Странствие (СИ) - "Алексис Канте" - Страница 23

Бок тихо, беззлобно ругался, пеняя попутчику за его вонючий район и выпавшую жнецу ночную прогулку. По дороге жнец все молчал, Гонат молчал тоже, опасаясь по дурости сболтнуть лишнего; удивительно, но брань жнеца Гонат воспринимал чуть ли не с облегчением. Наконец он определил родной переулок Флотского Рыбака, переименованного каким-то давним шутником в Плотский, повернул в него, обошел еще три-четыре дома, чуть не убившись о большой каменный жернов, принадлежащий всему переулку и вышел прямо к собственной двери.

Жнец не дал ему постучать, требовательно потянул за рукав.

— Мне еще назад по вашим помойкам пробираться! — пожаловался он. — Не знаю, что у тебя за дела с его правосудием, но думаю, хороший человек, вроде меня, тебе бы пригодился.

Гонат на миг замер, потом догадался в чем тут дело — сунул ладонь в мешок с медяками. Он нащупал несколько мелких монет, постаравшись, чтобы их поместилось в пятерне меньше десятка.

— Возьми, да вознаградит тебя еще Странствующий бог за благое дело!

— Бывай, — коротко промычал Бок. Видно он нашел подношение приемлемым. Жнец развернулся и стал пробираться назад сквозь мглу.

Гонат негромко постучал в дверь. Быстро послышался шорох — как и все люди в трущобах жена спала чутко.

— Лима, это я! — подсказал Гонат, не желая ее тревожить.

Когда он вошел, запер дверь на засовы, жена обняла его, прильнув к широкой груди.

— Я думала, ты уже не вернешься! — прошептала она. — Они приходили сюда, что-то искали, нашли твой тайник, весь дом перевернули!

Гонат наощупь двинулся внутрь, присел на каменное ложе, засланное тонким матрасом из соломы и шерсти.

— Все хорошо, Лима! Странник меня защитил. Только холодно дома, разожги лучше печь, — попросил он.

Дом у рыбака стоял получше многих, частью из камня, аж из двух комнатенок, но освещать его было нечем — дорогое масло закончилось еще до рыбалки Гоната. Зато черного камня припасено в достатке, он продавался дешево на Ямочном рынке, правда, и таскать его приходилось оттуда — с пыльных карьеров, расположенных на юге, сразу за городской стеной.

— Трута для розжига мало, — возразила Лима, усаживаясь рядом. — И купить его не на что!

Гонат положил драгоценный мешок ей на колени.

— Вот! Королевская награда! — обрадовал он жену.

Лима ахнула.

— От самого короля?! Быть не может! Да сколько ж тута?!

Он подумал и не стал говорить про Жнеца Правосудия, ибо частенько им пугали детей. Просто ответил:

— Я и хочу пересчитать. Но боюсь сбиться в темноте.

Гонат считать умел, по крайней мере до пятиста — он научился числам с юности: известная заумь понадобилась ему для учета мелкой рыбешки.

— Хватит на пару месяцев, — успокоил он.

Она захлопотала: нашла огниво, подбросила в печь мелкого камня, высекла искры.

— Будешь есть рыбную похлебку? — спросила Лима. — Правда, она немного подкисла.

— Да. — Гонат вдруг осознал, как сильно он изнемог и как голоден.

— Тогда добавлю в нее вяленой тыквы.

Тыкву приносил Тургуд. Он покупал ее на Круглом рынке и хотел запечь с рыбой. Казалось, это случилось давным-давно...

Пока варево грелось, Гонат высыпал монеты на старый расшатанный топчан, стоящий у ложа. Со второй попытки, в слабом зареве камина, он пересчитал их. Ему попались три десятигрошевые монеты покрупнее, еще несколько штук пятигрошевых, а остальные самые малые медяки — на таком медяке и при свете Ока рисунок не различить.

— Почти триста, — сказал он.

— Хорошо! Может получиться купить тебе обувь, и мне что-нибудь купить.

Гонат отсчитал Лиме сотню, остальные монеты сгреб в мешок и спрятал под камнем в тайнике, лишь после принялся за еду, взахлеб черпая из чашки. Несмотря на отсутствие рыбы и даже рыбьих голов, предусмотрительно съеденных Лимой, похлебка оказалось неимоверно вкусной. В ней плавал ячмень, попадались морковь и лук, а к зубам липла тыква.

— Мне жаль твоего племянника, — проронила Лима. — Он был хорошим человеком!

