Нарисуй меня хорошим (СИ) - "Kerry" - Страница 56

Может когда то, я поблагодарю животное за свое маленькое счастье, но не сейчас. Мои попытки оправдать его переливались в новые обиды. Я решила написать ему письмо. Думая над тем, как отмстить ему, мне показалось это самым лучшим вариантом, сохраняющее мое достоинство. Мне хотелось, чтоб он прочувствовал этот комок боли так же, как прочувствовала я.

И вот, перед тем, как отправить письмо, стоя возле почтового ящика, я решила перечитать его, еще раз…

Привет.

Мне хотелось бы написать тебе многое, но я не могу. Силы мои ушли вместе со слезами, которые я с большим трудом остановила, чтобы поставить точку в нашей истории.

У тебя простое имя, но очень сложная судьба. Но в этом только твоя вина. Ты сам сделал выбор и встал на этот путь. Ты делаешь людям больно и переступаешь через их чувства. Ты видишь только плохое в людях, и в этом мы похожи, но в остальном совершенно разные.

Ты не знаешь, что такое доброта, любовь, созидание, гуманность, отзывчивость человечность и дружба. А я знаю.

И еще кое-что ты не узнаешь никогда…

Ты не узнаешь, как бьется сердце твоего ребенка.

Ты не узнаешь, что это такое, когда ты держишь крошечную ручку и смотришь в глаза, которые так похожи на твои.

Ты не познаешь то чувство, когда твой малыш делает первые шаги.

И ты не познаешь любовь своего ребенка. А знаешь почему? Он никогда не узнает про тебя. Про то, какое ты чудовище. Ты будешь гнить в тюрьме, в окружении таких же, как и ты, а мы будем счастливы. Ты никогда не увидишь своего ребенка.

Пусть это будет самым большим наказанием для тебя.

Теперь, мы квиты.

В память о моем погибшем друге Роме.

Беляев Иван Николаевич. 1995 года рождения. Статья 131 УК РФ.

И вот снова. Обшарпанные стены, едкий запах пота и окурков, нескончаемый гул в ушах, множество пустых глаз, лишенных души и скрипучая, неудобная шконка — все, чего я раньше так шугался. Но не сейчас. Это место меня больше не пугает. Я даже рад, что теперь изолирован. Рад, что не опасен.

Мой затылок помнит удар дубинкой, который нанёс один из широкоплечих надзирателей, когда втолкнул меня в хату — комнату, где проведу ещё лет шесть своей жалкой жизни. Для них, я просто Ничто. Пыль под ногами. Грязь, которая требует скорейшей утилизации. Самое смешное, что я с ними солидарен.

Когда впервые двери тюрьмы открылись для меня, иллюзия, которая была создана картинками из дурацких книжек и кадрами зарубежного кино, растворилась, словно легкая дымка. Здесь, тебе хватит нескольких дней, чтобы сломаться навсегда. Но мне это больше не грозит — я родился бракованным. Этот маленький мир, со своими законами, укладами и правилами, теперь, лишь временное пристанище, где я должен что-то осознать. Серьезный судья, выносивший мне приговор, наивно решил, что запихнув меня в это суровое место, он дал мне ещё один шанс на исправление. Почему же тогда, это не сработало в первый раз? Ответ один: починки не произойдёт никогда. Если бы мужчина, занимающий столь ответственный пост, был на грамм умнее, то упёк меня сюда на всю жизнь. Мне нельзя на свободу. Пока, точно нельзя.

Мои зубы скрипят, когда я представляю, чтобы сделал, оказавшись сейчас на воле. Этот дикий монстр внутри меня жаждет мести. Эх, непокорный зверёк, все никак не угомониться. А я, не в силах его обуздать. В одном наше мнение сходиться: то радужное будущее, которое прогнозирует фраза на календаре за прошлый год, нам в помине не светит. Я упустил эту возможность, когда захотел жить прошлым. Впрочем, сейчас мне только это и остаётся.

И вот опять. Звук падающих капель из ржавого крана — единственное, что я улавливаю, помимо разговоров сокамерников. Кап. Кап. Кап. История одного предательства. Кап. Кап. Кап. Слышу, как взрослые мужчины, словно дети, радуются передачке из дома. Кап. Кап. И, кажется, это будет длиться вечно. Меня они не трогают и правильно делают. Наверное, я единственный здесь, кто не кается.

