Банк - Данилов Всеволод Семен Данилюка - Страница 39
- Предыдущая
- 39/64
- Следующая
— Господин Саррис поздравляет вас с регистрацией вашей офшорной компании, — сидящая подле Юля вернулась к роли переводчика. — Он выражает надежду на длительное сотрудничество и сожалеет, что не может пригласить на обед, — через три часа у него начинается процесс в Никосии.
— Ноу проблем. — Забелин, который, по правде, тоже притомился от жаркого обмена любезностями, охотно поднялся. — В следующий раз. Скажи ему, что я благодарю и прочая, прочая…
Они спустились на улицу, где на самом солнцепеке вот уж более часа, равнодушный к жаре, дремал привезший их из аэропорта кипрский таксист.
— Ну-с, довольны вы своим приобретением?
— Приобретением? — Забелин пристально всмотрелся в ее легонькое платьице, делая вид, что не понял вопроса и испытывая томительное удовольствие при виде ее нарастающей растерянности.
— Я имею в виду компанию.
— Ах, только компанию?
— Душно. — Юля насупилась.
— Да, скверный городишко. — Лимассол, низкорослый, покрытый, будто коростой, парящим вспученным асфальтом, Забелин не любил. — Хотя есть одно место. Ты купальник захватила?
Он незаметно перешел на «ты». За несколько тысяч километров от Москвы к нему пришло наконец легкое, дурашливое настроение.
— Конечно. Я же не в тундру летела.
— А… то есть не в тундру.
Они забрались на заднее сиденье. Водитель при этом не сделал ни малейшего движения. Только один глаз его раскрылся и выжидающе смотрел на пассажиров через салонное зеркало.
В него развеселившийся Забелин и подмигнул.
— Тогда скажи этому аборигену, пусть гонит в аквапарк.
— В аквапарк?! Но мы еще даже не разместились.
— Ты что, была в аквапарке?
Она чуть мотнула головой.
— Вот видишь. А споришь!
Посреди изнуряющего асфальтового зноя змеевиком переплелись витые разноцветные трубы — здесь разместился аквапарк, наполненный свежестью, плеском воды и беззаботными людскими криками оазис.
В ожидании ушедшей переодеться Юли Забелин подтащил к бассейну два шезлонга и стал озираться, с самодовольством предвкушая ее удивление при виде его мускулистого, не расплывшегося пока тела. Но появившаяся наконец из кабинки щупленькая фигурка привела его в уныние. «Забелин, Забелин, старый ты Забелин! Куда тебя понесло? — уговаривал он себя, глядя, как по привычке, выработавшейся на подмосковных пляжах, высоко поднимает она белые, будто лишенные пигмента, ноги, осторожно, не отрывая глаз от песка, опуская ступни. — Ну, мозги на жаре расплавились, но чувство вкуса-то?» — Что-то не так? — чутко угадала она, неловко остановившись перед ним с одеждой, стеснительно прижатой к маленькой грудке.
— Еще как так.
В лице ее проявились такая беззащитность и ожидание обиды, что что-то дрогнуло в нем, как тогда, у церкви. Решительно отобрав одежду, он повлек ее к ближайшему аттракциону.
— Расслабьтесь, сударыня. Мы на отдыхе, и нас ждут великие дела.
— Но я боюсь, — беспомощно пролепетала она.
Они остановились перед двумя широкими жерлами, откуда то и дело с воплями вылетали на кругах и с брызгами погружались в бассейн люди.
— Боюсь, — убежденно повторила Юля.
— Но ты же со мной! — Он подхватил освободившийся двухсекционный баллон, поднял его над головой и, увлекая другой рукой упирающуюся девушку, начал подниматься.
Наверху он, сперва приподняв, усадил в круг Юлю, затем уселся сзади.
Их подтолкнули, и круг вошел внутрь черной, наполненной стремительной водой трубы.
— О Боже! — в страхе от темноты вскрикнула девушка. Она изо всех сил вцепилась в веревки. Круг завертело и повлекло вниз, разгоняя. На каком-то повороте их занесло.
— А-а! — в томительном страхе закричала Юля.
— А-аа! — млея от восторга, заорал во всю силу легких Забелин. Крик их, соединенный с криками других, наполнил трубу гулом.
— Я боюсь! Алешенька, родной, боюсь! — послышалось ему среди гула, и в следующую секунду их вынесло на финишную прямую и выплюнуло в бассейн, в который, не переставая кричать, и погрузились они с головой.
Мокрый Алексей поймал и развернул к себе Юлю.
