Доза (СИ) - "KrisssTina V" - Страница 61

Почувствовав прикосновение, грязнокровка дернулась под ним, но Драко рыкнул, затыкая ее словами:

– Вякнешь, и я догоню твоего любовничка. Я быстро бегаю, Грейнджер, поверь мне.

Она заткнулась. Драко вдруг стало так больно, что он едва не отпустил ее, чтобы убить. Она защищала кого-то так сильно, что готова была разложиться перед ним, Малфоем, прямо здесь. Перед своим врагом. Перед тем, кто душит ее и портит ее жизнь в школе ежедневно.

От мыслей об этом его зашатало. Опустив голову, он прижался лицом к ее волосам, и, послав к черту совесть, Тень и здравый смысл, сделал глубокий вдох.

Пальцы скользнули выше. Грейнджер попыталась сжать ноги, но Драко развел их шире, протиснув свои бедра, прижавшись к ней так крепко, что едва мог чувствовать, где заканчивается ее тело и начинается его. Голова плыла, туман застыл перед глазами. Ему так нужно было обладать ею, трогать ее и пробовать на вкус, что его трясло.

Коснувшись краешка ее трусов, Драко замер. Внезапно ему так нестерпимо сильно захотелось видеть ее реакцию, что он оторвался и, приподняв голову, посмотрел грязнокровке прямо в глаза. Она не прятала взгляд – смысла в этом уже не было. Она смотрела на него, то ли смирившись, то ли, наоборот, ожидая продолжения. Малфой сгреб повлажневшую ткань в кулак (видит Мерлин, если ее белье было влажным не из-за него, Драко найдет виновника и разорвет его на куски) и резко дернул вниз. Грейнджер вздрогнула.

– С кем ты была? – повторил он и сцепил зубы, чтобы не застонать. Она была такой мокрой под бельем, такой мокрой и… узкой. Мерлин. Он трогал ее. Он касался ее пальцами и от этого умирал. Потому что не было в этой жизни ощущения ярче. Потому что ее вмиг задрожавшие ресницы, ее закушенная губа, ее тихий выдох – это было лишь доказательством того, как Драко влияет на нее. Как влияют на нее его прикосновения.

– Ни с кем.

– Грейнджер, – он нащупал пальцами бугорок под кожей и, слегка надавив на него, снова скользнул внутрь – на этот раз грубже, погрузив один палец на две фаланги. – Скажи мне.

Грязнокровка охнула и выгнулась, но… Она больше не сдвигала ноги. Ее коленки задрожали, и Драко сместил одну ладонь ей на задницу, поддерживая ее. Ох, какой она была хорошенькой, испытывая наслаждение от его прикосновений. Драко хотел ее трахнуть, но еще больше он хотел довести ее до оргазма. Он хотел знать, как выглядит лицо Грейнджер, ее рот, когда она кончает.

– Я сказала, – Драко двигал пальцем внутри нее, параллельно потираясь о ее ногу бедрами. Никогда прежде он не ощущал такого острого желания оказаться внутри, полностью соединиться с человеком и находиться в таком состоянии целую вечность.

Он хотел бы кончить внутрь, прямо в Грейнджер. Он хотел бы оставаться в ней, чувствуя, как ее мышцы сокращаются, как она сжимает его сильнее.

– Мерлин, Грейнджер, что ты делаешь со мной, – простонал он, и, не в силах больше держаться, поцеловал, полностью захватывая ее рот в плен своих губ. И она ответила так жарко, будто мечтала об этом все это время! Он так скучал по ней, черт возьми!

Хорошая. Она такая хорошая, правда, Малфой?

Правда. Правда, правда, ГОСПОДИ!

Он трахал грязнокровку пальцами, и она текла от этого. Текла, стонала едва слышно, кусала свои губы, чтобы не издавать лишних звуков. В какой-то момент вцепилась в плечи, и Драко, не контролируя себя, подхватил ее под бедрами, заставляя обвить свою талию ногами.

Она не сопротивлялась. Жадно припадала к его губам своими, пока Малфой, одной рукой удерживая ее на весу, боролся с пряжкой своего ремня… С застежкой ширинки…

Единственное, чего Драко боялся – что она остановит его сейчас. Он бы не смог, он бы не выдержал. Сейчас, когда она была согласна, когда она так жарко ему отвечала, он готов был просить ее… Умолять. Он готов был сказать о том, как его разрывало на куски осознание, что когда-то он взял ее силой, как животное. Он хотел ее долго, глубоко и взаимно. Хотел постоянно и так устал врать самому себе. Он хотел ее каждый день, все фантазии, все его сны были о ней, она полностью забила собой его мысли, и ничего не помогало. Только ее голос немного спасал, только его взгляды чуть остужали горящую изнутри плоть…

Сделав первый толчок, Драко почувствовал боль. Боль, смешанную с облегчением, потому что понял – никто. С тех пор никто не трогал ее. Ни один ублюдок не входил в нее, не пихал в нее свой член. Никто.

