Сквозь тернии (СИ) - "Энена" - Страница 14

Она ли потянула его на себя или он шагнул вперёд, Астори не помнила. Заскрипели пружины, щёлкнул выключатель — всё погрузилось во тьму. Вэриан нащупал молнию на её платье и медленно потянул замочек вниз; Астори лихорадочно, не давая себе времени подумать, что делает, расстёгивала его рубашку. Винить себя она будет утром. Сейчас мир опустел для них двоих.

Эта ночь запала ей в память лишь отдельными фрагментами. Дыхание — рвано-сбитое — своё и тяжёлое — Вэриана; холод его рук, до боли стискивающих её талию; его исступлённые поцелуи на шее и плечах; голос, сорвавшийся на свист: «Астори, Астори, Астори…» Он почти никогда не звал её по имени.

Она раньше не испытывала подобного, даже не представляла, что так вообще бывает. С Джеем всё было совсем иначе — нежнее и тише.

Порой ей казалось, что они слились в одно неразделимое целое, переплавились, сплотились, сковали себя цепями, которые не разорвать времени и расстоянию, а потом всё вновь падало во мрак. Все чувства и слова, запёкшиеся в уголках губ, всё невысказанное, выстраданное и так долго хранимое в секрете теперь выплеснулось в неразрывную поэму прикосновений и жестов. Поцелуи вспыхивали в темноте и, осыпаясь искорками, таяли — на ресницах, руках, груди…

Астори чувствовала, как внутри просыпается нечто странное и пугающее — её второе «я», её двойник, отражение в чёрном зеркале. Много лет назад она запрятала его, схоронила в закоулках подсознания, и вот сейчас Вэриан будоражил эту сущность, поддразнивал, вытаскивал на свет. Астори боялась, но не могла сопротивляться его власти, и отчего-то чувствовала, что, пока он держит её в объятиях, с ней ничего не случится.

Ей внезапно подумалось, что она была рождена для него, предназначена ему тысячелетия назад, создана по его образу и подобию. Ничего удивительного, мелькнула мысль. Он ведь сам её сотворил. Все двенадцать лет Вэриан разминал её, словно податливый воск, вылепливал идеальную, выверенную до мельчайших деталей скульптуру — для себя.

Астори гнала эти мысли прочь. Сегодня она сдавалась ему — капитулировала, поднимала белый флаг, и вкус поражения оказался гораздо слаще, чем она полагала.

Утром она проснулась совершенно одна. Астори села, обхватила руками колени и несколько минут бессмысленно смотрела на стену. Голова была пуста. Она прислушалась: дом молчал, за окнами шепталось море и звонко кричали чайки — так же, как и вчера, как и год, и тысячу лет назад. Мир не изменился. Поменялась лишь она сама.

Вэриан дома не оказалось, и Астори была благодарна ему за это: она не выдержала бы его присутствия сейчас. Она машинально оделась, вышла на улицу и побрела по белому мягкому песку. Если бы не томящиеся в груди воспоминания, слишком яркие для иллюзий, всё происшедшее вчера могло почудиться фантасмагорическим безумным сном.

Астори презирала себя за случившееся: она предала свою семью, своих детей, своего мужа, и от этого позора ей вовек не оправиться. Она дала слабину. Проиграла. Астори чувствовала себя униженной, грязной, падшей женщиной, и острый, невиданный до сих пор стыд жёг ей горло.

Её тошнило, мутило, как во время шторма на корабле, и самым мучительным было сознание: не сделай она вчера первый шаг, Вэриан бы на такое не пошёл. Против её воли — никогда. Она хотела этого, и вина целиком лежит на ней.

Закрыв глаза, Астори кинулась в море, заплыла так далеко, как могла, и с неистовой жадностью принялась нырять и нырять. Она должна была очиститься от скверны, смыть с себя следы его поцелуев. Переродиться. Стать прежней.

Однако чем сильнее она старалась, тем яснее понимала — не выйдет. Пути назад нет, но есть путь вперёд, и Астори была готова идти по нему до конца. Выход оставался лишь один.

Бежать.

Бежать от металлических глаз и холодных прикосновений Вэриана, бежать от этого заколдованного места, лишившего её рассудка, бежать от той проклятой ночи, бежать и попытаться забыть. Всего лишь попытаться. Закрыться в новой жизни, с головой уйти в работу, загрузить себя до изнеможения, чтобы не оставалось времени даже на сон, не то что на дурацкие размышления об этом чёртовом отпуске — Астори всегда хорошо умела это делать. Она справится. Выкарабкается.

