Сердце Хейла (СИ) - "Lieber spitz" - Страница 29

Дерек застыл, а потом рассмеялся.

- Тогда зачем бы тебе бегать по ночному городу в поисках мальчишки? Ты противоречишь самому себе. Неужели так сложно признать очевидное?

- Я не бегаю за ним. Я пришел к тебе. И, в общем-то, уже узнал, что хотел.

Питер презрительно хмыкнул.

- О ваших нелегальных собраниях, на которых ты прививал солнышку свои убогие ценности. О том, что вы, пара идиотов, даже не трахались, прости господи, тратя время на жалкие разговорчики о счастливом будущем для всех геев... Ты и меня сейчас пытаешься склонить на светлую сторону, иначе зачем тебе так упорно разжевывать для меня мои же мотивы? Разъяснять? Словно давать последний шанс?

Питер вдруг понятливо прищурился. Он понял.

- Хочешь забрать его с чистой совестью? – спросил насмешливо, явно показывая этим, что сам бы никогда не старался так – выкрал, не спрашивая. – Но если ты так остервенело подчищаешь следы своего пропагандизма, оглядываясь на мораль, то, верно ли я понимаю – ты больше Стайлза не любишь?

Питер всё говорил правильно: когда любят – не думают, не выстраивают стратегий и не подстраиваются под общепринятый норматив.

Когда любят – свершают безумства, плюя на остальной мир.

- А если не любишь, – продолжил старший Хейл, – то что тебе в нём, в этом ебливом мальчишке? Хочешь сказать ему всё то, что сказать тебе не дали? Всё еще?

Дерек хотел бы выглядеть уверенно и спокойно под этим прицельным огнем наводящих вопросов. Ему хотелось бы верить, что он действительно альтруист, а не самодовольный патрон, спасающий разобиженного пиздёныша от страшного дракона.

Что он совсем не хочет мстить, с той же снисходительной благотворительностью, какой его невольно оскорбил тогда Питер, забрав беглого Стайлза себе. Что он не пытается изо всех сил позволить себе в будущем не упрекать себя ни в чем. Особенно в том, что выкрал чужое счастье обманом.

Что он все еще где-то около сердца чувствует затухающее эхо былой любви.

- Конечно, я хочу ему сказать, – признался Дерек, не смея лгать. – И скажу обязательно. И не подумай, не для того, чтобы увидеть, как ты красиво проебёшь своё счастье, оставшись тем же самым великолепным, но одиноким негодяем, каким был всегда.

Негодяй снова улыбнулся – красивый, сука, даже в свои почти сорок.

- Забирай его, чтобы трахаться, Дерек, но не смей внушать, будто бы счастье есть в этих, лелеемых тобой, чернильных оковах, выведенных рукой судьи на официальной бумажке, где будет написано, что он – твой муж. Кстати, позволь спросить, насколько скоро после торжественного побега Стайлза от главного негодяя всей его жизни ты сделаешь этому пиздёнышу предложение?

Дерек в бешенстве отвернулся – такая проницательность злила. Злил ироничный непрошибаемый Питер. И злил Стайлз, как и прежде, не влюбленный в Дерека нисколько.

- Не в предложении дело, – ответил он все же.

- А в чем? В сексе, который ты себе позволить не мог, пока Стайлз был связан со мной мистическими супергеройскими узами?

- Господи, Питер, – разозлился Дерек окончательно, – ну почему опять про секс? У Стайлза, если хочешь знать, был интерес и были ко мне... предложения. Но я отказал ему.

- Мальчишка умница. Пять с плюсом. А ты – дурак, – хохотнул старший Хейл. – Взял бы, что предлагают, а не печалился о том, что он не хочет быть с тобой по-настоящему.

- Он всего лишь пытался... – начал Дерек.

- Вызвать мою ревность, слышали, – скучливо перебил его Питер. – Он отчего-то думал в последнее время, что мне было бы неприятно смотреть, как его имеют чужие члены. Особенно – твой член. А мне, знаешь, всегда нравилось вспоминать наше трио...

- Тем не менее, Питер, – брезгливо представив чужие члены в Стайлзе, и даже свой, попытался объяснить целибат Дерек. – Я не стал спать с ним, потому что старался объяснить более цивилизованно – словами, что это бесполезно – реанимировать твое дохлое сердце такими жертвенными акциями. И знаешь, он наконец согласился со мной, бросив доказывать, как счастлив.

