Сердце Хейла (СИ) - "Lieber spitz" - Страница 49

- Я ничего об этом не знаю, доктор, – немного потерянно сказал Стайлз. Потом даже разозлился. – Мне Дерек, если честно, ничего не говорил, а он, я думаю, все еще общается со своим дядей. У них дела.

Потом он задумчиво пожевал губу, копаясь в памяти, и пробормотал совсем тихо:

- Черт, почему же тогда он мне не говорил?

- Может, потому, что вы его никогда не спрашивали? – веско заметил Дитон.

- Я что, должен был? – откровенно психанул Стайлз, снова и снова прокручивая события после взрыва, последствия которого дали бы Питеру возможность быть рядом. Возможность, которой он не воспользовался.

Он должен был прийти. Он должен был забыть, как забыл сам Стайлз, о том проклятом вечере. Он должен был попросту удостовериться лично, что его мальчик жив. Лично!

А Питер не смог. Почему? Автобус, что ли? Цистерна с метаном? Неуправляемый большегруз?

- Дерек бы мне сказал, – уверенно произнес он снова, отвечая своим же мыслям и, не понимая, как оказался так легко внушаем, уже представил себе всякие кровавые ужасы.

- Только не надо сердиться на Дерека, который вам не сообщил новостей, – посоветовал ему Дитон. – Возможно, у него просто не было выбора. Но его молчание как раз – это прогноз не слишком трагических событий. Которые, судя по вашему лицу, вы уже успели себе нафантазировать.

- И дело не в неуправляемой цистерне с каким-нибудь ядовитым газом? – действительно провалившись в свои фантазии, задал вопрос Стайлз.

- В автобусе, вы хотели сказать? – переспросил немного обескураженно Дитон. – Нет. Наверно, стоит самому узнать новости; не наказывать себя столь долгой изоляцией; не отгораживаться нежеланием знать, когда знать – хочется.

- Я ничего не хочу о нём знать, – упрямо покачал головой Стайлз.

- И это неправда, – оборвал его Дитон. – Именно поэтому вам до сих пор так плохо. Вы намеренно вычеркнули из памяти целый кусок жизни. Вы выбрали сознательную изоляцию и не потому, что вами движет страх перед агрессором, как бывает почти со всеми жертвами изнасилования. Вы просто отчаянно не хотите этой жертвой быть, придумывая для себя и для него оправдания.

Стайлз кивнул, соглашаясь. Кому охота быть слабым, быть скулящей сукой, забившейся под диван, потому что её побили ногами?

Осознанная амнезия куда как лучший выбор. Ничего не было, потому что я не помню.

- Возможно то, что вы узнаете о Питере сейчас, изменит ваше представление об устройстве мира, который вы сами себе придумали, – немного сложно сказал Дитон. – Я редко советую своим клиентам возобновлять общение с их... насильниками. Точнее, никогда. И вам не буду. Просто не ограничивайте себя в информации, Стайлз. Иначе у вас не получится полного анализа, который вам так необходим. Который вы все пытаетесь произвести, но не можете.

- Не думаю, что если у Питера все плохо сейчас, меня это обрадует, – задумчиво произнес Стайлз. – Скорее всего, я почувствую... жалость. То самое чувство, к Питеру не применимое никак. Потому что, ну, это же Питер мать его Хейл.

- А даст ли она вам возможность простить его? Эта жалость? – заинтересованно спросил Дитон. – Вы отрицаете такой исход событий, сохраняя в себе самоуважение, и это правильно. Потому что ваш партнер пошел на что-то настолько гадкое, совершил поступок настолько ужасный, что поставил перед невыполнимой задачей. Ситуация требует от вас взаимоисключающие вещи, поэтому вы несчастны. Вы не можете простить и не можете перестать быть зависимым от вашего прошлого. Счастливого прошлого. Не говорю о влюбленности. Вы же будете ее отрицать, потому что это наверняка стыдно для вас – продолжать любить человека, который совершил такой тяжкий грех. Но если позволить себе его пожалеть, сделать то, что, по его мнению, он не заслуживает и от чего бежит, не разрешая другим проявлять ненавистную жалость, то можно наконец разрубить этот узел. Сделать ему больно своей жалостью. Необходимо больно. И посмотреть – примет ли он эту боль. Тем более, что она призрачна, придумана им. Увидеть, насколько он изменился или же нет. И осознать возможность просто быть с ним. Держать нейтралитет. Не наказывать себя больше отчуждением и разлукой. Одержать победу. Даже такой ценой.

