Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик - Страница 11

• Предыдущая
• 11/65
• Следующая

Тихо зарычал Элмер. Во время шумной драки внизу он тихо лежал у камина. И уничтожал баранину, пока Оскар, схватившись за один конец, не вырвал ее из его огромных челюстей. Это значит, что на ночь он не станет глотать мои шлепанцы вместе с парой носков на закуску. Он довольный смотрит на меня, дрожащего от холода в постели. В этой комнате даже половицы не скрипят. Любой в хороших теннисках может незаметно подкрасться и схватить меня за горло. А Элмер и ухом не поведет, если от них не будет пахнуть бараниной. Стук в дверь. В мою.

— Входите.

— Не хотела беспокоить вас. Но не могли бы вы поделиться зубной щеткой. Я тут утром ходила и увидела вашу коллекцию.

— Конечно. Но они все пользованные.

— О, пустяки. Можно войти и взять одну?

— Пожалуйста.

Роза в шелковом кимоно. Вся в зеленых драконах на голубом фоне, изрыгающими оранжевые языки пламени. Слышен стук ее высоких каблучков. У меня забилось сердце. А она открывает футляр с зубными щетками. И начинает, выбирая, перебирать.

— Берите любую.

— Из моей вся щетина выпала.

— Сожалею.

— Вы считаете, что сегодня вечером я вела себя не подобающим образом? Я, конечно, не леди, но и эта, такая богатенькая и культурная, только и знает, что дергать своего муженька, как марионетку за веревочку.

— Я вас вполне понимаю.

— Ну, я, конечно, не хотела выглядеть, как будто я уж совсем не могу вести себя в обществе как леди.

— О, я все понимаю.

— А, как так получилось, что вы живете в этом замке совсем один, со слугами на готове и без всяких забот? Ничего, что я задаю такой вопрос?

— Мне его отдала моя двоюродная бабушка.

— Вы меня разыгрываете? Отдала его вам?

— И Элмера в придачу.

— Вот бы мне такую бабушку. Подарила бы мне приличную квартиру. Я живу в подвале. Он сейчас залит водой. Неделю назад эти трое заявились ко мне и Франц начал копать в углу, заявив, что согласно его карте там есть минеральная жила. А, оказалось, родник. Вот что там было. Струя ударила прямо мне в лицо. Оставили меня по колено в воде, а хозяин, когда увидел, пришел в ужас.

— Как жаль.

— Круглыми сутками в сапогах.

— Ужас.

— Он уложил камни, чтобы я по ним прыгала. Но хорошо, что он сначала попробовал это сделать сам, ну и шлепнулся мордой вниз. Можно мне бокал вон того вина и кусочек сыра?

— О, конечно, угощайтесь.

— Жизнь хороша, когда читаешь книжку, а рядом на ночном столике вино и сыр. Грррр. Грррр. Я сейчас зарычу.

— Вот, возьмите нож.

— Я люблю кусать. Как хорошо, хоть на мгновение скрыться от их глаз. Они чуть меня не прикончили, пока мотались по округе. Решили убрать у меня миндалины. Оперировали на заднем сиденье машины, пока этот маньяк Франц сидел за рулем. Не могла есть целых три дня. А они только и знали, что давили кур, да коров на поворотах. А потом и случайного джентльмена, выбили из под него запряженную осликом тележку со стожком сена, бедному старику это явно стоило целых десять лет его жизни, так как он пробил солнцезащитную крышу авто и шлепнулся, наделав в штаны, прямо мне на колени. Франц стал колотить бедное животное кнутом, чтобы то убралось с пути. И как всем остальным, они дали ему ослиный дистиллят. Мы доставили старика домой. Ему семьдесят четыре, так он гонял свою восьмидесяти четырехлетнюю жену по всему дому, пока Эрконвальд пытался заснять все это на камеру. Дистиллят, конечно, фигня, старик просто чокнулся.

— Почему же вы с ними?

— Они мне платят. При выезде за город я получаю боевые, так сказать. В автомобиле воняет луком, их инструменты тычут мне в спину. Каждое утро они замеряют температуру в моем заду. За такие дела я получаю дополнительный фунт стерлинга в неделю. Пока они носятся со своей точностью.

— А что насчет вашего пения?

