Карфаген смеется - Муркок Майкл Джон - Страница 21

— Они выглядят великолепно, не правда ли? — сказала она.

Такое же замечание могла сделать женщина восьмого столетия, увидев, как мавры перебираются через стены Барселоны. Они, несомненно, считали, что возвращались домой, потому что самым своим именем Барселона обязана основателю — карфагенянину Гамилькару Барке. Когда римляне изгнали карфагенян из Европы, когда испанцы наконец вытеснили мавров — посчитал ли кто–то ужасную цену? В те дни честь и религия значили все. Когда Великобритания решила, что больше не может содержать индийских наемников, она вывела их из России, бросив людей на милость варварских орд, врагов Христа. Запад выждал всего год или два, а потом начал заключать торговые соглашения[25]. Торговое соглашение — вот что погубило Китайскую империю. Чингисхан знал им цену. С тем же успехом можно было подписать договор с самим Сатаной!

«Россия будет спасена. Россия будет спасена», — шептала мне той ночью Леда. Но сегодня я спрашиваю свою баронессу, которая, вероятно, умерла, когда большевистские бомбы обрушились на ее квартиру на Брюдерштрассе двадцать пять лет спустя: «Моя дорогая женщина, которую я почти полюбил, когда же это случится?» Она жила над берлинской антикварной лавочкой и работала на швейцарского специалиста по иконам. Я так и не узнал, было ли что–нибудь между ними. Швейцарец выжил. Он умер от старости в Лозанне совсем недавно, заработав миллионы на наших иконах. Ей было примерно пятьдесят семь. Я не испытываю к ней ни малейшей неприязни. Я до сих пор могу вспомнить ее запах. Действительно, я могу вспомнить, как пахли мы оба. Я чувствую, как тонкое белье оборачивается вокруг наших тел, чувствую мягкость и упругость матраса, я смакую вино, слышу шум, доносящийся с улицы, где солдаты стоят на страже мира. Звезды сияют золотом в темно–синем небе, на фоне которого виднеются силуэты пальм. Я вижу огни кораблей над водой, слушаю гудки сирен и крики ночных птиц.

Потребовалось двадцать тысяч британских солдат, чтобы в одном небольшом русском городе сохранить иллюзию того, что прошлое можно сберечь или даже вернуть. Иллюзии ничего не стоили своим создателям. Я помню знаменитые арабские сказки, в которых колдуны расточают свои души на создание призраков. Награда всегда слишком мала, и она не стоит затраченных усилий. Смотрите, говорит волшебник, вот грифон, а вот дракон! Мы не видим, говорят зрители. Взгляните снова! Ах да, теперь мы видим! Но энергия перешла от иллюзиониста к иллюзии. И вот он мертв. Почти все империи пытаются спастись именно так — перед самым концом. И в какую цену обошлась русским людям коммунистическая иллюзия?

Не стану отрицать: мы с баронессой наслаждались неведением, мы погружались в свои фантазии, пока могли. Мы ели, мы занимались любовью, мы разглядывали товары в магазинах, мы посещали базары, я покупал дрянной кокаин. Мы притворялись, что влюблены. Но в ту ночь весь «Ориенталь» содрогнулся, как будто началось землетрясение. Еще толком не проснувшись, мы подошли к окну. Красное пламя, поднимавшееся над темной водой среди огромных облаков черного дыма, сверкало ярче звезд. В нефтяной гавани, по другую сторону мола, горел корабль, пришвартованный неподалеку от нашего. Насколько я мог видеть, непосредственная опасность «Рио–Крузу» не угрожала. Тем не менее по просьбе Леды я оделся и спустился. В холле уже собралось несколько английских офицеров — некоторые одетые, некоторые в халатах. Их голоса звучали громко и взволнованно, хотя, как выяснилось, знали они не больше моего. В конце концов, когда появился вестовой на мотоциклете, один из офицеров сообщил другому:

— Саботаж, разумеется. Красные подсунули бомбу на борт танкера.

Этого мне было достаточно. Я вернулся к баронессе.

— Теперь наш корабль может отправиться в путь раньше. Нам следует к этому на всякий случай подготовиться. Но Китти в безопасности.

Мысль о том, что наша идиллия преждевременно закончится, заставила нас заняться любовью с вновь обретенной страстью.