Мне часто сниться один сон.

Я вижу, как оскалившийся волк забил в угол маленькую девочку. Запуганный до смерти ребёнок, машет крохотными ручками, но лишь провоцирует зверя. Холка волка становиться дыбом и он готовиться напасть. Я смотрю на это. Я могу помочь, но ничего не делаю. Мои глаза не закрываются даже в тот момент, когда детский крик становиться до боли пронзительным и морда зверя становиться бордовой от рек крови. Во сне, я равнодушен как камень. Только проснувшись, я жалею, что ничего не сделал.

Проходит день. Два. Неделя. Месяц. Но все один только сон, посыл которого я не могу понять. Лёжа на шконке и изучая темный потолок, я ищу смысл. Смысл, из-за которого, мне не стоит перерезать всех окружающих меня, а потом, не покончить с этой скверной жизнью, вскрыв себе вены. Смысл, ради которого ещё стоит побороться. Забавно, но того человека, который мог бы мне его подарить, я решил раздавить, уничтожить.

Кап. Кап. Падали тогда её слезки на холодную землю. До сих пор помню, как тряслись хрупкие коленки и бегали испуганные глазки. От этих воспоминаний, на лицо ползет улыбка. Мне нравиться помнить её такой — беззащитной и ничтожной. Сразу хочется прижать и защитить девочку. Парадокс. Но, это моя хищная сущность, которая душит лишь тех, кто ей действительно дорог. Я — ненормальный. Я в курсе.

Чего я хотел от неё? Покаяния, черт побери! Искреннего раскаяния, которое убедило меня, что она жалеет. Что готова отгрызть себе руки, лишь бы повернуть время вспять. Убеди она меня, и мы смогли быть счастливыми. Но она сделала иначе. Да, Артемова, я не поверил тебе ни на секунду. Ты — трусливый мышонок, который сбежал, когда запахло жаренным, и вернулся только тогда, когда не было другого выбора. Ты признала свою вину, лишь потому, что испугалась возмездия. В итоге, ты все равно получила своё наказание. А я своё. Теперь, мы квиты.

— Кто это, Белый? — спрашивает беззубый кольщик, набивая мне под сердцем не сложное имя. — Брат?

— Это девчачье имя, — фыркаю я. — Вася — это Василиса.

Чувствую, как иголка проходит сквозь кожу и молюсь в душе, чтобы она зацепила сердце. Кровь смешалась с синими чернилами. И, кажется, будто это моя кровь. Черная, как у дьявола.

— Твоя девчонка? — чрезмерная любознательность кольщика, объяснила мне, отсутствие его зубов. Я хочу ему вмазать. — Любимая?

Я молчу. Сжимаю кулаки так, что немеют пальцы. Если я начну рассказывать, вопросов полетит слишком много. Что в тот, что в это раз, её имя не прозвучит в этих стенах. По-крайней мере, из чужих уст. Это моя Вася, и больше ничья. Только я могу наступить на неё, если захочу. Я — больной ублюдок.

В голову настойчиво лезут мысли: как она там? Но я их не впускаю. Когда я падал в эту яму, то схватил ее за пятку и потащил за собой. Я знаю, ей не сладко. Иногда мне даже кажется, что я слышу ее голос. Она зовет меня, так робко и тихо. Так, как получалось только у нее. Просыпаюсь, но никого нет рядом. Только холодные стены и вода… Кап. Кап.

Проходит месяц. Два.

Я постоянно думаю о ней. Мне даже стало смешно, когда мои глаза начало резать. Никогда не видел, чтобы бесчувственное животное плакало. Все дело в хлорке. У меня на нее аллергия. Да, именно так. Зверь еще живет во мне. Я зову его Василиса. В честь создателя. Она возродила во мне это детище, но не укротила.

Начинаю привыкать к еде, от которой уже успел отвыкнуть. Я как пустой целлофановый мешок, стараюсь хоть чем-то себя набить, но не выходит. Каждый прием пищи похож на сеанс экзорцизма. Меня тошнит. И, кажется, что выходит вся грязь.

Где же этот смысл? Где же он? Боюсь, что в этом жутком Аду я не найду ту соломинку, которая сможет меня спасти.

Одна за другой тлеет сигарета в руках. Убирая ладонь от щеки, царапаюсь об жесткую щетину. Я жалок.