– Больно, – тихо всхлипнула она, прижимаясь крепче. Ее лицо было на уровне его шеи. Малфой мог чувствовать ее дыхание и слышать ее слова.

Он чуть отстранился, чтобы Грейнджер смогла посмотреть на него. Сейчас ее лицо было выше, Драко очертил взглядом контур ее губ, что дрожали так сильно.

– Не бойся, – откуда только взялась эта нежность в голосе – не свойственная, неправильная. Было плевать. – Сейчас пройдет.

Он начал медленно двигаться, боясь сделать резкое движение. Он следил за Грейнджер, не отрывая глаз. Смотрел, как меняется ее лицо с каждым толчком. Боль и крупная морщинка на лбу. Напряжение, страх. Легкое облегчение и, наконец, вот оно.

Удовольствие.

Грейнджер расслабилась, и Драко почувствовал, как его член обволокла тягучая влага. Открыв рот, он хватал воздух, набирая скорость, и безотрывно смотрел в ее лицо. Она закрыла глаза, приоткрыла губы, ее ресницы дрожали, а стоны, вылетающие изо рта, были такими невероятными, что Драко мечтал сохранить их в своей памяти навсегда.

– Скажи мне, – попросил он дрожащим голосом. Она была узкой, но уже расслабленной. Малфой чувствовал, как она подмахивает, отвечая на его движения, подстраиваясь, притираясь к нему. Господи, да она будто была создана, чтобы отдаваться ему – такая живая, настоящая и желанная.

Он не хотел никого больше. Никого в этой жизни. Он не хотел больше ни одну суку, не хотел, чтобы к нему прикасались другие руки, ему было мерзко даже думать об этом. С этой минуты он хотел лишь губы Грейнджер, тело Грейнджер и ее вдохи, которые она делала, чередуя с поцелуями, слабо мажа губами по его губам.

– Что…Что сказать?

Как же ей неповторимо шло наслаждение!

– С кем ты была?

– Ни с кем.

Толкнулся глубже, до самого конца и застыл так. Грейнджер застыла под ним тоже, открыла рот широко, выгнула спину до хруста.

– Тебя никто не касался?

– Никто.

– Поклянись мне, Грейнджер. Скажи, что тебя никто не касался. Пожалуйста, скажи мне.

Он освободил одну руку, чтобы прижать ладонь к ее затылку, чтобы заставить ее смотреть прямо в глаза.

– Клянусь, – прошептала она пересохшими губами. – Никто, кроме тебя…

Он толкнулся снова.

Мерлин, как же восхитительно она кончала! Она не кричала, не стонала в голос и не царапала его плечи до крови. Но она была так прекрасна, что Драко, едва удержав ее на весу, кончил прямо в нее, чуть не лишившись рассудка от удовольствия.

– В полночь, – прошептал он, когда оставлял ее в коридоре. – На Астрономической башне.

Едва переступив порог гостиной, Гермиона почувствовала: что-то не так. Комнату так плотно обволокла атмосфера печали, что ей стало жутко.

Девушка огляделась, пытаясь найти взглядом Рона или Гарри, который точно должен был уже вернуться, но поблизости не было даже их вещей. Из старшекурсников в углу гостиной одиноко сидел грустный Симус, поэтому Гермиона бросилась к нему. Но задавать вопросы ей не пришлось. Взявшаяся словно из ниоткуда Джинни встала перед ней и, грозно уперев кулаки в бока, спросила:

– Где ты была?!

Гермиону возмутил ее тон, но, бросив на Джинни взгляд, она опешила. Глаза девушки были опухшими, а нос покраснел от слез.

– Что случилось?! – она схватила подругу за плечи.

Джинни отшатнулась, словно ее прикосновения вдруг стали ей противны. Гермиону затошнило. Она почувствовала себя грязной с головы до ног, несмотря на то, что очистила себя при помощи заклинаний. Ей показалось, что каждый человек в этой комнате знает, где она была, с кем и чем занималась. Все взгляды ей казались осуждающими и презрительными. Господи, как же ей было стыдно!