Интересно, думал об их разговоре Стайлз, какой странный подход нынче у психиатров к несчастным изнасилованным мужикам-геям: не дать таблетку, которая поможет забыть, а постараться найти пути к миру с самим собой и даже к воссоединению неестественной по законам природы пары посредством сложных психологических манипуляций. Наверно, мир действительно стал немного добрее с тех пор, как самому Питеру было семнадцать, а общество решало проблемы с помощью бейсбольных бит.

- Что с ним? Что, я спрашиваю??? – орал Стилински часом позже, плюнув на совет врача и ворвавшись в квартиру к Хейлу. Совсем забыв и не обратив внимания на его личную охрану.

Алекс, к слову, спокойно пропустил его внутрь и дал несколько минут на крик и обвинения. Стайлз даже пару раз пихнул своего бывшего любовника локтем. Потом Дерек сам перехватил его руки, насильно усадил на диван и насильно заставил выпить стакан минералки.

И пока Стайлз зло хлебал Эвиан, Дерек, иронично выгибая бровь, спрашивал вполголоса у Алекса, может, стоит потребовать у Дитона деньги назад? За такие-то непонятные манипуляции с сознанием пациента? На что Алекс так же тихо отвечал, что вообще-то прогресс на лицо – раньше Стайлз не орал, не матерился и вообще, был бессловесным апатичным бревном. Эта эмоциональная буря как раз показатель результата. И он положительный.

- Прекратите говорить обо мне в третьем лице! – психанул Стилински и грохнул пустым стаканом о журнальный столик.

- Хорошо, – кивнул Дерек. – Тогда объясни, что значит весь этот скандал.

- Дитон мне сообщил... – начал Стайлз, но передумал. Сказал по-другому. – Мне нужно узнать кое-что. Мне нужно узнать, как там дела... на Юге... Дома.

Дерек покачал головой, еще не совсем понимая вопроса.

- Ты про..? – кратко спросил он.

- Я про, – так же кратко ответил Стайлз.

Дерек вздохнул отчего-то и стал рассказывать:

- Я звоню Питеру примерно раз в месяц. Болтаем ни о чем. У него все... по-прежнему.

- Ты уверен? – с волнением переспросил Стилински.

- Уверен – в чем? – не понял Хейл.

- Ну вот в этом твоём – “по-прежнему”? Уверен? – раздраженно пояснил Стайлз. – Потому что не может быть у него ничего “по-прежнему”! Ты должен мне сказать, что с ним. Ведь было же что-то?

В голосе была надежда. Хотя немного боязно было услышать о том, что Хейлу-старшему, к примеру, нелепо оторвало обе руки в какой-нибудь нелепой катастрофе и он теперь не может даже дрочить.

Или же, что он обанкротился и ушел в монахи...

Стайлзу внезапно ужасно сильно захотелось, чтобы она была, существовала, эта веская причина для окончательной разлуки. Достаточно трагичная и оправдательная для самого Питера, словно он не хотел бы быть тяжелой обузой для молодого мальчишки.

- Так было что-то или нет, Дер? – спросил Стайлз снова, мучительно хмурясь все больше и больше, впервые желая услышать возможные плохие новости.

- Сердечный приступ, – настороженным голосом произнес Дерек и предвосхитил новые возмущения Стайлза, сразу же пояснив: – Всего лишь небольшая аритмия неясного генеза. Сразу же после взрыва.

- Из-за неё Питер не мог меня навещать? Всё было так плохо?

- Нет, – честно ответил Дерек и растерялся.

Он не особо представлял, как сказать Стайлзу следующую правду, не знал, как обрисовать мотивы, что двигали Питером и заставляли его вести себя, подобно ребенку. В этой истории было намешано так много ингредиентов, и о некоторых Дерек даже не догадывался. Поэтому решил не выражаться туманными фразами, принося новую боль. Сказал правду.

- Он был за дверью, когда я пришел к тебе, – сказал он Стайлзу о своём визите в больницу. – А уже после, когда тебя повезли в другое отделение для погружения в кому, ему стало плохо.