Доза (СИ) - "KrisssTina V" - Страница 10

Нет, само собой, Драко был рад тому, что Снейп, наконец, добился должности преподавателя по защите от темных сил, но Слизнорт вызывал желание пойти и проблеваться в туалете.

Также неплохо портили настроение и вездесущие гриффиндорцы, к которым новый учитель прикипел особой любовью.

Слизнорт поставил студентов вокруг своего стола и водрузил на него огромный котел с подозрительно искрящейся жидкостью. Она была светло-сиреневого цвета и переливалась.

– Кто скажет, что это за зелье?

Малфою не нужно было подходить ближе, чтобы понять, что взметнувшаяся вверх рука принадлежит Грейнджер. Кто бы сомневался?

– Это амортенция, сэр…

Драко закатил глаза и повернулся к стоящему рядом Блейзу.

– Докатились, Забини.

– И не говори. Изучаем любовные зелья. Снейп со смеху сдохнет, когда узнает.

– … Амортенция – это любовный напиток, который создает сильнейшую зависимость, заставляет тянуться к человеку, даже если прежде ты его ненавидел всем сердцем…

Захотелось треснуть ей. Сильно. Просто за то, что она умеет говорить.

– Отлично, мисс Грейнджер. Как известно, амортенция не создает любовь. Ее вообще невозможно создать. Все, что может предложить это зелье – иллюзия любви. Довольно сильная, надо признать. Есть чем дополнить?

Грейнджер прокашлялась.

– Амортенция пахнет для всех по-разному. В зависимости от того, что нравится. Например, для меня это – запах свежескошенной травы. Нового пергамента и… и… зубной пасты. Мятной.

Грейнджер покраснела, и Драко едва сдержался, чтобы не сплюнуть на пол.

Слизнорт прибавил Гриффиндору баллы за ответ, а потом посмотрел на студентов.

– Кто еще хочет вдохнуть аромат любви?

Затошнило. Вот прям до приступов затошнило.

Девчонки облепили котелок так, словно в нем был сокрыт смысл жизни. Поттер пролепетал что-то о пироге и полировочном креме для метлы, Уизли, кажется, почувствовал запах курицы, ну а Пэнси с диким визгом говорила о том, что ее амортенция пахнет одеколоном Драко. Девчонки сочли это милым, по залу прокатилось тоненькое “оооо”, на что Драко отреагировал полнейшим игнором.

– Кто еще? Мальчики, Слизерин? Мистер Забини, мистер Малфой?

Услышав свою фамилию, Драко попятился.

Что, блядь?

– Простите, сэр, у меня насморк…

Отговорка была глупейшей. Тем временем, ученики расступились перед ним, освобождая путь – пришлось идти.

Один шаг за другим Драко приближался к злосчастному котлу. На него смотрели. Малфой любил, когда на него смотрели, но не в таких тупых ситуациях.

– Готовы?

– Да, профессор.

Сморщился. Прикрыл глаза. Медленно вдохнул через нос.

Резко.

Стало больно внутри – защипало и сжалось, даже слезы подобрались к груди.

Этот гнилой и прожженный запах, тот, от которого его тошнило с самого детства, едва почувствовав который он стремительно мчался на воздух… всегда. Прежде.

Запах роз.

Сильный, крепкий, сдавливающий. Кровь прилила к лицу и зубы сжались так тесно, что казалось, еще чуть-чуть и потрескаются.

Захотелось разодрать себе глотку или блевать, согнувшись над унитазом до самого утра. Заслезились глаза от отвращения, разум стал каменным и тяжелым, практически неподъемным – до крика.

На секунду застыл, а потом – против воли, иначе никак, только против собственной воли – впустил в себя этот запах до основания, в легкие, глубоко. Чувствуя, как сердце сжимается и прекращает биться. Совсем прекращает биться.

Сковало все тело – ноги, руки, голову. Шею сцепило мертвой хваткой, сдавило грудь. Пошевелиться не мог, вообще ничего не мог, только стоял и слушал, как мир проваливается под землю с оглушительным грохотом. Ничего не осталось – только он и запах, один на один, в почти равноправном поединке.

Ненавижу. Грязнокровка. Ненавижу.

Захотелось проорать это прямо ей в ухо на глазах у всех этих людей, чтобы знали. Хотя, они и так знали.

– Ну как, мистер Малфой? Что чувствуете?

Голос Слизнорта выдернул с самого дна за гланды. Огляделся по сторонам. Котелок был накрыт массивной железной крышкой – запах исчез.