Мы вернулись утром. На борту судна нас встретил растерянный мистер Ларкин. Палуба «Рио–Круза» была покрыта толстым слоем нефти, и вся команда работала, пытаясь очистить корабль. Мистер Ларкин сообщил, что французский фрегат с немалым риском для себя отбуксировал танкер в море, а потом вытащил его на песчаную отмель, где теперь догорали запасы нефти. Грязный дым проникал повсюду, навязчивый, как рой мух. Лицо мистера Ларкина исказила нервная гримаса.

— Это еще не самое худшее. — Он понизил голос. — Вы знали этого парня, Герникова, не так ли? Его тело подбросили к трапу вчера вечером. Его ударили ножом не менее шести раз. Это ужасно! Его раздели донага. На груди вырезали звезду Давида, а на спине кто–то оставил надпись «предатель». Я никогда не видел ничего подобного. Бог знает, какой сумасшедший мог такое сотворить. Кажется, у него были знакомые в Батуме. Возможно, это один из них. Видимо, поссорились. Красные? Белые? Сионисты? Я не знаю. Военная полиция отмалчивается. У них сейчас и так много дел.

Баронесса плотно прижалась ко мне, едва не в обмороке. Ее лицо стало белее мела, глаза остекленели. Я поддержал Леду, которая судорожно сжимала мою руку.

— Вдобавок, — Ларкин не обращал внимания на ее реакцию, — не хватает Джека Брэгга. Он сошел на берег вчера днем и не вернулся. Все его ищут. Мы до сих пор не знаем, связано ли это с делами Герникова.

— Мне нужно отвести баронессу в каюту, — спокойно сказал я. — Господин Герников был другом ее покойного мужа.

Ларкин покраснел.

— Оставьте свои вещи. Я попрошу матроса донести их.

Леда никак не могла прийти в себя. Уложив ее, я сказал Китти и няне, что у баронессы небольшое отравление. Потом я отправился в бар, чтобы раздобыть там немного бренди. На обратном пути я столкнулся с мистером Томпсоном, который появился из машинного отделения.

— Привет, Пьятницки. — Он стер масло с рук. — Печальные новости.

Я показал коньяк.

— На баронессу это произвело ужасное впечатление.

— Ну, по крайней мере, вы, кажется, держитесь. Вероятно, беспокоиться не о чем.

Я поначалу не понял смысла его замечания, которое показалось несколько бесцеремонным. Задумался я об этом позднее, когда оставил баронессу на попечение Маруси Верановны и вернулся к себе в каюту, чтобы собраться с силами и вдохнуть кокаина. Было очевидно, что миссис Корнелиус провела ночь где–то в другом месте. Я отыскал мистера Томпсона. Он стоял, облокотившись на переборку и наблюдая за моряками, которые вываливали что–то из переднего люка.

— Вы видели мою жену, дружище?

Шотландец был удивлен.

— Я думал, что вы слишком уж спокойны. Вы не знали, что она не вернулась? Она должна была появиться вчера вечером, после обеда. Я решил, что она встретилась с вами где–то в Батуме. — Он окинул взглядом палубу, потом ткнул носком ботинка в масляное пятно. — Ну, это было самое простое предположение. А теперь, когда вы вернулись на корабль…

— Она осталась на берегу?

— Нет, насколько нам известно. — Он густо покраснел. — Послушайте, я склонен предположить, что у нее какие–то мелкие неприятности. И похоже, что Джек Брэгг вмешался в ее дела, попытался помочь ей… Мы скоро узнаем. Но сейчас еще слишком рано волноваться.

Меня не интересовали ни его предположения, ни его уверения. Я бросился к трапу и помчался вниз, на причал, где корабельный казначей беседовал с одним из дюжих морских пехотинцев.

— Полиция ищет мою жену, мистер Ларкин?

Ларкин поджал тонкие губы и протер очки серым от пыли носовым платком.

— Что ж, мы сообщили им все, что знали, мистер Пьятницки. Я думал, что вам должно быть известно, где ваша жена. Она вчера ушла в хорошем настроении, собиралась пройтись по магазинам и осмотреть достопримечательности. Я знал, что у вас дела в Батуме, и подумал, что вы могли ее встретить. Мы не слишком беспокоились.

— Но вы беспокоились из–за Брэгга?

— Джек нарушил приказ. Предполагалось, что вчера ночью он нес вахту.