Детство в солдатской шинели - Гордиенко Анатолий Алексеевич - Страница 7

Дали день на отдых. После холодов установилась жара. Гороховцы истопили баньку, Кравченко уступил просьбе молодежи — разрешил искупаться в реке, хотя вода была еще холодная. Миша Пастернак, Леша Скоков, Володя Дешин ныряли с поваленной ели, барахтались, плавали наперегонки, брызгались. Виктор разделся в сторонке, разбежался, белой ласточкой полетел в темную воду, поплыл к своим. Те приняли его как равного, правда, чаще других подбрасывали вверх с «креслица» — со скрещенных квадратиком рук.

Утром, молчаливые, сосредоточенные, перешли временно разминированный мост и углубились в лес.

Шли цепочкой, придерживаясь заросшей тележной колеи. В середине колонны тащился обоз из пяти саней — по бездорожью, по мелколесью, по болоту лучшего транспорта не придумаешь. На санях везли пятидневный запас продовольствия на все 134 человека. Полуторку, как всегда, оставили на «обороне».

Впереди двигалась головная походная застава — целых два отделения во главе с помощником отряда по разведке Червовым, партизаном смелым, опытным. По бокам и в тылу тоже было охранение. Шли уверенно, хотя и осторожно.

Комары черным дымком брызгали из-под ног, клубились над головами, заползали в уши, в ноздри. Затрещали вдалеке вспугнутые сороки. Виктор встревожился, завертел головой. Кравченко, позади которого шел Виктор, чертыхнулся:

— Сороки-белобоки все видят. Ты пропуск запомнил, пароль наш?

— Мушка — Москва, — четко выпалил Виктор.

— На случай, если отстанешь или еще что… Все же в тылу у них. Тяжело? Вещмешок еще не замучил?

— Ничего, товарищ командир. Как начинает давить на плечи, я стараюсь про другое думать, жизнь довоенную вспоминаю, дружков с нашего двора, про то, как жили мы славно когда-то.

А плечи ныли, хотя по совету Алеши Скокова Виктор сделал лямки из широкой ботиночной обмотки.

К вечеру добрались до сожженного хутора. Виктор едва стоял на ногах, но без команды не садился, поглядывал на Кравченко, а так хотелось упасть в высокую, душистую траву, раскинуть руки и закрыть глаза.

Поужинали, перемотали портянки, поспали до полуночи и снова вперед. Шли всю ночь и утро, растянувшись длинной вереницей, перебрались через большое болото. Вышли на твердь, устроили дневку. Ночью двинулись дальше, а тут снова болото. Когда были на его середине, послышался рокот самолета.

— Воздух! — прокричал Кравченко.

Виктор примостился за большой кудрявой кочкой, накрылся, как учили, защитной плащпалаткой, но страшно хотелось высунуть нос, поглядеть на самолет, хотя бы вхолостую клацнуть по нему из карабина. Вдалеке захрапела лошадь. «Как же ее-то спрятали? — подумал Виктор. — А может, с высоты решат, что лоси. Да что этот самолетик сделает нашему отряду!»

Самолет улетел и больше не возвращался. Значит, не заметил, сошло. Снова побрели по щиколотку в воде, хлюпая раскисшими ботинками. Впереди поднялась возня, крик, ругань — увязла лошадь, вытаскивали всем миром, еле вытащили.

Когда припекло солнце, выбрали высотку, продуваемую ветром, где поменьше комарья, сделали дневку. Виктор забрался в толстый мох, сидор кинул под голову, обнял карабин и заснул мгновенно. Спал долго, еле-еле растормошил его комвзвода Тимофеев.

— Э, браток, так и царство небесное проспишь. Пойдем к нам, ребята зовут.

У костра сидели все такие знакомые, такие родные — Иван Жердев, Василий Афанасьев, Таня Родина, Василий Кюршунов. Виктору стало не по себе, будто бросил он их, изменил. Словно угадав его мысли, Тимофеев засмеялся, ткнул кулаком в плечо, заговорил:

— Да ты не тушуйся, Витек. Этих рейдов знаешь еще сколько у нас с тобой будет! В следующий пойдем вместе, не отдадим тебя никому, честно! А сейчас, первый раз, тебе надо осмотреться, командир правильно решил, чего тут говорить. Побудь при штабе, дело нужное.

— Лапшевничка ему, лапшевничка, — заторопился Петя Емельянов, протягивая котелок. Но Витя степенно взял кружку чаю, выбрал кусочек колотого сахара поменьше.

— Совсем не страшно, — сказал он. — Будто нет войны, будто у себя дома.

