Когда Шива уснёт (СИ) - Валерина Ирина - Страница 28

«18. 06. 2000 г., Прага.

Однако, любое правило обязано иметь исключения — разумеется, лишь для того, чтобы его подтвердить. Мир элоимов устроен одним творцом, поэтому — воздай богу богово, но оставь человеку человечье. Во всякой иерархии есть не только верхушка пирамиды, которая на виду, но и немногочисленная правящая элита, предпочитающая оставаться в тени. Несколько древних родов ещё на заре основания элоимского общества объединились в Совет. Коллегиальное решение Совета имеет силу закона. Номинально любой инициированный элоим может входить в Совет, но фактически мы наблюдаем скорее преемственность поколений. Все мои предки были членами Совета, мой отец является им по сю пору, я состою в кандидатах на членство с правом участия в принятии решений. После смерти отца я приму членство, чтобы потом передать своему сыну. Члены Совета, равно как и кандидаты, обладают определенными привилегиями. Одна из них — право на генетически чистую яйцеклетку. Случаи рождения трибов год от года всё учащаются, и виной тому бесконтрольный забор яйцеклеток во времена Краха. Собственно, особого-то выбора и не было, отбраковывался только материал с генетическими заболеваниями. Стоит ли удивляться тому, что рождение полноценного элоима превратилось в лотерею? Но выбора по-прежнему нет. Для всех, кроме элиты.

Для меня наступает время великого стыда. Но если я умолчу или солгу, будет много хуже.

Когда я пришёл сюда, у меня не возникало мыслей о неэтичности происходящего. В общем-то, нет никакого криминала в том, чтобы увидеть мать своего будущего ребёнка. И даже в знакомстве с ней нет ничего страшного. И даже… Стоп. Дальше начинается очень личная территория.

Мне страшно, Эви. Я смотрю сейчас на себя твоими глазами и вижу чудовище. Значит, и ты будешь видеть во мне монстра. Прошу тебя об одном — дочитай до конца, а потом решай. Я предельно честен с тобой.

Да, как ты уже могла догадаться, за генетически чистыми яйцеклетками мы приходим к вам. В другой мир Эл Хима. Не очень давно — конечно, по элоимским меркам — мы открыли ваш мир. В буквальном смысле открыли — о существовании параллели мы знали изначально. Мне сложно объяснить, как именно это произошло, я не учёный, а демиург и умею всего лишь эффективно использовать научные открытия. Я технарь, по сути. Набор „волшебных заклинаний“, умелое взаимодействие с инмобами, базовые научные знания — вот и всё „чудо“. Ну, и ещё кровь рода, да. Кровь — великое дело.

Прости, я отвлёкся. В общем, как ты уже поняла, мы на Земле — гости не редкие. Наше пребывание здесь требует огромных затрат энергии — чужой мир, да и параллель ваша расположена выше Зимара, а любой подъём всегда тяжелее спуска. Чтобы пробыть с тобой этот месяц, я продал один из своих миров. Самый развитый, самый лучший. Не жалел ни минуты. Я бы продал всё, чем владею, за возможность остаться с тобой на Земле — но это невозможно.

До встречи с тобой я не думал, что наши действия аморальны. В конце концов, у каждой фертильной женщины есть около тысячи яйцеклеток, что стоит утрата одной из них? Процесс изъятия давно отлажен, он проходит безболезненно, а после сеанса внушения женщины, как правило, ничего не помнят о произошедшем. Сбои исключены. Ваши врачебные базы данных дают нам возможность подбирать оптимальные сочетания генов, поэтому дети элиты всегда проходят тест творца.

У меня была задача, которая требовала эффективного решения — и я имел возможность её решить. Я пришёл сюда за сыном. А нашёл — тебя.

Мне показали твою голограмму. „Роскошная галма“, — подумал я, разглядывая твоё изображение. Тогда я ещё не понимал, что ты — женщина. Что ты такая же, как я. Что ты — целый мир. Что ты — больше мира. Прости меня.

Конечно, я дал согласие. Да и кто бы отказался соединить с тобой свои гены? Подготовка тебя и последующее изъятие яйцеклетки не заняло бы много времени — неделя-другая от силы. Тем более в Праге, где время, как мы уже знаем, живёт по своим законам.

А потом, Эви, я сделал то, что является причиной и стыда моего, и большой радости. Я пошёл на прямое нарушение запрета. Мы не должны знакомиться с вами лично. Но я же сын влиятельного члена Совета, а любое правило не работает без исключения — и прочее бла-бла-бла. Конечно, когда о моём проступке стало известно, я был оштрафован, но это так, скорее формальность, соблюдение протокола, нежели наказание. Да, я хотел переспать с тобой. Ты очень красивая женщина, думаю, моё желание поймут все мужчины. Да, я хотел воспользоваться ситуацией. Да, это низкий поступок, но тогда мне не было стыдно. Я спал тогда, Эви. Ты меня пробудила. Стыдно мне стало чуть позже, когда я понял, как выгляжу в твоих глазах. Я понял, что хотел поиграть тобой, как прежде играл галмами.

А за всё, что было дальше, мне не стыдно. Ни в одном моём слове или действии, направленном на тебя, не было и не будет ни умысла, ни корысти. Впервые в жизни — а живу я уже немало — я настоящий. Я с тобой — настоящий. Живой.

Эви, я хорошо понимаю, что ты сейчас чувствуешь. И мне тоскливо. Эта тоска — всего лишь тусклая тень той беспросветности, в которую я погружусь, если ты, после прочитанного, мне откажешь. Но я приму любое твоё решение.

P. S.: друзья называют меня романтиком. Да, по-своему они правы — я излишне чувственный для эффективного функционала. Впрочем, мои эмоциональные потребности не мешают делу, я давно научился разделять свою жизнь на два параллельно текущих потока. Возможно, поэтому вечера вне дела еще тоскливее. Отец винит в моей эмоциональности гены матери, которой я никогда не узнаю. Если честно, то я рад быть похожим именно на неё.

Эви, если ты, несмотря на мои признания, всё ещё читаешь это, у меня появляется надежда. Но сегодня, сейчас, мне страшно представить, что всё может сорваться, если я не смогу правильно донести до тебя свои мысли и чувства.

Я пишу это письмо, а ты ворочаешься во сне. Похоже, тебе снюсь я, и зовёшь меня: Тадеш, Тадеш.

Иду к тебе, радость моя. Пожалуйста, не переставай меня звать, иначе я опять потеряюсь.

Люблю тебя.

Время снять маску.