Убийственная красавица - Филдинг Джой - Страница 3

На всякий случай надо всегда быть готовым ко всему.

Жаль, что никто не сказал об этом той девушке.

В доме всего-то две небольших комнаты, разумеется, пустых. Койку пришлось раздобыть, что было не так-то и просто. Сейчас я не хочу вдаваться в эти подробности. Скажу лишь, что мне удалось притащить ее сюда без посторонней помощи. Здесь есть и крошечная кухонька, тоже совершенно пустая. Вода из кранов не течет. В ванной и в грязном туалете тоже все более или менее. Правда, посередине некогда белого унитаза пролегла трещина. Вряд ли кому захочется на него сесть.

У меня хватило ума заранее поставить для нее пластиковое ведерко, если ей захочется облегчиться. Я поставил его в углу, слева от двери. Но она пнула его ногой, пока металась по комнате, поэтому сейчас оно валяется у противоположной стены. Может, она пока еще не догадалась о его предназначении?..

Та, первая девушка так и не удосужилась им воспользоваться. Она просто задрала юбку и присела прямо на пол. Хотя ее и задирать-то было не нужно. Юбка была смехотворно короткой и скорее сошла бы за широкий ремень — впрочем, именно такого эффекта она и добивалась. Трусов на ней, разумеется, не оказалось, и это было омерзительно. Может, кто-нибудь и скажет, что она ничем не лучше животного, но только не я. Ни в коем случае. Почему? Да потому, что говорить так — значит оскорблять животных. Назвать ее свиньей было бы неуважением к свинье. Именно поэтому-то мой выбор и остановился на ней. Мне ведь сразу стало ясно, что о ней никто поди и не вспомнит и никто не станет разыскивать и тем более скорбеть.

Ей было всего восемнадцать, но взгляд уже был опытным, благодаря чему она казалась старше своего возраста. На губах играла циничная улыбочка, скорее даже усмешка, а вены на костлявых руках были сплошь в кровоподтеках от застарелых «дорожек». Ее прическа представляла собой нерасчесанные платиновые кудряшки с черными, непрокрашенными корнями, а стоило ей разинуть рот, как вас буквально сшибало от запаха застарелого табачного дыма.

Ее звали Кэнди[3] — она даже носила на руке браслет с конфетками, — и она стала моим первым пробным делом. Я не из тех людей, которые делают что-то наполовину — все должно быть безупречно, поэтому план мой был тщательно продуман. У меня, в отличие от всяких книжных маньяков, нет ни малейшего желания угодить в руки правосудия. Как только я завершу свой проект, то отойду и от дел и заживу пусть не совсем счастливой, но зато мирной жизнью. Поэтому все нужно было выполнить как следует.

Итак, ее звали Кэнди.

С ней мы познакомились в «Бургер Кинг».[4] Она слонялась у входа и с готовностью приняла мое предложение угостить ее бургером. Мы разговорились, но, как только коснулись личного, она немедленно заткнулась. Все правильно. Я тоже не люблю, когда мне задают вопросы личного характера.

Однако главное разузнать мне удалось: в четырнадцать лет она сбежала из дома и с тех пор жила на улицах. Познакомилась с одним парнем, который посадил ее на иглу, потом она уже сама стала подсаживать на нее других. Дружок ее в итоге сделал от нее ноги, и она осталась одна. Весь последний год она переезжала с места на место, время от времени просыпаясь в незнакомой больничной палате или в тюремной камере. «Все места похожи друг на друга, — сказала она. — Никакой разницы».

Интересно, а что она подумала, очнувшись здесь, в подвале старого заброшенного дома?

Как, разве вы еще не уяснили себе, что это подвал? Пардон, мое упущение. В этом-то и есть основная фишка или pièce de résistance,[5] как говорят французы.

Впрочем, вы уже знаете, что большинство домов во Флориде не имеют подвалов. Они же ведь строятся на болотах, а потому однажды утром можно запросто проснуться по уши в мерзкой жиже. Так здесь ушли в трясину целые поселки, и речь не только о старых непрочных сооружениях.

Совсем недавно один из новеньких, с иголочки домиков попросту испарился. Строителям, разумеется, не пришлось его долго искать — они ведь стояли на его крыше. Так им и надо! Вызов стихии к добру не приводит.

