Когда Шива уснёт (СИ) - Валерина Ирина - Страница 30

— Нравится? Это мой проект — с отправной точки, с идеи начиная.

Эви перевела дыхание.

— Да, очень хорош. Представляю, как там… свободно. — Она сделала неопределённый жест ладонью, подбирая слова. — А… крыша всегда прозрачная?

— О, это по желанию. Я люблю, когда ночью звёзды в спальню заглядывают, вот дом и сохраняет настройки. Можно и полностью матовой делать, и даже имитацию любого материала включить. Варианты ограничены только полётом фантазии. Я надеюсь, ты привьёшь дому свои вкусы, и он станет ещё лучше. — Тад поднёс к губам её ладонь и нежно поцеловал кончики пальцев.

Эвика, увлечённая зрелищем, не отреагировала на ласку. Тадеаш предпочёл счесть это добрым знаком — до сих пор сигналы её тела говорили об отчуждении.

— Тад, а почему так далеко от моря? Почему не на побережье? Всегда мечтала жить прямо на берегу моря… — Она мечтательно улыбнулась, провоцируя в Тадеаше желание немедленно переселить её на берег ближайшего земного моря. Ну, как минимум.

— Видишь ли, тут дело в том, что раз в полгода несколько дней жить на побережье бывает опасно. Ребел, спутник Зимара, вращается по сильно вытянутой орбите и в перигее вызывает огромные приливные волны, которые заливают берега на приличное расстояние. Если бы я показал тебе дневную «картинку», ты бы сама заметила, что полоса отчуждения хорошо выражена — там свежая зелень, высоких деревьев нет, только молодая поросль. Конечно, при большом желании можно было бы строиться и на побережье, но траты на поддержание защитного поля в активном состоянии превысили бы все возможные пределы. — Заметив огорчение Эви, он продолжил чуть быстрее обычного: — Не огорчайся, любимая. У дома есть много обзорных площадок, технически не представляет проблемы «приблизить» любой вид в пределах… эмм… — Тадеаш задумался, пересчитывая в уме — … ну, ста километров. Детализация будет совершенно реалистичная, ты не заметишь даже. В безопасные периоды можно бывать на побережье сколько захочешь, это же секундное расстояние для инмоба. И вообще — я могу построить отдельный сезонный дом! Дорогая, да что угодно, только бы ты была счастлива!

Он привлёк к себе Эви, горячо надеясь, что теперь она отзовётся. Но, почувствовав, как мгновенно напряглось её тело, понял, что поторопился. Признаться, он уже исчерпал немудрящий запас идей для примирения, поскольку в прежние времена в таковых не нуждался. Поссориться с галмой невозможно, ведь они созданы не для споров с мужчиной. Опыт кратких размолвок с друзьями или даже яростных противостояний с конкурентами оказался бесполезен в таком деликатном деле, как выяснение отношений с — подумать только! — любимой женщиной. Да и что можно было выяснить, если Эви замкнулась в себе, похоже, вынашивая какое-то решение? Если бы она плакала, кричала, задавала вопросы — да пусть даже обвиняла! — он мог бы ответить. Он мог бы действенно реагировать. А тут… Тадеаш четко осознавал, что исход дела зависит от решения Эвики. И впервые в своей жизни не знал, что делать дальше.

Эви села в кресло, перечитала письмо и, решительно захлопнув книгу, подошла к нему вплотную, встала лицом к лицу.

— Тадеаш… или же теперь будет правильнее звать тебя Аш-Шер? Закрой, пожалуйста, это окно, портал — в общем, убери море и оставь меня одну. Я буду думать. У меня сейчас каша в голове и эмоциональный разброд, поэтому я приму успокоительное и лягу спать. Одна. Думаю, ты неплохо устроишься в гостевой комнате. А завтра — прошу тебя снять номер в гостинице. — Она в упор взглянула на резко побледневшего Тадеаша и добавила чуть мягче: — Я ещё ничего не решила. Но твоё присутствие будет мне очень мешать, пойми правильно. Мне нужно многое переосмыслить. Я непозволительно долго не думала.

Тадеаш не знал, спала ли в эту ночь Эви, но он точно не сомкнул глаз. Едва рассвело, собрал вещи, вызвал такси и, постоянно меняя маршрут, долго катался по пробуждающейся Праге, пока ещё свободной от машин. Таксист удивлённо косился на него в зеркало заднего вида, но вопросов не задавал, согреваемый лицезрением прирастающих цифр на электронном табло. Тадеаш чувствовал, как внутри разрастается шипастый ком потери и ворочается в груди, царапая недавно проснувшуюся душу. Мысль о том, что так болеть будет ещё долго, ввергала в уныние. Но ведь и это — мучительное, колючее, муторное — тоже часть любви? Наверное. Другая грань чувства. Нижняя точка синусоиды. Ниже некуда. Хотелось бы верить.

Проезжая подземный тоннель, горько усмехнулся своему отражению в стекле: «Добро пожаловать в реальность, демиург!».

…Как люди живут с этим?

Из дневника Эвики Н.