Nebeneinander (СИ) - "Dru M" - Страница 7

— Очень, — с чувством ответил Ульрих. Настолько нетипичное для Кёнига поведение заставило Берти замереть, лишь бы не спугнуть момент. Видимо, вспомнив, кто перед ним стоял, Ульрих тут же кашлянул и ехидно поправился: — Очень недурно для картофелины.

Берти закатил глаза.

— На, возьми, — Ульрих отцепил от руля и протянул ему шлем. Не тот черный, который давал обычно, а белый, с кошачьей мордочкой прямо над козырьком. Явно новый.

Берти заметил, что черный шлем болтался за спиной Ульриха, пристегнутый ремешком к его шее.

— Ты что, и шлем мне купил? — спросил Берти. Щедрость Ульриха не радовала, а скорее напрягала, намекая на то, что с него в конце игры могут и стребовать. — Серьезно?

— Я хочу поберечь и свою голову, — огрызнулся Ульрих. Его благодушное настроение растаяло, сменившись уже набившей оскомину упреждающей агрессией. — Знаешь ли, пригодится.

— Это его ты ездил покупать, когда говорил, что у тебя «дела»? — проигнорировав его выпад, уточнил Берти. Не выдержав, он улыбнулся.

— Не твое дело, куч… картофелина, — выплюнул Ульрих и оседлал байк, надев шлем как следует. — Заткнись и садись. Опоздаем.

— Окей, — пожал плечами Берти и натянул шлем на голову. Улыбка не желала сходить с лица.

Ульрих дождался, когда он сядет и обнимет его за талию, и завел мотор.

Нежный голос Намики все еще рвался из колонок, подбадриваемый глубоким грудным голосом подпевавшего Кёнига.

Кожи мягко коснулся прохладный встречный ветер, когда они тронулись с места. Мимо пронеслись дома Грюнд Штрассе, серые и стылые блоки, погрустневшие под тусклым небом.

Но Берти подумал, что разделял любовь Ульриха к непогоде.

Сейчас, пока они ехали вдвоем по пустым поутру улицам спальных районов, она странным образом навевала больше уюта, чем самое яркое солнце.

*

Берти и не думал, что обычная смена имиджа может произвести такой фурор. Его сперва не узнавали, потом кто-то со знанием дела шептал на ухо товарищу «Это же Шварц», и поднималась новая волна шепотков.

Теперь, когда они появлялись с Ульрихом в коридорах университета, смотрели в первую очередь на Берти.

— Выпрямись, — велел изредка Ульрих, больно пихая его под лопатки. — И взгляд не опускай. Вот так. Нормально.

Берти будто вышагивал по подиуму под степенные указания Кёнига. Но, вопреки здравому смыслу и привычке противиться всему, что исходило от Ульриха, Берти нравилось. Ходить с гордо расправленными плечами, отвечать кивками в ответ на приветствия и долгие, полные интереса взгляды.

Пару раз за день к нему подходили шумными хихикающими стайками девчонки и наперебой забрасывали вопросами и комплиментами:

— А правда, что ты встречаешься с Уве?

— А какой он… ну… в постели?.. Прости, это, наверное, личное…

— Классно выглядишь.

— Тебе идет, Шварц.

Берти краснел, но стоически выдерживал под строгим взглядом неукоснительно следившего Ульриха и приятные слова, каких раньше никогда в свой адрес не получал, и тактично игнорировал вопросы, касавшиеся того, что у Кёнига находилось под одеждой.

— Это ужасно… нервирует, — сознался Берти во время обеденного перерыва.

На улице заметно похолодало за отсутствием солнца, но Ульрих, естественно, именно теперь настоял на обеде на свежем воздухе. Они сидели под дубом втроем, положив сверху пледа Ханны плед Ульриха, и ели блинчики, которые Берти упаковала с собой мама.

— Не придумывай. Ты хорошо справляешься, картофелина. Не давай им спуску, будь уверен в себе… И вообще, ты должен благодарить меня за то, что я твой персональный гуру в мир нормальной гейской жизни, — пробубнил Ульрих с набитым ртом. Он облизал пальцы и довольно застонал. — Твоя мама просто чудовищно вкусно готовит!

— Поддерживаю, — высказалась Ханна, запихивая в рот сразу два блинчика. Она запрокинула голову и залила прямо в рот ягодный сироп из пузырька.

Берти посмотрел на обоих с усмешкой.

Ханна и Ульрих ели так, будто голодали неделями. Не стеснялись мычать от удовольствия, облизывать пальцы и передавать жирными руками друг другу пузырек с сиропом.

