Невидимки (ЛП) - Литтл Бентли - Страница 18

Я снова посмотрел на записку. Я перечитал её и заметил, что больно мне было не только от формальной подписи. Весь текст казался каким-то сухим и уклончивым. Слова вызывали эмоции, но они казались какими-то знакомыми. Я читал подобные тексты в сотнях романов, слышал такие же слова в фильмах.

Если она меня так любила, где слёзы? Почему не размыта ни одна буква? Где потёкшие чернила?

Я осмотрел кухню, затем гостиную. Кто-то должен был помочь ей вынести мебель, диван, стол. Кто это был? Какой-то парень? Кто-то, с кем она встречалась? С кем она трахалась?

Я присел на один из оставшихся стульев. Нет. Дело не в этом. Ни с кем она не встречалась. Подобное она не смогла бы от меня укрыть. Даже не попыталась бы. Об этом она бы мне сама рассказала.

Наверное, переехать ей помог отец.

Я вернулся в гостиную, потом прошёл в спальню. Там исчезло не так много, но исчезло что-то личное, и от этого стало ещё больнее. Мебель осталась на месте. Кровать, шкаф для белья никуда не делись, но исчезло покрывало и кружевная салфетка на шкафу. В самом шкафу остались только мои вещи, все фотографии в рамках она тоже забрала.

Я присел на кровать. Внутри меня всё разрывалось на части. Нет, физически я был в порядке, но мне как будто вспороли живот, вынули душу и сердце. Так я и просидел в тёмной комнате до позднего вечера.

Потом я сам приготовил ужин. Макароны с сыром. После чего я сел смотреть вечерние новости, шоу «Вечернее развлечение» и другие передачи. Я следил за происходящим на экране и одновременно не следил. Я ждал звонка от Джейн и одновременно не ждал его. Как будто я обрел несколько личностей, у которых были совершенно противоположные мысли и желания и которые я осознавал единовременно, но в итоге я впал в некое подобие летаргии, сидя на диване до тех пор, пока не начались одиннадцатичасовые новости.

Очень непривычно ходить по пустой квартире, не слышать, как Джейн чистит зубы или принимает душ. Я выключил телевизор и только тогда понял, насколько же тихо у меня дома. Где-то дальше по улице доносился приглушённый шум, видимо какое-то студенческое братство устроило очередную вечеринку. Жизнь снаружи продолжалась.

Я разделся и вместо того, чтобы, как обычно, бросить одежду на полу и завалиться в постель я аккуратно сложил её в корзину, как того постоянно требовала от меня Джейн. Я взял штаны и рубашку и отнёс их в ванную, открыл пластиковый ящик для грязного белья и уже собирался бросить их внутрь, как посмотрел вниз.

На дне ящика, среди моих носков лежали белые хлопковые трусики Джейн.

Я выронил одежду и тяжело вздохнул. Внезапно, глядя на нижнее бельё своей девушки, мне захотелось заплакать. Я снова глубоко вдохнул. Я вспомнил, как впервые её увидел. На ней были белые трусики и джинсы с дыркой на промежности. Я сидел напротив неё в библиотеке и видел сквозь дыру в её штанах белую ткань. Ничто тогда так не повлияло на мою жизнь.

Я наклонился и достал трусики. Нежно, будто боясь, что они распадутся, я их расправил. Затем я осторожно прижал их к лицу, в нос ударил её запах.

— Джейн, — прошептал я и от её имени мне полегчало. — Джейн… Джейн…

Джейн не было уже три недели.

Я сидел в кресле и смотрел на календарь, который прикрепил на стену рядом со столом. 15 рабочих дней на календаре были перечёркнуты косым красным крестом.

Каждое утро, приходя на работу, я зачёркивал новый день. Мой взгляд скользнул к первому кресту — 3 сентября. С тех пор как Джейн ушла, я о ней ничего не слышал. Она не выходила на связь, чтобы узнать, как у меня дела, не прислала весточку о том, что у неё всё хорошо. Мне хотелось знать, не из-за сентиментальности, но исходя из практических соображений. Мне казалось, она захочет решить какие-то вопросы: вернуть случайно взятые мои вещи или попросить меня перенаправлять письма, адресованные ей, но она оборвала все контакты.

Я переживал за неё, несколько раз думал сходить в детский сад «Малыш» или позвонить её родителям, лишь бы убедиться, что у неё всё хорошо, но не стал. Боялся, наверное.

