Робинзоны (СИ) - Верона Гелла - Страница 5

— Слушай, — не выдержал Джерри, — тебя не учили, случаем, что сверкать своими гениталиями перед посторонними — неприлично?

— Слышал что-то такое, — невозмутимо отозвался Доминик, не открывая глаз. — Но речь тогда абсолютно точно шла про женщин, а их я в округе не наблюдаю. Так что есть отличная возможность хорошенько подзагореть, и я не собираюсь её упускать.

— Пока я застрял на этом проклятом острове, — прорычал Джерри, едва сдерживая себя от того, чтобы не съездить кулаком по ухмыляющейся смазливой мордашке, — сверкать голым задом ты не будешь. Не нравится — иди на противоположную сторону, но чтоб твоих лысых яиц я перед своими глазами не видел, ясно?

На этот раз Доминик всё же удостоил его взглядом — презрительно-насмешливым и очень неприятным.

— Надо же… — протянул язвительно. — А вы у нас, оказывается, ханжа. Лысые яйца ему мои не нравятся, скажите пожалуйста! Не нравятся — не смотри! Или сам вали на противоположную сторону, мне опрелости от мокрого белья не нужны!

— Я-то свалю! — окончательно выходя из себя, рявкнул Джерри, — только вот не зови на помощь, когда жратва кончится!

И развернувшись, стремительно рванул прочь от этого проклятого пляжа и ехидно ухмыляющегося Доминика, пообещав себе, что по возвращении домой обязательно найдет автора этой милой шутки и устроит ему шикарный отпуск в лучшем номере семизвездочного отеля под названием тюрьма строгого режима.

Доминик проводил его взглядом и нахмурился. Ну вот почему обязательно надо всё усложнять? Попросил бы по-хорошему — неужели он отказал бы? Так нет, надо орать, приказывать, пылить…

— Да пошёл ты, — выплюнул Доминик в воздух и, круто развернувшись, отправился к столу. — Ещё посмотрим, у кого первым кончится еда!

Весь день Джерри бездумно купался в море, загорал и спал в тени раскидистой пальмы. Он нашел несколько банановых деревьев со спелыми гроздьями и финиковую пальму, усыпанную вкусными плодами. Годы службы в Офицерате и частые командировки научили быть неприхотливым в еде, потому он с удовольствием поел фруктов и продолжил получать наслаждение от неожиданного выходного. Но к вечеру ленность и разнеженность куда-то пропали. По мере того, как солнечный диск катился к горизонту, Джерри стали одолевать липкие и привязчивые мысли, одна страшнее другой. Ему мерещились то напавшие на Доминика акулы, то неведомые похитители, то сам наследник Хьюзов, свалившийся с тропической лихорадкой. Понимая, что случись что с этим недоделанным нудистом, Франко Хьюз, отец Доминика, оторвет ему голову, не забыв сначала загубить его репутацию, Джерри несколько тяжеловато поднялся с песка и неспешно пошел к их импровизированному лагерю.

Оказалось, тревожился он зря. Джерри прошел ещё только половину пути, когда услышал какой-то звук. Мощным сильным голосом Доминик чисто и звонко выводил гаммы, распеваясь. На концертные кошачьи вопли это не было похоже совершенно.

Джерри медленно, неспешно подошел ближе, не желая спугнуть Доминика или помешать ему. Здесь, на райском острове, этот красивый голос казался вполне уместным и правильным. Дождавшись, пока Доминик закончит гаммы и споет несколько длинных и несомненно сложных арий, Джерри вышел наконец, из тени и совершенно искренне произнес:

— Я больше никогда не предложу тебе алкоголя, — подошел ближе, оперся спиной о пальму, и неожиданно зашипел от резкой боли. — Кажется, я сгорел… — протянул сокрушенно.

Доминик обернулся, демонстративно поправил узкие черные трусы и скрестил руки на груди, сверля Джерри насмешливым взглядом.

— Немудрено, — изрек он после небольшой паузы, и было заметно, что удержаться от колкости ему стоило некоторого труда. — К сожалению, йогурт прокис, но могу намазать вас кокосовой выжимкой. Она жирная, должна помочь.

— Послушай, — не удержался Джерри, снова распаляясь. — А не мог бы ты хоть иногда засунуть в жопу свой снобизм и язвительность и общаться с людьми нормально, без закидонов звездного мальчика? Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Спокойной ночи.