— Прифоединяйфя, Фварц, — Ульрих подтолкнул к нему лоток с блинами.

— Спасибо, я лучше посмотрю на вас, — смешливо хмыкнул Берти, склонившись над учебником по праву. Длинные мягкие пряди упали на лицо и приятно защекотали скулы. Берти даже отстраненно подумал, что мог бы стянуть их в небольшой хвост на затылке. — Кстати, скоро очередной тест.

— Отлично, — сказал Ульрих, сделав невозможное усилие, чтобы проглотить огромный кусок блина. Облизал губы, на которых Берти опять некстати завистливо завис. И дала же природа кому-то такие совершенные черты лица. — Подготовишь меня?

Берти поднял взгляд выше, прямо посмотрев в его лукавые светлые глаза.

— С какой стати?

— Ты же мой парень, — выдал коронный аргумент последних дней Ульрих. Ханна хихикнула и кивнула.

— Мой ненастоящий парень, — вздохнул Берти. Поправлять Кёнига он уже порядком устал. Еще и Ханна подыгрывала.

— Мы это уже проходили, — отмахнулся Ульрих нагло, налив немного сиропа в рот. — Настоящий или нет — без разницы. Послезавтра заеду к тебе, вместе поботаним. Перл, ты с нами?

— Можно, — кивнула Ханна как ни в чем не бывало и достала пачку сигарет из нагрудного кармана.

Красная тягучая капля сиропа стекла по подбородку разморенного домашней едой Ульриха, и Берти едва поборол желание наклониться и смахнуть ее пальцем. Или губами. Боже. Берти помотал головой, как прогоняя наваждение. Чем больше он с Ульрихом контактировал и разговаривал на ноте беззлобного товарищества, тем сильнее внутри все бурлило, отзывалось даже на бестолковые и ничего не значившие детали.

Ветер, до того шумевший в кроне дуба, стих.

Они единственные продолжали сидеть на лужайке. Берти читал, Ульрих безуспешно пытался слизать сладкий след с подбородка, а Ханна курила, посмеиваясь над его стараниями.

Уже под конец перерыва из корпуса вышел Йонас с компанией незнакомых парней и девушек со старших курсов. Они направились по асфальтированной дорожке вдоль лужайки, и Ульрих, услышав голос Йонаса, напрягся.

— Мы можем уйти? — спросил он резко, поморщившись, когда до их укрытия под дубом донесся громкий гогот.

— Ты же сам сказал, что нужно быть смелее… — Берти подобрался на своем месте, обернулся на приближавшуюся компанию, поймав неприязненный взгляд Йонаса.

— Да, — Ульрих нахмурился, попытался придать голосу твердости, но Берти видел, как присутствие Йонаса ранило его, сбивало с толку. — Блядь, да.

— Уве, — Берти наклонился ближе, положив ладони ему на плечи. Заглянул в глаза и сказал мягко и просительно: — Он не достоин того, чтобы ты нервничал и переживал.

— Я сам велел ему катиться нахуй, — напомнил Ульрих. В другой ситуации Берти поаплодировал бы стоя похвальной самокритичности, но теперь лишь покачал головой и добавил:

— И он тебе в лицо заявил, что дружил с тобой из-за бабок.

— Берти, — сказал Ульрих, неотрывно глядя ему в глаза, когда шаги и смех послышались совсем рядом. Кто-то протяжно крикнул «пидор», найдя это крайне забавным. — Ты прав, это нелегко.

— Знаю.

Ульрих потянулся ближе, запустил пальцы в его волосы, машинально огладил затылок. Берти хотел спросить, что происходит, оглянуться на притихшую Ханну, но не успел: Ульрих подался всем корпусом вперед и жадно, почти отчаянно прижался сладкими от сиропа губами к его губам.

Наверное, Берти понял бы больше, если бы пытался отвечать на прикосновения чужих губ к своим.

Или хотя бы пытался дышать.

Но он лишь слышал, как громко собственное сердце качало кровь, перебивая сторонние звуки. И чувствовал, как Ульрих углубил поцелуй, забравшись языком к нему в рот, как придвинулся ближе, приобняв его рукой за плечи.

— Целуй меня, — прохрипел Ульрих тихо и требовательно, на секунду оторвавшись от Берти. Его глаза потемнели. — Ну же, Шварц, они рядом…

Берти запоздало сообразил, что краткое представление Ульрих затеял, лишь бы скрыться за поцелуем от раззадоренной Йонасом толпы.