и в затылке ломило. И никогда еще, пожалуй, он не чувствовал себя так паршиво. Он был его сыном, этот похудевший, осунувшийся мальчишка. И за время, проведенное с Наташей, Глеб успел с ним познакомиться. Хоть немного...

Наташа выпрямилась и протянула руки, намекая, чтобы Громов отдал ей ребенка. Мужчина осторожно переложил малышку в слабые руки матери, встал рядом, готовый в любой момент ее подстраховать.

- Красавица, правда? - Наташа перехватила дочку и подняла чуть выше. До этого момента сын не слишком узнавал близких, и Глеб было решил, что её усилия... ну, напрасны, что ли? А потом из уголка глаза Кирилла скатилась слеза. Одна, и еще одна... Он медленно опустил веки и с трудом снова поднял.

- Да?! Ты сказал, да? Ну, конечно... Красавица... Наша красавица...

Очень редко, но в жизни все же случается чудо. А может, оно случается чаще, чем мы думаем, да только кто ж поверит, что чудо случилось? Как бы то ни было, но в тот долгий день на закате лета именно это с ними и произошло. И, наверное, Кирилл уходил счастливым. Уходил легко, со спокойным сердцем. Смерть стала для него избавлением. А новая жизнь, которую Наташа сжимала в руках - продолжением прерванного полета. Он умер в присутствии матери, жены, дочери. И... отца, которого слишком поздно узнал.

В день похорон шел дождь. Было много народу. Отпевание, кладбище, поминки... А Наташа только- только выписалась из роддома. Когда они вернулись домой, сил не осталось даже у непоколебимого Громова. А Наташа... Наташа просто свернулась на кровати калачиком и вообще перестала на что-либо реагировать. Её как будто выключили из розетки. Тогда Глеб не даже не догадывался, как надолго затянется это её состояние. Он просто забрал малышку и вышел к Лариске, которая за каким-то чертом поперлась с ними.

- Дай мне, - прошептала она, забирая из рук Глеба Ниночку. - Какая кроха... Пушинка... Чудесная, правда?

- Да, она красавица.

- Может быть, мне забрать её? Как думаешь? Эта-то не слишком адекватная. Ты ее видел?

-Ты опять начинаешь?

- А что? Она даже на Ниночкин плач реагирует не всегда! Угробит еще ребенка...

- Наташа в шоке. Умер ее муж. Как ты вообще можешь такое говорить, Лара?

- Муж?! У меня сын умер! Сын! И, как видишь, я все еще на этой планете! А на какой планете наша невестка?

- Прекрати! Она прекрасно справляется с Ниной. Происходящее просто подкосило ее - вот и все. Но, твою мать, делай скидку на ее особенность!

- Знаешь что, Громов?! Я уже потеряла сына, и не дам ей угробить еще мою внучку!

- Её никто не собирается гробить! Послушай себя! А лучше поезжай домой. Тебе тоже не мешало бы отдохнуть. Нам всем не мешало бы.

В тот вечер Лариса не слишком противилась и действительно поехала к себе. А Громов всю ночь возился с малышкой, менял памперсы, прикладывал к Наташиной груди, носил столбиком, чтобы дочка срыгнула.

Дочка... Да! Так было правильно.

О том, что дело плохо, Громов понял, когда Наташа к ним не вернулась ни через два дня, ни через три. Ему как раз позвонил Каримов и, не сдерживая эмоций, проорал, что у него родился сын. Глеб что-то пробормотал, приличествующее случаю, и хотел уже свернуть разговор, когда начальник спросил:

- Глеб Николаевич... Ты мне расскажешь, какого черта происходит?

Глеб почесал в затылке. А почему, собственно, не рассказать? Тем более что разрываться и дальше между работой и заботой о Нине он просто не мог. Ему действительно был нужен полноценный отпуск.

- Да так, Амир Шамильевич. Сына я потерял на днях. Ты родил, а я вот... не уберег. А еще у меня внучка родилась. Я, как бы это сказать, с ней на хозяйстве. Больше некому. Отпустишь на месяцок? Или сразу на увольнение заявление писать?

-Ты совсем ебанулся? Я тебе напишу!

- Из Америки достанешь?

- Надо будет - достану. Ты гуляй, сколько понадобится. И это... решай все. Жизнь одна, мать с ней, с работой.

- И то так.

- Помощь нужна?

- Разве что менять памперсы. Да у тебя и у самого такое счастье. Так что помощник из тебя - так себе.

- Справишься?

- А то как? Отступать мне некуда. Бывай, Шамильевич. Позвоню, как все утрясется. Береги девочек и сына. Самое дорогое они. Вот так и понимаем, что важно...

Отпуск Громову очень пригодился, потому что прошло еще две недели, а Наташа так и не вернулась ни к нему, ни к дочери, ни в себя. И тогда стало по-настоящему страшно.

Глава 22

Так не могло продолжаться. И не только потому, что Нина нуждалась в матери, а он - в своей женщине. Но еще и потому, что состояние Наташи становилось невозможно скрывать от окружающих. От той же приходящей постовой медсестры, или Ларки, которая не оставляла их в покое ни на минуту. Глеб отчетливо понимал, что та спала и видела, как заберет малышку у матери. Ларисе нужен был только повод. Никто бы ей, конечно, девочку не отдал, но нервы она им всем могла потрепать хорошенько.

Глеб голову сломал, не зная, как ему поступить! Даже когда Наташа вставала в туалет, на них с дочкой она абсолютно не реагировала. Громов заставлял ее есть, убеждая, что иначе пропадает молоко - она нехотя ела. Даже когда он прикладывал Нину к груди - Наташа смотрела, будто сквозь нее. Будто для нее больше вообще не существовало реальности, в которой они с Ниной были. Чаще всего Наташа отворачивалась к окну и часами разглядывала качающиеся на ветру макушки каштанов.

Для Глеба те две недели стали самыми тяжелыми в жизни. Он жилы рвал, он старался, он делал все, что ему рекомендовали психиатры. Он, стиснув зубы, вытаскивал ее снова и снова, как ей и обещал. Он просил, он умолял, он ругался и угрожал. Он испытал все возможные методы. И раз за разом терпел поражение.