Жена всегда ругала Тургуда, запрещала ему ходить к ним, и даже к сыновьям — его двоюродным братьям. Теперь уже не важно...

Гонат погладил ее по голове. Тридцать лет они прожили вместе.

— Услада Страннику! Услада Тургуду! Пусть странствует он вечно в веселье и радости по всему Вселенскому Древу!

—...по всему Вселенскому Древу! — подхватила Лима короткую отходную молитву.

После еды Гонат разомлел, и они сразу улеглись спать. Прошло полночи — негоже пребывать среди слуг Госпожи.

Лима не удержалась, спросила в кровати:

— Так что же ты сделал для короля? — с большим любопытством проворковала она.

Он доселе ничего не скрывал от Лимы. Но сейчас... Впутывать ее в это страшное дело? Нет... Может Улу сейчас пытают в застенках, и если он проговориться, то за Гонатом придут, и карьерами он за присвоение золота не отделается. Даже о Странствии он пока не посмеет сказать. Великая честь уходить в океан вместе с королем Кайромоном! Исполнение завета, великого долга перед богом! И нежданное горе для близких… Зачем ему будоражить Лиму раньше времени? Она ведь останется на берегу. В плавание брали женщин — все равны пред Странником, но брали лишь состоящих в законном браке и лишь тех, кто еще способен к деторождению. Скоро они с женой расстанутся навсегда.

Гонат подложил локоть под голову, другой рукой подтянул одеяло. Угли в камине раскалились во всю силу, потрескивая в тишине дома, и над ними алым столбиком высился огонек.

— Не могу сказать. Приказ короля, — повинился полусонный рыбак. — Расскажу поближе к весне.

«Перед уходом в Бирюзовый храм, не раньше», — твердо решил он про себя. «Когда обеспечу Лиму, сыновей и внучек».

Мысли плавали туго — уж очень хотелось спать. Но последняя мысль воткнула занозу предательства: «Что если Бок, зная о награде, подошлет к нему воров?»

Он так вымотался, и ему показалось, что пронесся лишь миг. Очнулся Гонат от настойчивого постукивания. Черные камни истощились, под тонким одеялом он озяб, а через окна, больше похожие на бойницы замка, в комнату робко проникал свет. «Быстро же пришли грабители!» — сообразил Гонат. Он встряхнул остатки сна, подобрался, взял куртку, пошарил и вынул нож. Госпожа отошла, но мало ли злых дел творится на рассвете? Мало ли слуг Двуглава, выползающих из ада? Лима тоже проснулась и настороженно взяла его за плечо.

— Ограбить хотят, — шепнул ей Гонат. — Готовься кричать, звать соседей на помощь!

Впрочем, в хлипкую дверь никто не ломился. Вскоре послышался знакомый трескучий цокот.

— Мастер-рыбак? Ты дома? Открывай?!

Гонат облегченно переглянулся с женой, подошел к двери и впустил Улу.

— Да явится! Вам Странник! Мастер-рыбак! — вежливо поприветствовал тот, заходя в лачугу и затаскивая небольшой, перелатанный помногу раз мешок.

Гонат подозревал, энто Улу говорит так ради их непонятного союза и отчасти Лимы: долгое пребывание среди людей, так и не вытравило из тонка поклонения многочисленным духам и идолам. В Странника тонка не очень-то верил.

— Да явится он и тебе Улу! Чтобы ты узрел и уверовал! — серьезно ответил Гонат.

Он было подумал, что богоугодное деяние — наставить Улу на истинную тропу, жаль его размышления прервала Лима.

— Зачем ты пришел? И что принес в мешке? — забеспокоилась она с пробудившимся гневом. — Во что ты опять втягиваешь моего мужа?

В утреннем сумраке маленькие глазки тонка угадывались смутно. Но Гонат мог бы поклясться — тот смотрит умоляюще.

— Лима, может сходишь за водой к Пяточку? — предложил он. — А если лавки открылись, то и еды купи. — Гонат взял стоявший около печи глиняный кувшин и сунул жене в руки. — Нам с Улу потолковать надобно.

— Что у вас за дела? — не унималась Лима. — Она грозно надвинулась к Улу, который, как и все тонка очень невелик. — Ах ты болотник! Прошлый твой приход закончился смертью Тургуда и вашей тюрьмой!

— Дела королевские! — гаркнул Гонат, повысив голос. — Я же говорил тебе ночью!