Проститутки Москвы (справочник) - Максимовский Эдвард - Страница 56
- Предыдущая
- 56/74
- Следующая
- Ди-е-го-о! Ко мне снизу повернулось много голов. Нет, фанатизм шуток не понимает.
К чему я об этом? Эти сверхфанаты пришли сюда не болеть за свой клуб, нет - они пришли выпустить безадресную злобу.
Они, по сути, пришли поненавидеть.
Подростковую преступность не понять без понимания повседневной жизни в рамках нормы, т.е. того, что происходит среди нас, на наших глазах.
С песней по зоне
Лауреат Нобелевской премии англичанин Уильям Голдинг написал потрясающую повесть "Повелитель мух", которой доказал, что в детях, в подростках есть почти все отрицательные - психологические, противогражданственные - начала, что и во взрослой жизни, только ярче и рельефнее выраженные.
Всплеск преступности - новая грозная реальность, и было бы удивительно, если б в нее не были втянуты подростки. Вообще говоря, в переломные эпохи преступность всегда подскакивает, как утверждают историки и криминалисты. И вд время революций тоже. Ослабление прежнего жесткого порядка, разладка репрессивных механизмов порождает не только благую легализацию свободомыслия, но и разгул и легализацию преступных элементов. Одно с другим как-то связано. Добро и зло только поверх земли кажутся несмыкающимися, их кроны смотрятся отдельно, но корнями они таинственно переплетены. Не бывает так, что если свобода объявлена, свободно растут только плоды добра. Свободно растут и плоды зла. Если же объявить свободу добра и запрет на свободу зла - то не будет и свободы добра. Свобода - это увеличение степеней свободы во всем. И вот хорошее при свободе становится лучше, добрее, щедрее, а плохое - хуже, злее. Другое дело, что забота общества должна быть направлена на поощрение добра и подавление зла.
Наше общество - в чем особенность и трудность - вступает сразу без переходов в демократию из тоталитаризма, то есть из состояния насильственного тотального послушания в фазу, которая нам известна лишь теоретически как состояние всеобщего и добровольного законопослушания. Сразу, резко - не обойтись без шока, без стресса. Что мы и наблюдаем в росте преступности, в эксцессах неуправляемых уличных толп и т.п. Расщепление массового тоталитарного сознания, возможно, сопровождается выделением малоизученных видов отрицательных энергий, и, выходит, мы и теперь ставим эксперименты на себе. А что делать?
Из монолога Наташи О. (магнитофонная запись):
"Ну, в общем, сначала квартиру обворовали, магазин, потом вымогательство было. У меня, в общем, три статьи. Мои родители были в шоке, что я такое совершила, потому что у меня все было, но то, что родители хотели, а не я. Я хотела сапоги за 300-400, а у них 160, это же одна треть от полсапога. Что мне, полсапога носить? А папа начнет: а знаешь, в наше время-я, в наше время мы скромно одевались (смеется). Ну, это было - ваше время, а теперь - наше! Взрослые нас просто не понимают. Плохими ведь не рождаются, правильно? Но вот идет по улице, ей столько лет, сколько тебе, а она вся в импортном. И такая делаешься озлобленная. Почему, думаешь, - она имеет, а я нет? Почему? Чем я хуже? Правильно? Так оно и получается; вот я увидела на ней куртку, и у меня мысль - снять, забрать, насильно - и все".
Очень многие дела колонисток напоминают ситуации из нашей карательной экономики, всякие экспроприации, реквизиции - только в миниатюре. Уличный грабеж - просто тихая форма многих тихих и вполне узаконенных норм, процветающих в экономической сфере, в отношениях государства с потребителями. Отсутствие понятия неприкосновенности собственности - тоже питательный бульон для молодежной преступности.
В основе тоталитарного сознания, в глубине его природы лежит нетерпимость к инакомыслию. У преступника тоже своя нетерпимость. Сегодня, когда рухнули "священные" стереотипы недавнего прошлого, во многих головах, и не только подростковых, образовался мучительный вакуум.
Вот жалуются: где порядок? Для формального порядка власть прежнего стереотипа была более стабильна. Но лучше через период временного хаоса прийти к разумному порядку свободных людей, чем существовать в мумифицированном состоянии.