Вэриан не возвращался до вечера. Астори решила отправиться утром — не потому, что хотела с ним попрощаться, конечно, нет — просто… Решила и всё.

Чёрт возьми. Она снова обманывает себя, и вновь — из-за Вэриана.

Астори разложила гладильню, решив отутюжить напоследок вещи и заодно — отвлечься от навязчивых и не слишком приятных мыслей. Потянулась за утюгом, поставила его и уже взяла за шнур, как вдруг замерла: чьи-то холодные губы коснулись её кожи под ухом.

— Т-ты… — прошептала она, странно обмякнув и задрожав. Вэриан притянул её к себе, обхватив руками талию, прикусил мочку — пугающий трепет прошёлся по лопаткам.

— Я.

Он опустился вниз, покрывая поцелуями её шею, припал к ямочке у плеча; ладони болезненно нежными, ласкающими движениями сползали всё ниже и ниже… Астори судорожно глотнула воздуха и впилась ногтями в расстеленную на гладильне рубашку.

— Ты сводишь меня с ума, — процедила она сквозь зубы.

— Очень на это надеюсь.

Он развернул её к себе — Астори повиновалась безвольно, словно кукла. Чёрные волосы были растрёпаны, рубашка — смята, а в гагатовых зрачках сияло и светилось её отражение. Вэриан погладил Астори по щеке и осторожно, как будто она была фарфоровой куклой, приник к губам.

Астори стало страшно от того, что отстраняться ей вовсе не хотелось. Это ведь неправильно, это гнусно, противно, она обязана залепить ему пощёчину и сбежать, так почему же она стоит и позволяет ему делать всё, что заблагорассудится? Вэриан оттянул лямку её платья, покрыл торопливыми поцелуями плечо, прильнул к ключицам, и Астори, выдохнув, подалась вперёд.

Стоп.

Так не может больше продолжаться.

Она нашла в себе силы оттолкнуть его. Вэриан поднял взгляд, ничуть не замутнённый, по-прежнему невозмутимый и ясный — в нём сквозило лёгкое недоумение.

— Я уезжаю, — выдавила она. — Я… Завтра. Рано утром.

— Отлично, — с ироничной полуулыбкой кивнул он. — Помахать платочком на прощание?

Астори не позволила висящим на ресницах слезам упасть. Только не это, нет — не плакать надо, а бежать, бежать, спасая остатки растоптанной гордости, бежать, навсегда оставив часть израненного сердца здесь, на тёплом белом берегу.

— Джей ни о чём не узнает, будь спокойна.

— Спа… Спасибо.

Он выжидающе посмотрел на неё, но сил говорить дальше у Астори не осталось: горло перехватил спазм. Вэриан взял её за руку.

— Иди, девочка луны. Тебя зовёт другая жизнь, я знаю. Всё правильно.

От горькой ласки в его словах сердце сжалось. Астори выпрямилась — хватит, пора заканчивать, иначе она растечётся лужицей, и от Пятого Мастера останется лишь мокрое пятно.

— Но помни: у тебя всегда есть ещё один вариант… Достаточно только позвать, чтобы… я увёл тебя с собой.

— Нет, — шепнула она одними губами. Вэриан хмыкнул.

— Хорошо, иди. Я буду ждать.

— До самой смерти? — бездумно произнесла Астори.

Он не усмехнулся, не спросил саркастично «Моей или твоей?» — тихо сжал её подбородок и сказал:

— И на целую вечность дольше, девочка моя.

========== Нерождённая ==========

Восемь месяцев. Ровно восемь проклятых месяцев прошло с того дня, как Астори умерла изнутри, истлела, развеялась пеплом и, уставившись безжизненно-спокойным взглядом в стену, сказала:

— Не надо, доктор. Моей девочки больше нет.

Астори запретила себе думать об этом и стоически гнала горькие мысли, от которых в груди становилось пугающе пусто, а глаза туманились. Ничего не вернуть, никого не отвоевать у смерти, ни одну партию не суждено отыграть заново. Жизнь продолжается.

Сколько лет она твердит эту фразу?

Астори чиркнула спичкой и смотрела в извивающееся пламя, пока оно не лизнуло палец. Мука, терзавшая её душу, давно заглушила физическую боль — в другое время такая фраза показалась бы Астори жутко напыщенной и банальной, но не теперь. Ей не хватало сил даже смеяться над собой.