Ему очень хотелось сейчас развернуться и снова уйти, но Джерри понимал, что это будет выглядеть уже совсем глупо. Пришел-ушел, словно истеричная девица-поклонница. Выругавшись, Джерри направился к обнаруженному вчера водопаду, ополоснул горящую спину под ледяными струями, и быстро вернулся в шатер. Там уже привычно повесил мокрые трусы на спинку кровати и залез под тонкое покрывало, со стоном укладываясь так, чтобы не сильно тревожить пострадавшую кожу. Некоторое время спустя он почувствовал, как прогнулся матрас, когда с другой стороны на него плюхнулся Доминик.

***

Он проснулся в полной темноте от жуткой ломоты в мышцах, лихорадочной дрожи во всем теле. Обгоревшая спина нещадно болела. Джерри невольно застонал и попытался встать.

— Лежи, — раздался тут на ухом сонный голос. — Не вставай — хуже будет, — Доминик сел на кровати и сдернул с него покрывало. — Я сейчас.

Было слышно, как он вышел из шатра, но куда и зачем — Джерри мог только гадать. Впрочем, ответ стал ясен, когда снова раздались легкие шаги, и ему на спину плюхнулось холодное влажное покрывало, немедленно даря облегчение.

— Спасибо! — прошептал Джерри. — Я слишком давно не был на солнце.

— Я так и понял, — Доминик аккуратно расправил на покрывале складки. — И когда предлагал помазать кокосом — это была вовсе не язвительность. Я помочь хотел.

— Я понял… теперь, — пробурчал Джерри в подушку, — и сейчас бы уже не отказался, лишь бы прошло поскорее.

— А сейчас уже поздно, — чуть ехидно возразил Доминик. — Если бы не твоя мнительность и желание непременно видеть во мне врага, до такого могло и не дойти, но теперь тебе поможет только компресс.

— Блядство! — с чувством выругался Джерри.

Но и компресс значительно облегчил боль и сбил температуру. Джерри быстро расслабился и поерзав, улегся поудобнее.

— А откуда ты такой всезнающий? — миролюбиво поинтересовался он у Доминика, деловито меняющего нагревшееся от его тела покрывало на мокрое и холодное.

— Я блондин, — отозвался Доминик таким тоном, будто это всё объясняло. — Сгораю моментально, так что с детства знаю всё о солнечных ожогах. Тем более, что профессия обязывает быть загорелым и красивым.

— Вот сейчас скажу глупость — честно предупредил Джерри, — но как хорошо, что ты не пошел в своих темноволосых родственников.

— Эгоист, — фыркнул Доминик. — А то, что я всю жизнь мучаюсь, это, значит, ничего?

— Ничего в этом мире не достается просто так, — с улыбкой ответил Джерри. — А мучаешься ты не зря. Кэтрин считает тебя очень красивым, и не только она.

— Только это и утешает, — хмыкнул Доминик и в очередной раз пошел к водопаду мочить покрывало.

Джерри невольно улыбнулся. Доминик действительно был весьма хорош собой, но не скачущий по сцене с блестящей от грима физиономией, а вот такой, как сейчас — с растрепанными волосами, одетый в одни только трусы, поющий оперные арии, сидя на песке, или чешущий брюхо дельфинам. Но сказать это вслух Джерри не смог бы даже под пытками. Не был он приучен отвешивать комплименты, мужчинам — тем более.

На плечи снова легла холодная ткань, и Джерри, спина которого совсем перестала болеть, спокойно заснул, плотнее завернувшись в мокрый кокон.

Во второй раз он проснулся снова от боли, но уже не тянущей, а резкой и обжигающей. Высохшее покрывало прилипло к воспаленной коже и обожгло болью при попытке перевернуться.

— Да твою же ж мать! — выругался Джерри и попытался перелезть через мирно спящего Доминика, но запутался в покрывале и с размаху шлепнулся локтями ему на грудь.

Доминик, перепугавшись спросонья, что-то заорал, инстинктивно попытался сесть, врезался со всей дури лбом Джерри в переносицу и, шипя ругательства, снова откинулся на подушки.

— С добрым утром, твою мать, — процедил сквозь зубы. — Это что за кордебалет?