По снижению потока писем я заметил, что она всё-таки изменила адрес на почте, но иногда мне приходили её счета, уведомления и всякий спам. Я всё бережно сохранял.

На всякий случай.

После работы я заехал в магазин «у Вона», чтобы купить молока и хлеба, но я был так расстроен, что купил огромный брикет шоколадного мороженого и пачку чипсов «Доритос». Ко всем кассам тянулись длинные очереди и я выбрал самую короткую. За кассой сидела молодая стройная брюнетка, она легко и непринуждённо болтала со стоявшим напротив неё мужчиной. Я завистью наблюдал за ними. Я пожалел о том, что был неспособен так просто завязать разговор с абсолютно незнакомым человеком, обсудить погоду, последние новости, или о чём там люди разговаривают. Я не мог этого сделать даже в фантазиях. Я просто не знал, что сказать.

Первой разговор завела Джейн. Если бы это должен был сделать я, мы бы никогда не сошлись.

Когда я подошёл к кассе, девушка улыбнулась.

— Здравствуйте, — сказала она. — Как ваши дела?

— Нормально, — ответил я.

Я молча смотрел, как она отбивала на кассе мой товар.

— 6,43, - сказала она.

Я так же молча протянул деньги.

Раньше я об этом не задумывался, но пока я убирал мороженое в морозилку, а чипсы и хлеб в коробку, я вдруг понял, что между мной и другими людьми постоянно сохранялась какая-то дистанция. Даже мои отношения с бабушкой и дедушкой оставались формальными. Мы никогда не обнимались и не целовались, хотя они очень хорошо ко мне относились. Как и родители. Всю жизнь, что родители, «друзья семьи», друзья моих родителей всегда хорошо ко мне относились, но у меня никогда создавалось впечатления, что я им нравился.

Они не испытывали ко мне отвращения.

Они меня не замечали.

Я для них был никем, пустым местом.

Интересно, так всегда было? Возможно. В школе у меня были друзья, но их всегда было немного и сейчас, оглядываясь назад, я понял, что почти все они были такими же невидимками, как я.

Я вскочил, прошёл в спальню, залез в шкаф и под горой одежды откопал несколько запечатанных коробок, в которых хранилось моё прошлое. Я вытащил их в центр комнаты, сорвал скотч и принялся вытаскивать всё подряд в поисках ежегодников.

Найдя, я принялся их листать. Я не заглядывал в них со старшей школы и сейчас было странно видеть эти лица, места, моду, причёски пятилетней давности. Я почувствовал себя старым и мне стало немного грустно.

Но ещё я испытал легкое беспокойство.

Как я и ожидал, не было ни одной фотографии, где я или мои друзья были запечатлены во время каких-то спортивных мероприятий или танцевальных конкурсов. Нас даже не было на снимках в кампусе, где ученики сидели, склонившись над учебниками. Нас не было нигде. Как будто ни меня, ни моих друзей вообще не существовало, так как мы не обедали в столовой и не гуляли по кампусу между занятиями.

В разделе фотографий класса я нашёл Джона Паркера и Брента Бёрка, двух моих лучших друзей. Их лица несколько отличались от того, какими я их запомнил, черты выглядели какими-то размытыми. Я разглядывал страницы, перескакивая с Джона на Брента и обратно. Мне они казались более интересными, чем выглядели на фотографиях, более умными, более живыми, но, кажется, моя память слегка подменила факты. Они смотрели на меня со страниц журнала, и на их лицах не было видно ни единой отличительной черты характера.

Я раскрыл страницу с пожеланиями, чтобы посмотреть, что они написали мне в канун выпуска.

И это были мои лучшие друзья? Я закрыл журнал и облизнул сухие губы. Их записи были безликими, как и у всех остальных.

Какое-то время я сидел на полу и бездумно таращился в стену. Неужто, именно так чувствуют себя люди, страдающие от болезни Альцгеймера? Или сумасшедшие? Я глубоко вдохнул и набрался смелости снова раскрыть журнал. Интересно, дело в них или во мне? Или в нас всех? Был ли я для них лишь пятном в памяти, едва знакомым именем и лицом в прошлом, как они для меня? Я раскрыл журнал, нашёл свою фотографию и внимательно на неё посмотрел. Моё собственное лицо не показалось мне пустым, серым, а наоборот, оно выглядело умным и интересным.