Если б мне пришло в голову построить дом, я понял бы архитектора, соорудившего этот. Он, конечно, видал и лучшие времена, но тот, кто его сконструировал, разбирался в своем деле как следует. Мало того, он соорудил под полом целый лабиринт комнатушек, видимо, предназначавшихся под кладовые.

Я их пущу на другое…

Когда Кэнди поняла, что это не похоже на привычную тюремную камеру, ей это не понравилось. А при моем появлении до нее даже дошло, что дело будет куда как серьезнее. Она пустила в ход весь свой арсенал: сказала, что если мне нужен секс, то она не станет им со мной заниматься на этой грязной старой койке. Она согласна на любые извращения, какие я только пожелаю, но только не здесь. Мысль о том, чтобы заняться сексом с этим существом, была настолько мне отвратительна, что я чуть не поддался соблазну немедленно ее пристрелить, но игра находилась в самом разгаре. У меня было припасено для нее еще несколько сюрпризов.

Потом она получила пулю в башку и была брошена в болото за несколько миль отсюда. Если ее труп когда-нибудь и найдут — в чем я сильно сомневаюсь, все-таки четыре месяца прошло, — то вряд ли кто-нибудь выйдет на меня, потому что они никогда не узнают, в какой именно момент перестало биться ее сердце.

Впрочем, у Кэнди явно не осталось ни одного человека, который стал бы ее искать и тем более оплакивать.

Но эта девушка, эта сердцеедка, с большими голубыми глазами и большой натуральной грудью — совсем другое дело.

И дело не только в том, что на ее поиски немедленно бросится куча народу — возможно, ее уже разыскивают, — но в том, что это гораздо более опасное предприятие. Кэнди была слишком недалекой, чтобы, играя с ней, можно было получить какое-то удовольствие. А у этой девицы и сил больше, и психика у нее прочнее, так что придется, как говорится, усложнить правила игры, а именно шевелиться быстрее, соображать быстрее и бить сильнее.

Снова она смотрит так, будто догадывается, что я здесь, будто слышит, как скрипит ручка по бумаге. Так что я пока брошу это занятие и пойду что-нибудь перекушу. А потом вернусь и перейду ко второй части своего плана.

Может, я убью ее утром. Может, не стану ждать. Никогда не следует забывать о риске. Излишняя самонадеянность к добру не приводит.

Как говорится, оставайтесь с нами. Я скоро вернусь.

— Ну что, ребята, доставайте свои дневники!

Сэнди Кросби присела на краешек стола и смотрела, как двадцать три ученика из ее двенадцатого класса — вообще-то всего их должно быть двадцать пять, но ни Питер Арлингтон, ни Лиана Мартин не явились на урок — неохотно извлекают дневники и бросают их на парты с разной степенью равнодушия или отвращения. Как к ней вновь обращаются тусклые скучающие взгляды. Как подростки разваливаются, как обычно, на стульях, небрежно вытянув под партами обтянутые джинсами ноги. И как настукивают карандашами какие-то бесконечные незнакомые мелодии. Все они, в том числе и сама Сэнди Кросби, хотели бы оказаться сейчас где угодно, но только не здесь.

Что совершенно естественно. Кому же в здравом уме охота сидеть взаперти в душном классе, когда можно бегать по улицам, наслаждаясь хорошей погодой, и выделывать курбеты? Интересно, хоть один из ее учеников слышал, что означает выражение «выделывать курбеты»? И не их ли сейчас выделывает — если верить сплетням — эта сладкая парочка, Питер Арлингтон с Лианой Мартин? Взгляд Сэнди скользнул поверх пяти рядов нерадивых школьников к высоким окнам класса. За окнами царил дивный апрельский день, хотя и довольно прохладный для этого времени года. Во всяком случае, все только об этом и твердили. «Были бы вы здесь в прошлом апреле, — бубнили они то и дело. — Сейчас на добрых десять градусов меньше, чем всегда». Но Сэнди прохлада никогда не пугала. Она вообще предпочитала холодную погоду, напоминающую ей северный пригород Нью-Йорка, где она родилась и выросла. Все только и делали, что жаловались на жестокие рочестерские зимы, особенно Ян. Сэнди же была одним из тех редких созданий, которым по-настоящему нравился снег и даже мороз. Она любила кутаться в теплую одежду — это давало ей чувство защищенности.