— А мы и есть у себя дома, это наша земля вокруг, — засмеялся политрук Березин, подмигивая партизанам.

— Да нет же, вот идем себе, и никто не стреляет, врагов не слыхать и не видать. Может, вот так походим да и вернемся ни с чем?

— Э нет, браток, — дохнул сизым дымком «козьей ножки» Тимофеев. — Во-первых, ты зря думаешь, что они не слышат и не видят нас. Надо всегда исходить из того, что враг тебя уже обнаружил. Конечно, передвигаемся мы по всем правилам партизанской науки, но нельзя исключать, что где-то рядом рыскает их разведка. Пока идем всем отрядом — попробуй возьми нас. А вот когда разойдемся повзводно, мобильными группами, пойдем на горячие дела, тут глядеть и глядеть надо. Разведки надо, браток, опасаться. Может, вот ты сейчас у них на мушке.

Виктор неожиданно для самого себя пригнулся, закашлялся, чай пролился на галифе, ожег ногу. Все засмеялись, а Витя залился румянцем.

— Взять хотя бы самолет, — заговорил Березин, — летел-то он высоко, но мог заметить, предупредить. Так что, Витек, не беспокойся — будет и порох и дым, увидишь, когда начнем громить гарнизоны.

Но увидеть всего, что произошло тем жарким июлем, Виктору не пришлось…

Виктор вернулся к штабному костерку повеселевшим. Радист Прохоров спал, и Виктор решил сварить ему кашу из пшенного концентрата — они были с ним в одной паре, ели из одного котелка: в одном варили кашу, в другом чай заваривали. Прохоров проснулся враз, тронул на боку наган, пружинисто поднялся, небрежно отмахнулся от комариной тучи:

— Пойдем умоемся, а, Витек? У меня от комарья да от сна морда как подушка. Да и ты хорош, вон в волдырях весь. После свежей водицы всегда легче, вот увидишь.

Пошли к озерку, по дороге сбоку вынырнул Кравченко, будто вырос из высокой травы, в мокрой от пота гимнастерке, серьезный, сосредоточенный, — тоже пошел мыться. За ним к воде пришли еще два партизана и дядя Ваня Евстигнеев, все грязные, в земле. Позже Виктор узнал, что делали они тайник, или, как значилось по документам, базу № 2, прятали боевой запас патронов, термитных шаров, толовых шашек, гранат, продуктов — всего партизанам на себе не унести, да и в бой лучше идти налегке. Сюда, к тайнику, будут приходить небольшие группы, брать что требуется, доставлять полные вещмешки своим взводам. А для того чтобы запас в тайнике не иссякал, на базу № 2 обоз будет регулярно подвозить с «обороны» продукты и боеприпасы.

Под вечер Кравченко приказал Прохорову выйти на связь с Беломорском. Радист быстро развернул рацию, Виктор бросился было ему помогать, но тот уже сидел скрючившись над станцией и, прижмурив глаза, работал ключом. Тем временем Кравченко собрал командиров взводов Коросова, Гостева, Тимофеева, Белякова. Они стали что-то обсуждать вполголоса, и Виктор деликатно отошел к Прохорову. Возможно, они прикидывали, где разойдутся их взводы по маршрутам и будут действовать самостоятельно, возможно, еще раз уточняли день и место сбора. Совещание было коротким, тут же Кравченко отдал приказ выступать. Впереди решающий переход, скоро в бой.

Виктор затянул лямки сидора, аккуратно переобулся, тщательно намотав портянки, прикрутил обмотки. Попрыгал с вещмешком, полегчавшим за последние дни, — не звенит ли где. Кравченко пытливо поглядел на него, записывая что-то в маленький блокнот. Потом он встал, разогнал складки гимнастерки под ремнем, подошел к Виктору.

— Мы вот что решили с Бесперстовым: дать тебе два серьезных поручения.

— Я что, не иду со всеми?

— Повторяю, два поручения. Отныне ты, боец Константинов, поступаешь под начало партизана Евстигнеева, с обоза.

— Я не пойду вперед?

— Не перебивай старших! — прикрикнул Кравченко. — У Евстигнеева нет ездового. Он тебе выделит лошадь, повезешь на санях больную медсестру Северьянову. Отвечаешь за нее головой. Второе задание. Запоминай. На «обороне» пойдешь на пост ВНОС. Вызовешь «Тайгу». «Тайга» ответит — вызови «Гору». «Гора» ответит — вызови «Прибор». Передай «Прибору»: высылайте шахматы и шашки.