Питер торжествующе улыбнулся:

- Вот видишь, Дер, ты сам теперь признался, что он ушел из-за тебя!

- Вранье, и ты об этом прекрасно знаешь, Питер. Он не из-за меня ушел, а из-за тебя. Да и кто бы не сделал этого?

Дерек выпалил это слишком быстро, чтобы понять – вот они, самые правильные слова. Слова, достигшие цели.

Питер осекся, вдруг перестав выглядеть таким уверенным и безразличным. Устало провел рукой по волосам, словно не зная, что теперь делать. И поднял глаза на Дерека, молчаливо спрашивая его – “Теперь ты тоже уйдешь? Уедешь в свой Бостон? Оставишь меня? Навсегда? Как Стайлз? Как... Джастин?”.

Но эта секунда слабости не отменила правдивой кульминации их спора: каким бы жалким Питер сейчас не казался, Дерек с отчаянием видел в его глазах доказательства настоящей любви. Не их – Стайлза и Дерека. А их. Питера и Стайлза.

И оттого, что понимал он это совершенно отчетливо; осознавал себя полностью проигравшим – снова! – хотелось быть жестоким, настолько, насколько он, такой честный и рассудительный, вообще мог позволить себе это. Некрасивое, уничтожающее любые надежды на продолжение дружбы, чувство.

Поэтому и обрисовал Питеру перспективу весьма четко и не жалея:

– Может, ты и не любишь Стайлза, – сказал почти радостно, – но он-то да, и ты черт знаешь как боишься, что он, сильный, молодой, влюбленный, ни перед чем не остановится, сожрав в итоге твоё сердце заживо и даже не подавившись ни разу. Его побег – всего лишь средство. И это не он бежит от тебя, а ты сам. Так что пиздец тебе, Питер. Полный. Комментарий к *26 июня – день легализации однополых браков по всей территории США

====== Часть 12 ======

Стайлз понял свою ошибку через неделю. Точнее, через неделю после того, как почти что умер. Без Питера. Без своей любви.

Ему было двадцать. И на могильной плите мало что можно было бы написать. Может, только то, что был он малолетним дураком и жадиной.

Есть в психологии странный макаронный термин. Аль дэнте. Так характеризуют определенное состояние души, замершей в шаге от предполагаемого счастья. Она балансирует на крошечной временной точке своего существования, одной ногой оторванной от земли и с рукой, почти соприкоснувшейся с небесами. Мало кто понимает, что это и есть нирвана. Ускользающая из пальцев, лишь только нарушатся хрупкий баланс, это странное равновесие: темного и светлого поровну; поровну слез и улыбок. Нет пресыщения, нет размягчения; полностью жесткая, готовая к новым свершениям сердцевина внутри тебя в секунде от окончательного удовлетворения.

Аль дэнте.

Стайлз не знал таких тонкостей, разумеется. Но это не отменяло тот факт, что свое счастье он проебал.

Поведав Дереку множество обидных моментов, Стилински мистическим образом стер их из памяти, оставив себе совершенно идеального Питера. Ласкового, страстного, неистового. Того, кого больно помнить, потому что понимаешь – чего именно лишился.

И было кое-что еще. Чего Дереку Стайлз не сказал, справедливо боясь оказаться по ту сторону сразу от двух Хейлов. Потому что есть в мужском мире незыблемое правило – ты не должен быть трусом. А Стайлз... был.

Последний год в его фирме пролетел незаметно, и он уже не помнил, когда Питер вызывал его в конференц-зал для того, чтобы потрахаться на огромном овальном столе в конце рабочего дня. Он виделся с ним исключительно по делу. Хейл вдумчиво читал анализы своего стажера и все чаще одобрительно кивал головой, тихо сетуя, что в Стайлзе пропадает великий аналитик, которому должно быть тесно и неинтересно прозябать в провинциальном калифорнийском городишке. И надо бы задуматься о столичных перспективах. И, Синтия, как думаешь, отпустим мы этого талантливого двадцатилетнего выскочку от нас или нет?

Стайлз как-то подслушал их забавный разговор, в котором помощница босса отвечала ему, что надо бы не раздумывая отправить маленького гения в нью-йоркский филиал. А Питер удивленно вздымал брови – а разве у нас имеется филиал в самом Нью-Йорке? Нет, не имеется, смеялась Синтия и сурово указывала на этот ужасный недочет боссу – может, его как раз стоит открыть?