Нахмурился, все еще чувствуя в горле комок, и посмотрел на учителя:

– Это вишня и… боярышник. Из него сделана моя палочка.

А дальше темно – просто черная повязка на глазах, сквозь которую он слышал шепот Паркинсон, ржач Нотта и Крэбба с Гойлом, а также голоса, один за другим, мужские и женские – разные, от которых гудело в ушах.

– Профессор Слизнорт, могу я выйти? – спросил сквозь сцепленные зубы.

– Плохо себя чувствуете, Драко?

– Мне нужно в уборную.

О, да, ему нужно было в уборную.

Выблевать из себя этот запах вместе с кишками, выкрикнуть проклятья, что жгли язык.

Сорвал с себя галстук, врываясь вихрем в мужской туалет, зарычал, глядя в зеркало, на нового, разъяренного себя. Зубы сцепил, а потом впился зубами в руку, чувствуя привкус кожи, а позже и солоноватой крови. Малфоевской, чистой, как первый снег.

Заскулил, сжимаясь всем телом.

Господи, Тень, скажи, как это называется?!

Молчала, как будто на сторону врага перешла.

Зачерпнул воды полные ладони, брызнул в лицо, сделал несколько вдохов и опустил чугунную голову под кран, позволяя воде прочертить дорожки на белоснежной рубашке.

Драко готов был повесить себя на забор и выколотить из-под вен этот запах, как застоявшуюся пыль, потому что не могло так быть – не с ним.

В глаза посмотрел – чужие. Дикие, ненормальные. И привычного холода словно нет, только безумие, как у дьявола.

Сжал кулаки, впиваясь ногтями в кожу.

Хватит, ну хватит, Господи! Ну пожалуйста…

– Сука, – выдохнул, сплюнул, сполз по стене на пол.

Воздух весь вышел, как будто и не было никогда. Прикрыл глаза. Запах вернулся. Показалось, что на миг он очутился в саду Нарциссы, где розы – и гордость, и смерть. Их там так много, что можно задохнуться. Вот они – белые, алые, розовые. Мерзкие, как разложившийся труп. Тряхнул головой – еще. Другая ассоциация, более вшивая. С дебильной улыбкой, вздернутым подбородком и пышной копной волос, от которых несет. Несет этими… сраными… розами.

Снова согнулся над раковиной, сплюнул каплями своей крови – когда прокусил губу?

Сделал глубокий вдох.

– Ладно, Драко. Успокойся. Просто успокойся. Ты устал и задолбался, у тебя выдался сраный год, который давит тебя. Больше ничего. И нервы эти – ничего. И запах этот тоже – просто бзик.

Все пройдет. Это пройдет.

Сука, просто скажи, что пройдет!

– Малфой, ты в порядке?

Драко был уверен, что голос ему почудился, готов был поклясться. Пока не увидел ошалевшее лицо в отражении. Повернулся на пятках, уверенный, что убьет. Вот сейчас. Прямо сейчас.

– Это мужской туалет!

Рявкнул так, что грязнокровка подпрыгнула. Заморгала своими пушистыми ресницами, словно взлететь хотела, а Малфой молил. Уходи. Убирайся, проваливай, съебывайся отсюда, пока я не наделал еще больше глупостей!

– Меня профессор Слизнорт отправил – проверить как ты.

– Вали и скажи своему профессору, чтобы шел на четыре стороны!

– Малфой…

– Заткнись!

Не понял, как оказался рядом с ней – только через секунду уже сжимал худые запястья своими руками и пытался поймать ее взгляд.

Хоть один. А она отворачивалась.

Как сука, как самая последняя тварь отворачивалась.

– Мне больно, Малфой, пусти, – как шавка заскулила, почти по-собачьи.

И вдруг, совершенно вдруг, стало легче в разы. Так быстро, на скорости «Молнии» – вот он рычит и кусает губы, а через секунду уже совершенно расслаблен – читает эмоции Грейнджер, как книгу.

Снова спокойное дыхание, ледяной взгляд и усмешка – почти настоящая.

– С удовольствием, только после того, как признаешься.

Сверкнула глазами:

– Признаюсь в чем?

Вот оно – жидкое, объяснимое – желание выплеснуть на него всю свою злость и нежелание слушать его ответы.

– В том, что подсматривала за мной. Надеялась, что я здесь не один, а Грейнджер? Думала, что я трахаю здесь какую-нибудь когтевранку? Прямо в туалете, загнув ее над унитазом?