В тоталитарном государстве само понятие "законность" весьма условно, если не сказать - извращенно. Если в тоталитарном обществе говорят "честность", это может означать, что вы обязаны лгать, чтобы не выдавать служебные тайны и блюсти корпоративную честь, давно открыт феномен двоемыслия, где слова, законы или ничего не значат, или значат совершенно противоположное. Все равно что от людоеда, водящего ложкой в пустом бульоне, услышать возмущенное: "Это бесчеловечно!"
Нам говорили про свободу, подразумевая верность тоталитарному режиму. В этом перевернутом мире закон вполне мог быть синонимом беззакония. Можно только догадываться, сколько судеб поломали эти понятия-перевертыши за долгие десятилетия своего торжества.
Для меня было большим потрясением убедиться, что и кое-что в восхваляемой педагогике Антона Макаренко принадлежит к прежним стереотипам. Многие из орудий подавления личности в колонисте, действующие до сих пор, являются изобретениями его педагогики тотального коллективизма. Но я согласен с замполитом Мелитопольской ВТК Александрой Афанасьевной Кочубей, сказавшей:
- Мы иногда забываем, что воспитываем наших девочек в коллективе, а выпускаем их на свободу поодиночке, по одной.
В наших детских колониях до сих пор применяются те методы Макаренко, которые делают ставку на авторитет коллектива в ущерб достоинства отдельной личности, ставку на безжалостные репрессии против провинившихся, зависимость одного подростка - от всех, и всех - от одного, т.е. ставка на то, что, по сути, есть казарменная педагогика, детский ГУЛАГ. До сих пор поощряются стукачи, начисляют "баллы", если донес, кто где сигареты прячет, практикуется наказание всех за провинность одного и т.п.
Человека свободного не воспитать безнравственными средствами. Общество нашего времени нуждается во все большем числе по-настоящему свободных людей. Но одно дело - действительно свободные люди, и другое - словно выпущенные на волю как бы по амнистии по случаю объявления перестройки.
В книге Ю. Азарова "Не поднять тебе, старик" я прочел такое письмо Антона Семеновича Макаренко, датированное 1937 годом:
"Среди интеллигентщины была искони вера в особую роль душевности, в какое-то особое значение любимого учителя, в сверхъестественное значение таких нелепостей, как то, что якобы воспитатель должен быть чутким, добрым, любящим детей, энтузиаст с сердцем, переполненным любви даже к самому испорченному ребенку - какая чушь!.. Кому это надо? Может быть, врагам? А нам, большевикам-педагогам, нужна уверенность в завтрашнем дне, нужна беспощадность к врагам... В воспитательных учреждениях должна торжествовать логика: для коллектива, через коллектив, в коллективе! И неприменно мажор! Улыбка, смех. Веселые ребята, Веселые педагоги!"
Маршировать по зоне надо с песней. С улыбкой. С чувством благодарности.
Финал
К концу командировки я узнал про происхождение порезов на руках многих воспитанниц. Все они были новички колонии, прибыли с порезами, как правило, из СИЗО.
Ира X. рассказывает:
- Это я на тюрьме. За что? Ну мы переговаривались с соседней камерой по кружке, а корпусной, он самый злой был, вывел нас из камеры к "буцкоманде", это с дубинками резиновыми, а внутри свинец, и начали нас бить. В камерах крик - не трогайте малолеток. Мат! Крики! Нас бьют, а у нас один выход - мы резалися, руки себе резали. Ну они устали, нас в карцер, там врачи перевязали.
Еще я вспомнил рассказ Наташи Ш. о том, как всю жизнь никому она не была нужна.
- У меня последнее рождение было только лет в шесть, бабушка справила... А потом у меня дня рождения никогда не было. Всегда всем справляют, а мне... Говорю: у меня сегодня день рождения. Ну и что ж, что у тебя день рождения?.. скажут, и все.
Я был в Мелитополе, когда там - совпало - выходила на свободу группа девочек: срок вышел. И видел, как некоторые рыдали от радости, от потрясения. (Лариса К. мне говорила, что она одна знала место в колонии, откуда через стену видно волю, а именно - рекламу на крыше гостиницы. Часами на нее смотрела ночью.)
- Предыдущая
- 56/74
- Следующая
