Сердце Хейла (СИ) - "Lieber spitz" - Страница 25

Стайлз молча покачал головой, все так же стоя перед любовником, как на расстреле.

- Человек просто не может осознать то, что в него стреляли, – охотно объяснил Питер. – Что в теле дырка. И это становится таким страшным открытием, что большинство впадают в сильнейший психологический шок. И вот от этого может наступить смерть. Как глупо, правда?

Стайлз нервно рассмеялся, подумав, а откуда всё это известно Питеру. Но тот вдруг бросил умничать и улыбнулся. Сладко улыбнулся. И Стайлз, чутко ощутив в любовнике новые, чувственные вибрации, разлившиеся рядом с ним в воздухе, с содроганием понял – их криминалистическая драма плавно перетекает в порнографический экспромт. В конце концов, вожделеющий теперь чего-то извращенного Питер достаточно долго обнаженным лежал в постели, дожидаясь Стайлза из душа, чтобы получить своё.

- Иди сюда, – приказал.

Стайлз, а что делать было – послушался. Он вдруг опьянел от этого нового Питера, который своими бандитскими замашками заставил его дрожать перед ним и, по-прежнему – восхищаться.

- Насилие порождает насилие, – сказал он Стайлзу очень знакомые слова. – Ваши игры, мальчики, были смешны и веселы до этого самого момента. Решающего момента. Мои условия, солнышко: ты или отдаешь пистолет тому придурку, который дал тебе его или же выметаешься из нашего дома немедленно.

Ультиматум был справедлив. И Стайлза даже не покоробило от менторского тона своего возлюбленного. Потому что возлюбленный сказал – “наш”.

Уже не имело смысла то, что этот голубоглазый гад в него целился.

“Наш дом”, – и пусть пистолет выстрелит.

Стайлз чуть не закричал – “Обожаю тебя!”, глупым восторгом своим показывая, насколько же он сентиментальный дурак. И слава богу, что сдержался. В программу вечера не входили признания. Питер ловко дернул за край белого полотенца, что прикрывало бедра Стайлза, обнажая их, и тот даже не заметил, как оказался под Хейлом – горячим, жаждущим и... по-прежнему сжимающим пистолет в руке.

- Ты должен понять, солнышко, что поступил плохо. Ты должен понять это раз и навсегда, – сказал Питер жестко. – Иначе нам придется позвонить твоему папе. Нам придется нажаловаться. А ты ведь не хочешь такого позора, взрослый мальчик Стайлз?

Еще чего! Конечно, Стайлз не хотел. Почти год назад двое любимых его мужчин столкнулись, и, он бы мог поклясться, что не случайно – у Джона Стилински были прекрасные навыки детектива с тех времен, когда его еще не турнули за пьянство из отдела по расследованию убийств. Он быстро вычислил, у какой такой Лидии ночует его сынок, и те полгода, пока приходил в себя, им всем троим было нелегко. Хотя Питер при их встрече, тренированным движением увернувшись от первого и последнего удара папы Джона, умело перевел зарождающуюся драку в напряженный, но все-таки мирный разговор.

Позже Стилински-старший был вынужден свыкнуться с несколькими открытиями в своей жизни.

С тем, что его сын – гей.

С тем, что его сын-гей встречается со взрослым, гораздо старше его мужчиной. Который сказал ему что-то такое, после чего Стайлзу не пришлось больше врать про ночевки у Лидии – папа Джон спокойно отпускал его в дом к Хейлу.

Поэтому угроза Питера имела вес – его слово было значимым.

- Я мог бы взять с тебя обещание, что ты никогда больше не будешь баловаться с такими игрушками, – продолжил Хейл тем временем, – но этого будет мало. Это не будет действенным. Понимаешь?

Стайлз, сжавшись в комок от ощущения угрозы, исходящей от Питера, только кивнул. Он понял, что его будут как-то наказывать.

...Если ты любишь, практикуешь анальный секс и занимаешься им регулярно, тебя не будет удивлять практически никакой предмет, проникающий в твою задницу. Члены бывают разными. Большими, маленькими, толстыми, кривыми, а иногда и всё сразу... И даже ствол пистолета, которым Питер сейчас водил по промежности замершего на простынях мальчишки, казался не таким уж удивительным девайсом. Кроме одного “но”. Сталь была предательски холодна. Она была холодна как смерть, чего уж там. Ведь даже дилдо, не особо любимое Питером, бывало им предварительно нагрето в теплой воде, прежде чем попадало в Стайлза.