— Ах, это. Конечно, опера, которую они поставили, оказалась самым полным фиаско за всю историю исполнительского искусства. Франц за кулисами создавал из дыма низкий туман, чтобы страус шел, выставив над ним голову. Он сказал, что достоверность такой сцены будет просто незабываема. Ну, если учесть, что эта птица ростом почти два с половиной метра, а весом сто пятьдесят килограмм, то, когда она сошла со сцены и стала носится по залу, то достоверность действительно стала полнейшей. Их троих потом затягали по судам из-за двух поломанных ног и стольких сотрясений мозга, что и перечислять неохота, театр напоминал поле битвы. Это был конец моей собственной оперной карьеры. И их тоже, уверяю вас.

— Мне кажется, что они ведут себя как-то неосмотрительно.

— Неосмотрительно — не то слово. Они просто опасны.

— О, Боже!

— Вино — великолепно. Не возражаете, если я возьму еще немного сыра?

— О, пожалуйста.

— Вам, как, здесь удобно?

— Видите ли, я как бы еще обживаюсь. Я не ждал гостей.

— И их вы называете гостями? Выкиньте это понятие из головы. Постояльцы — вот им название. Разве они не организовали лабораторию в одной из ваших комнат и не пытаются в другой прорыть дыру в полу, чтобы устроить серпентарий в комнате под ней?

— Свят, свят.

— Но, вот, что я вам скажу. Это единственные три самых честных человека, которых я когда-либо видела в этой стране. Меня не раз обдирали до последнего пенни. А они держат свое слово до последней буквы. На Рождество они раздают дюжинами утки бедным и дают образование беспризорникам, посылая их в лучшие колледжи. По доброте своей они не отказывают никому. Я своими глазами видела, как Эрконвальд шел вдоль Грин-парка, окруженный кучей оборванцев, выпрашивающих мелочь, и опустошил все свои карманы. Перепало и старухам, подыхающим за пивоваренным заводом, которые благодарили его за последние счастливые минуты на этой земле. В то время, как их родные семьи старались вогнать их в могилы, Эрконвальд, Путлог и Франц льют бальзам на голову бедного создания, кормят ее мармеладом и лимоном со взбитыми сливками. А в это время эти звери пьют за дверьми, торопясь отметить похороны бедной старушки. Можно я присяду?

— Конечно, прошу вас.

— Вы могли бы начать тут неплохой бизнес.

Роза подливает в свой бокал вина. Держа сыр за корочку, она откусывает острыми зубками последние кусочки, сверкая в полумраке глазами. Темные ищущие яблоки глаз. Задерживает свой взгляд на мне. Начинается игра, кто кого переглядит. Выигрывает через девять секунд. И, откинув голову назад, встряхивает волосами. Ее размеры, все больше моих, проносятся, как письмена, в моей голове.

— Можно вас спросить, вы нормальный?

— Извините?

— Вы слышали. Вы нормальный?

— Не думаю.

— Я жду.

— О.

— Вы знаете, о чем я спрашиваю. Вы разве не слышали такого выражения, дайте мужчине в постель женщину.

— Вряд ли.

— Так вы хотите, чтобы я легла к вам в постель или нет?

— Конечно. Прошу вас, ложитесь.

— Я сниму это старое ярмо с себя.

— Ого.

— Ха, ха. Гррр. Ну, как?

— О, Боже.

— Я тоже мерзну. Все больше. Льняные простыни и наволочки с вышивкой. А вы плутократ. Там внизу темницы. С цепями и кандалами на стенах. Везде снуют крысы. Вы и ваши предшественники должно быть хорошо проводили время, бросая в застенки бедных аборигенов, избивали и морили их голодом, прибирая своими кровавыми рукам землю, все, что могли. И что только я делаю в одной постели с таким как вы.

— Я ничего с местными не делал. Я приехал сюда недавно.

— Ну, это же по вас видно. Все признаки жестокого лендлорда. Это же на вас написано. Когда сюда ворвутся повстанцы. То с такими как вы, будьте уверены, они быстро расправятся.

— Повстанцы?

— Конечно. Повстанческая армия. Уберите свой локоть с моей груди. Вы что не видите, что это?

— Даже, не знаю. Здесь явно какое-то недоразумение.

— У вас еще вино есть?

— Графин вон там.

— Я тогда налью себе.

Клементин поправил на себе голубой ночной колпак. Он предохраняет корни волос от неблагоприятного воздействия ночного воздуха. Черный пучок которых яро прет из подмышки Розы. В случае драки с ней у меня шансов нет. Она спокойно оторвала самого крупного экс-зека от пола, когда тот попытался задушить ее захватом сзади. А у меня от эрекции аж ломит, если она решит его оторвать, то всем удовольствиям конец. До того, как сюда придут повстанцы. И не сделают это.

• Предыдущая
• 11/65
• Следующая