Странствие (СИ) - "Алексис Канте" - Страница 21
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая
Кайромон неохотно махнул рукой.
— Ступай, Лой, — проворчал он.
Примеру дяди последовал Гулуй.
— Отец, я хотел выехать из города уже утром, сразу после кончины Госпожи.
— Нет уж! — Король яростно сверкнул глазами. — Поедешь позднее! Ты мой сын, и сейчас воздашь должное своему королю и милостивому богу!
В час позднего вечера, когда Безжалостная предавалась оргиям и извращениям перед тем как усесться на звездный трон, Лойон вышел из Старого Дворца. На сей раз он не солгал брату — возвращаться домой ему не хотелось. Сегодня Марния принимала подруг, и раньше полуночи их встречи редко заканчивались. В отношениях с женой уже давно царил разлад: несколько месяцев назад погиб ее молодой любовник, и Лойону даже приходилось жалеть о смерти наглеца.
Его встретили жнецы личной охраны в таких же длинных узких балахонах, но с короткими стальными топориками на поясе. Факелы они не зажигали — Лойон не любил привлекать чужие взгляды. Да и внутри Дворцового Квартала ходить спокойнее: его стены высоки, хотя ворота и защитные решетки в многочисленных арках никто не навесил, поэтому охранная когорта стерегла входы в него ночью и днем, а также патрулировала улицы. Разрушенные после давних восстаний стены долго никто не удосуживался отстроить заново, пока это не сделал отец. По мнению Лойона — самое полезное деяние за его долгое правление. Впрочем, за время короткого перехода к обители не опасностей, ни патрулей они не встретили.
Обитель Правосудия была одним из самых первых зданий Верной Эпохи. Приземистое неброское строение в угоду простому люду. Обитель отстроили короли-узурпаторы во время тридцати лет языческого правления в первом веке. Намереваясь судить быстро и справедливо, они заложили в обители четыре входа — три из них замурованы ныне. Входы вели к залам малых судов, а оттуда лестницы поднимались на второй этаж, где в овальном зале Жнец Правосудия мог пересматривать все решения. Из Летописи Обители даже не вымарали народные суждения о судьях-язычниках, однако мало кто знал, что под землей Лаунарадо заложили многочисленные казематы и камеры для своих врагов.
Скорые суды не помогли лордам юга, их самих в итоге судили здесь же, вынуждая принять вассалитет. Эпизод был ни началом, ни концом давней вражды двух домов — даже Лойон не вспомнил бы, с чего она начиналась.
Отряд вступил на Правдивую Площадь и прошествовал мимо скульптуры жнеца, размахнувшегося серпом и готового пожать жатву. Колоски перед его ногами размером с человеческий рост олицетворяли истцов и просителей. Каждое зерно колоска имело непохожий на соседей лик. Перед правосудием все равны, и лица сделали разными: от уродливых нищих до знатных лордов и прекрасных дев, но в ночи точно не увидишь. Истинный жнец должен срубить все виновные колоски, а невиновным дать разнести семя. Окруженный заботами Лойон лишь изредка думал об этом.
В обители он прошел сразу вниз, в полуподвалы первого этажа, освещаемые редкими свечами — к себе на допросный ярус. Конечно, весть о его приходе разнеслась по зданию, и Кани тотчас прибежал в кабинет.
— Сатилл здесь? — осведомился Лойон.
— Серп просила извинить, она задержалась в городе, обследовала место убийства, а потом отбыла на встречу с городским префектом, — ответил помощник отроду двадцати лет, худощавый, но хлипкий обманчиво, с редкой порослью щетины на скулах.
— С каких пор Сатилл сама изучает место преступления? — Лойон закатал широкие рукава балахона к локтям — он любил освободить руки. — У нас что мало расследователей?
— Убийство жестокое, ваше правосудие, — доложил Кани. — Девушка, дочь ремесленника, найдена сегодня утром. Кто-то вонзил в ее лоно железный прут, смял внутренности, проткнул тело до горла и вытащил прут через рот. Она была еще девственна!
— Сдохни еще сто раз мерзкий ублюдок в пасти Двуглава! — выругался Лойон. — Есть еще что-то срочное?
— Нет, милорд. Я лишь заплатил крикунам с площади Фанатика. Не хотел, чтобы они толпились тут, ожидая награду.
— Правильно. Ладно Кани, приведи сюда этого моряка Гоната, а после него доставишь тонка.
