Я не придумал ничего
(Рассказы для детей и взрослых) - Воробьев Владимир - Страница 9

На страницах дневника часто встречаются и такие записи: «Сегодня ходил в кино. Картина мне очень понравилась». Названия у картин были всякие: «В городе желтого дьявола», «Черный Питер», «Пропавшие сокровища». И хотя там чаще все происходило из-за пустяков — не поделили деньги или красавицу, — смотрелись они с упоением.

Надо было только во время сеанса немного потерпеть. Аппарат в кинобудке был один, и каждую часть киномеханик перематывал.

В душной темноте зала стоял сплошной шорох и шелест. Потому что все грызли семечки, жевали что-нибудь, посасывали леденцы, ириски. Затем снова синий луч из окошечка кинобудки пронизывал темноту, стрекотал аппарат и звучала музыка.

Музыка звучала не с экрана. И голосов людей от экрана не доносилось. Такое тогда было кино. Немое. Человек на экране открывает и закрывает рот, и считалось, что он говорит, а что — понять можно было только из коротких надписей. Читать надо было уметь скоренько, а то ничего не поймешь.

Под самым экраном или в сторонке все время играл пианист. Или небольшой оркестрик. Если по ходу дела происходило что-нибудь веселое, музыканты играли веселое, если печальное — тянули тоскливо. А если на экране были скачки, стрельба, беготня, драка, музыканты старались до пота, наигрывали все равно что, только стремительное.

И ведь как все тогда казалось здорово устроено! Только теперь, когда кино звуковое и даже цветное, грустно отчего-то становится, когда случится вдруг увидеть фильм тех далеких-далеких дней.

Вот жалко, что нет в моем дневнике ничего о том, как Шура и Юра Лавровские учились говорить по-человечески.

Однажды отец сказал им:

— Нас в семье четверо. Каждому по билету в кино — получается слишком накладно. Никакой зарплаты не хватит. Будем ходить в кино по очереди, а за вечерним чаем подробно рассказывать.

Он пошел первым и после кино все рассказал подробно и занимательно. Я будто своими глазами фильм посмотрел.

На следующий день пошла в кино их мама. И она рассказала превосходно. В другой раз — Юра. Он пришел и начал рассказывать горячо, взволнованно. Картина была действительно интересной. Но что это? У него вдруг стало не хватать слов. Он попробовал вставлять всякие «ну», «значит», «вот», «ничего», «то есть». Мы едва понимали, что он хочет сказать. Юра смутился, разозлился на нашу непонятливость, заторопился, стал перескакивать и возвращаться к сказанному. То и дело он произносил «э-э», «ме-е», «ну-у».

А у самого от натуги даже слезы на глазах выступили.

— Отставить! — решительно прервал отец. — Ты заговорил не по-людски. Мычание какое-то и блеяние.

Всем стало неловко за Юру и жаль его. Потом в кино сходил Шура. Он-то знал, что ему предстоит, и, наверное, по дороге домой собрался с мыслями, приготовился. Он рассказывал чуть лучше, чуть больше, но… кончил тоже плохо. Смешался, заторопился и окончательно застрял в дебрях мусорных слов.

Так у них продолжалось больше года. Ходили в кино по очереди и потом рассказывали. И как же хорошо научились говорить ребята! Заслушаешься.

А ведь уметь связно и легко говорить нужно вовсе не для того, чтобы потом про кинофильмы рассказывать. Кто хорошо говорит, хорошо думает! Для того, теперь я понимаю, и заставили Шуру с Юрой и фильмы пересказывать, и дневник вести.

Я-то этого не знал, просто собезьянничал. Но тогда не пожалел и теперь не жалею. Очень интересно вести дневник!

А радио?!

Тогда во всем городе было лишь несколько радиоприемников. Послушать радио ходили как на экскурсию. Да не просто послушать передачу, а только чтобы поверить в это чудо.