— Ты что сказала? Что ты сейчас сказала? — Он обхватил ее плечи. Но девушка, беспрерывно моргая от набегающей на глаза воды и жмурясь на солнце, лишь чему-то улыбалась. — Стало быть, послышалось, — огорчился Забелин и в азарте показал на возвышающийся в стороне высоченный, словно лыжный трамплин, желоб. — А туда слабо?
— О нет! Ну нет же.
— Что хочет женщина, то хочет бог.
Через несколько минут они стояли на высоченной горе перед началом спуска. Далеко внизу среди бассейнов копошились презренные букашки. При виде их Забелин понял трех нерешительно топтавшихся подле и матерящихся по-русски мужиков.
— Давай сойдем, — прижалась к нему подрагивающая Юля.
Может, он бы и сам сошел, если бы не прижалась да и мужики если б не с таким сочувствием глядели. А потому, отстранив девушку, шагнул к желобу.
Смуглый от въевшегося загара киприот что-то сказал.
— Чего ему надо?
— Он говорит, — перевела девушка, — что надо лечь на спину ногами вперед, ноги перекрестить и руки сложить на груди.
— Точно. Чтоб потом в морге не перекладывать, — мрачно прокомментировал один из колеблющихся. И похоже, окончательно себя запугал, потому что решительно сплюнул: — А ну его нахрен, что я вам, Ариэль какой? Пошли отсюда, мужики. Тем более что не допили. Заодно и этого внизу подберем.
Сопровождаемый этой ласковой напутственной речью, Забелин улегся на спину, с нарочитой бодростью помахал пальчиками Юле и, как учили, сложил руки. Его подтолкнули, так что он едва успел скрестить ноги, и тело его с нарастающей скоростью понеслось по желобу. В какой-то момент оно даже оторвалось от него. Забелин замер, пытаясь сохранить остатки самообладания, поспешно сделал глубокий вдох и в следующее мгновение с шумом погрузился под воду.
Гордый и взъерошенный, вылез он из желоба. Высоко наверху стояла малюсенькая фигурка со сложенными на груди руками.
— Воздуха, воздуха набери! — попытался докрикнуть он.
Она вяло махнула и опустилась в желоб. А еще через секунду безмолвно пронеслась вниз и погрузилась под воду. Увидев, как беспомощно она барахтается, в панике потеряв ориентацию, Забелин бросился к желобу и, выхватив, поспешно поставил на ноги.
Рот ее был широко открыт, она хрипела, глаза были полны ужаса.
— Я ж кричал, чтоб не дышала, — прижимая к себе содрогающуюся от непрерывного озноба девушку, бормотал Забелин. Так и стояли они на глазах у сидящих подле посетителей кафе — она, вздрагивающая у него на груди, и он, то и дело неловко поглаживающий ее влажные волосы, бессмысленно повторяя одно и то же: — Ну что ж ты так-то? Это ж всего только аттракцион.
Вот уже несколько часов, не в силах ничем заняться, Наталья крутилась непрестанно в кресле, выкуривала одну за другой сигареты и неприязненно косилась на застывшие усики настенных часов.
Появление Максима — без стука — ее испугало.
— Чему обязана?
— Красоте собственной. Сразу — «чему обязана?» Имей в виду — казенщина красивой женщине идет, как кирза под мини-юбку. Может человек просто зайти поплакаться?
— Ты ничего не перепутал? Местком — это через две двери.
— Да будет тебе, Натка, выеживаться. Вижу ведь, что тоже не в себе. Может, объяснимся? Хочу позволить тебе меня простить.
Ответ напрашивался сам собой, и Наталья не удержалась:
— Позвольте вам этого не позволить.
Но тем самым и поломала дистанцию, на которой старательно удерживала его вот уже несколько дней.
— Пошто своего верного холопа мучишь, боярыня? То вроде приближаешь. Вот-вот оттепель. Я по простоте сразу душу нараспашку. И тут опять — бац морозцем! А у меня, между прочим, бронхит хронический.
— Специально готовился, чтоб покрасивше?
— Ну и готовился. — Максим вспрыгнул на крышку стола, поерзал, поудобней усаживаясь. — Виноват я перед тобой, многажды уже каялся. Так сам себя за все эти годы потерянные и выпорол. Но жизнь-то не кончилась, Натаха. Ну не можем мы друг без друга. Так чего, так и будем кичиться, пока импотенция не одолеет? Знаю, недостоин. Но тогда кто тебя вообще достоин? Через всю эту грязь…
- Предыдущая
- 39/64
- Следующая