- Не... надо, – рвано дышал короткими фразами Стайлз, не смея сдвигать коленки.

Питер не отвечал. Водил нежно дулом по сжавшемуся анусу, держа палец на курке.

- Не сжимай, – приказал, надавив.

Но Стайлз еще больше сжался, чувствуя, как тихо звенит в длинном стволе возвратная пружина, словно предупреждая. Потом рефлекторно сжал руку и Питеру, в которую вцепился, умоляя пощадить.

Он помнил – пистолет заряжен. И все-таки не мог остановить неправильного возбуждения, прилившего к паху в тот самый момент, когда Питер коснулся оружием его интимного места.

Хейл предварительно воспользовался смазкой, и Стайлз теперь тёк, позорно ощущая себя сукой. Дырка сжималась, пульсировала от страха; капли прозрачного геля сочились из неё, не переставая. Член стоял. Но Стайлз, пребывая в полнейшей нирване ужаса, возбуждаясь сильнее и сильнее, успевал вообразить себе, как оно будет, если палец Питера сорвется с курка – его кишки разлетятся внутрь него или же вырвутся наружу и заляпают, став уликами, лицо дорогого возлюбленного? Или же пуля, прорвав толстый кишечник, застрянет где-нибудь в позвонке и тогда он станет парализованным калекой, не посмевшим рассказать в полиции о случае, который к этому привел. Правда, у отца найдется человек, который сделает верную экспертизу, проанализировав траекторию пули. То-то позору будет!

Холод стали проникал в тело уже с минуту. Неровный контур дула, с выступающей закорючкой мушки чувствительно терся где-то внутри, задевая края сфинктера, даря не столько боль, сколько необычные ощущения. Не слишком объемный ствол все равно казался огромным или же просто значительным из-за того, что где-то там, в своей рукояти, прятал смертоносных стальных пчел, готовых убивать.

Питер же, нежно трахая его дулом пистолета, ласково шептал что-то, гладя по голове.

... – Дурачок, ты правда поверил, что он заряжен? Глупый... Милый... Дурной... Солнышко... Да я никогда бы...

Стайлз дёрнулся, осмысливая сказанное и, проклиная свою легковерность, чувствуя, как расслабляются все члены, кроме одного, уткнулся Питеру в шею, еле сдерживая слезы.

- Сука, – прошептал, – какая же ты сука...

- Давай, приподними зад, насаживайся сам, вот так, сильнее... – слова были привычными. Питер бормотал их и словно не замечал, как Стайлз бессильно на него ругается; как находится на грани, прямо сейчас отделяющей его от решения побега в никуда, только бы прочь от своего изобретательного любовника.

Он бы и должен был сбежать. Впервые находясь так близко от нежеланной свободы, что даже не понял этого, с мазохистским удовлетворением принося себя на алтарь любви, прощая неприемлемые методы развратного своего воспитателя, да и его самого, заигравшегося. Так бывает – ты просто не можешь соскочить с мушки...

- Сможешь кончить? Помочь тебе? – тем временем двигал рукой Хейл между ног Стайлза.

Заботливый, нежный садист.

Стайлз кивал через слезы, которые уже вовсю катились по щекам – да, кончить, помоги...

Питер нежно подхватывал дергающийся от его движений член мальчишки, дрочил и засаживал ствол глубоко и мощно. Стайлз, кончая, даже подумал, что пистолету теперь пиздец...

- Надеюсь, это было твое самое неприятное знакомство с огнестрельным оружием, – сказал Питер после.

После того, как Стайлз перепачкал себе весь живот и теперь лежал на кровати в слезах, соплях и сперме; опустошенный и в полном раздрае чувств.

Питер наказал его жестоко. Питер заставил его кричать. Питер заставил его зачем-то кончить. И мог бы, бросив дома, как частенько бывало, умотать в клуб. Но все было иначе. Хейл остался с ним. Лежал рядом, обнимался, убив на это остаток вечера, а утром, уходя на работу, оставил на тумбочке номер телефона, сказав непременно по нему позвонить.

- Хочешь помогать людям – начни с этого.