Ну не чудо ли? Человеческий голос и музыка звучат из черной изогнутой трубы. И это вовсе не граммофон, а так просто, по воздуху, прямо из Москвы, летят сюда музыка и человеческая речь. И слышно ведь, слышно! Из Москвы!

И вот случилось так, что мне и моему другу Лене Фельдшерову довелось своими глазами увидеть и даже потрогать радиоприемник. Сделал его студент, сын наших соседей.

Только приемник этот был слабенький. Радиопередачу слушали, надев на голову телефонные трубки — наушники. Тогда именно такие делались приемники. К ним не надо было ни батарей, ни электросети.

Нас с Ленькой только что приняли в пионеры. Мы рисовали красноармейцев в буденовках, двукрылые, этажеркой, аэропланы и космические ракеты с алым пламенем позади. Из круглых иллюминаторов ракет выглядывали человечки.

Тогда очень много говорилось и писалось о межпланетных полетах, звучал живой голос Циолковского…

Нет, это удивительно! Еще не в каждом городе было электричество, еще простой приемник был чудом, а люди уже всерьез мечтали о межпланетных путешествиях.

Мы, ребятишки, мечтали вместе со взрослыми, только смелее их. Может быть, поэтому радиоприемник студента не показался нам недостижимым чудом. Особенно после того, как увидели, что там, внутри.

В черном лакированном ящичке все было устроено проще простого. На картонный цилиндр плотными рядами намотана изолированная проволока. На крышке ящика, снаружи, привернут рычажок, похожий на согнувшегося человечка. Тонкой пружинкой он опирается на кристалл — детектор. Было тут два винта для антенны и заземления. И еще розетка для включения наушников — единственной покупной детали.

Под присмотром студента мы с Ленькой срисовали все это устройство, наметили черточками, что с чем соединено, и побежали домой. Надо ли говорить, что мы решили, ни много ни мало, сделать радиоприемник.

Нам очень не терпелось, и мы не стали мастерить и полировать ящик, а взяли обрезок неструганной доски и приступили к монтажу. Но, впрочем, сначала мы сделали кристалл — детектор, как научил студент. Положили в банку свинец и серу и расплавили на примусе. Кристалл вогнали в мамин наперсток! Сломанный ученический циркуль послужил рычажком, пружинку сделали из обрывка балалаечной струны.

Цилиндр склеивать тоже было некогда. Прикинув и так и эдак, взяли мы круглую картонную коробку из-под какао и намотали на нее провод от звонка. Не было у нас винтов для присоединения антенны и заземления, обошлись двумя шурупами.

Потом мы стали соединять все это медными проволочками. Нет, мы не припаивали, этого делать мы еще не умели, просто прикручивали, прижимали плоскогубцами.

Готово! Мы еще раз проверили, все ли «присобачено» как следует, потом посмотрели друг на друга и вроде испугались. Шутка ли, радио сделали.

А вдруг и в самом деле заговорит? Надо пробовать.

А это ведь тоже не шутка — пробовать радио!

Для начала расчистили место. Задвинули обеденный стол в угол, стулья вдоль стен поставили. Приемник наш водрузили посредине комнаты на полу.

«А как же антенна и заземление?» — спохватились мы.

Но и с этим справились быстро. Принесли с улицы несколько витков толстой ржавой проволоки и подвесили ее под потолком, протянув через всю комнату. А кусок железной трубы, вбитый в землю во дворе за окном, послужил заземлением.

Студента дома не было, но под честное пионерское, что мы ничего не испортим, нам с Ленькой дали наушники.

Вбежали мы в комнату, плюхнулись животами на пол, головами друг к другу. Лежим, от волнения сопим и думаем: «Радио сделали! Сейчас заговорит!»

Заговорит?!

Ну, знаете, это ведь мы все-таки играли в радио. Играть во все можно. И вот я надел наушники, поставил пружинку на кристалл и…

Что это?

Ленька как лежал на животе, так — вжик! — отъехал подальше и смотрит на меня испуганно. Он говорил потом: «Страшный ты стал, глаза у тебя вытаращились, нос побелел и загнулся вбок».