В комнате находились два стола: один дубовый, старый был велик, за ним Лойон обычно сидел, обсуждая дела со жнецами, изучая пергаменты и выписывая приказы; второй из желтой бронзы, скорее столик, вылили целиком в плавильнях по его заказу заодно с двумя табуретами и прибили гвоздями к полу. Второй был так мал, что с трудом уместил бы несколько кубков. За него жнецы-стражники и усадили рыбака.
Лойон медленно подошел, сел напротив, поставив локти на столик, словно собираясь как богомол схватить узника за голову. Гонат подслеповато жмурился на светильники, рожа его измазалась грязью, как и всклокоченная, густо тронутая сединой борода. Однако его не били, то есть выглядел он сносно.
— Ты совершил немало преступлений, — начал разговор Маурирта. — Во-первых, не доложил в обитель о дурных делах своего племянника. — Он стал загибать пальцы на правой руке.
— Я не знал...
— Молчать, — приглушенно прошипел Лойон. Он знал по опыту — его шепот пугает больше, чем крик. — Во-вторых, нарушил запрет и вступил на скалу; в-третьих, не привез труп мореплавателя, труп бы нам очень пригодился; в-четвертых, хотел скрыть контрабанду и торговать ею. Видишь, сколь велики твои беды?
— Господин, пощадите, помилуйте... — замычал рыбак. Лойон изрядно напугал бедолагу.
— Я милостив, как и наш король! Я заступился за тебя перед Первым Явителем Бирюзового Храма! — Лойон откинулся назад и положил ладони на ляжки. — И я справедлив! Ты ведь пришел к нам, не утаив вещи... — Лойон помедлил… — этого южного лорда. В каком из колосков больше вины, а в каком меньше? Мне трудно понять! Но я пойму, если ты будешь служить, и если служить будешь верно!
Рыбак сполз на пол, походя на обреченного пред дубинкой охотника тюленя.
— Я послужу, послужу, господин! Сделаю, все что захотите! — причитал он, кланяясь и пригибаясь щекой к полу.
— Сядь, — приказал Лойон.
— Не вздумай трепать о найденном человеке. Дело королевское. — Если рыбак и проболтается кому, в чем жнец очень сомневался, пусть болтает о южном лорде. — Траву эту попробуешь сбыть, чтобы вывести меня на покупателей, — продолжал Лойон. — Кани придет к тебе, и скажет, что делать!
— Спасибо, господин! — Гонат закивал, моргая и слезливо щурясь. Рожа у него самая обычная.
— Я заступился за простолюдина, хотя редко заступаюсь за лордов! Поэтому король простил тебя и даже оказал великую честь! Он берет такого преступника как ты, c собой в Странствие! — огорошил рыбака Маурирта. — Ты рад, что исполнишь завет Странствующего Бога?!
— Бог заповедовал плавать, искать и... и... — похоже рыбак забыл мудреное слово.
— Сияющую Империю! И другие земли!
— Да, господин! Я предан богу!
— Ну и отлично. — Лойон вернулся к большому столу, достал из нижнего ящика мешочек небольшого размера. — Подарок от меня! Награда, за сделанное для твоей семьи!
— Спасибо, ваше правосудие. Спасибо, ваше правосудие! Спасибо, ваше...
— В первый день нового года явители возьмут тебя в храм, — прервал поток благодарствий Лойон. — Пока же еще послужишь мне. Иди! Мой человек проводит до дома.
Улу усадили за тот же столик через некоторое время.
— Послушай, Улу Одноухий, — доверительно заговорил Лойон, возвышаясь над ним. — Правда ли, что вы — тонка, любите поедать собратьев еще живыми, отрезая от тела кусочек за кусочком?
У тонка глаза на лоб вылезли.
— Дикие! Они любят! А Улу не таков! — процокал он жалобно.
— Я тебе верю, — сказал Лойон. — Поэтому и хочу, чтобы мы стали друзьями.
— Да. Повелитель. Я твой раб! Друг!
Лойон чуть не рассмеялся, так не величали даже короля.
— Называй меня, милорд, господин или ваше правосудие, — указал он. — В общем, как там говорится, давай Улу, заключим союз тонка с человеком!
— Заключим. Союз! — обрадовался Улу, недоверчиво косясь снизу-вверх.
— Ты будешь выполнять мои поручения, а я заботится о тебе, — предложил форму союза Лойон.
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая